Эхо великой песни - Дэвид Геммел Страница 23

— Тебе это пришлось по вкусу, Тиа, — вот что его обидело.

Софарита всматривалась в лицо матери, ища хоть чего-то, что говорило бы «я не это хотела сказать», но ничего не находила.

Она снова попробовала встать — на этот раз успешно — и прошла к маленькому овальному зеркальцу рядом с кроватью.

Правый глаз заплыл, на щеке багровел кровоподтек. Она вышла на улицу и направилась к домику, где они жили с Верисом.

Там она достала из сундука свои сбережения — двадцать шесть серебряных монет в полотняном мешочке. Повесила мешочек себе на шею, спрятав под белым платьем, и уложила в котомку свое второе платье. Черная лошадка Вериса стояла в конюшне за домом. Софарита наскоро собрала еду: ковригу свежего хлеба, ломоть зажаренного в меду окорока, завернула в муслин кусок сыра и пошла седлать лошадь. Она долго возилась с уздечкой, но в конце концов справилась.

До Эгару тридцать миль — засветло туда не добраться.

Она взяла в кухне охотничий нож Вериса с длинным кривым лезвием и рукояткой из оленьего рога, прицепила ножны к поясу и надела черный плащ с капюшоном.

Верис научил ее ездить верхом. Софарита выехала на главную улицу деревни, ведущую к воротам.

Бекар выскочил из своего нового дома, крича, чтобы она остановилась, и Софарита повернула лошадь.

— Куда это ты собралась? — загремел отец. На улице стала собираться толпа.

— Туда, где порядочных женщин не вынуждают ложиться с чужаками, — громко и звонко ответила Софарита. — Туда, где отцы не отдают своих дочерей первому встречному с мечом на поясе.

Бекар побагровел:

— А ну слезай, пока я сам тебя не стащил.

Софарита не спеша достала из ножен охотничий нож.

— Если подойдешь, убью.

Бекар стоял, хлопая глазами, на виду у односельчан. Софарита не испытывала к нему жалости.

Его могучие руки повисли так, словно вся сила ушла из него.

— Прости меня, Тиа.

— И ты меня.

— Останься с нами. Я заглажу свою вину, и мы снова будем друзьями.

— Не будем мы друзьями, потому что никогда больше не увидимся.

Софарита выехала за ворота и двинулась на запад, где садилось солнце.

Вирук ехал вдоль Луана несколько часов, но вражеских всадников не встретил, и ему стало скучно. На том берегу стояли глинобитные хижины грязевиков. Эти туземцы размножаются, как вши. Будь на то воля Вирука, он привел бы сюда войско и стер бы их с лица земли. Слишком много людишек развелось в этом краю — пора прореживать.

Подвижники толкуют о переселении племен — это, мол, вызвано обледенением, которому подверглось больше половины планеты. Северные племена, чтобы выжить, движутся на юг, южные кочуют на север.

Никаких урожаев не хватит, чтобы прокормить всех.

Близились сумерки. Низкорослый конек устал и спотыкался, когда Вирук поднялся на последний холм перед старым каменным мостом. Река здесь сужалась. Вирук спешился и стал наблюдать за окрестностями — авось удастся еще хоть кого-нибудь убить, — но никого не было видно.

Потом показался старик, ведущий двух волов, запряженных в тяжело нагруженный фургон. В повозке сидел ребенок с золотистыми кудряшками. Колеса загрохотали по мосту. Невелико удовольствие убить такого старикашку, но лучше мало, чем ничего. Вирук сел на усталого конька и поехал вниз.

Старик не сразу заметил его, а когда заметил, то помахал и приветливо улыбнулся:

— Добрый вечер, господин.

— Добрый, — сказал Вирук. На старике был длинный кафтан из темно-синего бархата, седые волосы на лбу придерживал золотой обруч с вкраплениями янтаря. — Скажи-ка, любезный, кто позволил тебе разъезжать по аватарским землям?

— Я торговый человек, господин. Везу десять бочек хорошего вина подвижнику-маршалу и имею грамоту с его собственной печатью, разрешающую мне проезд. Хорошо, что вы мне встретились, господин. Боязно ехать — времена-то нынче тревожные.

Вирук спешился.

— Покажи мне свою бумагу. — Старик достал пергамент, и Вирук рассмотрел его — пропуск был подлинный.

— Конь у вас устал, господин, — заметил старик. — Не угодно ли сесть в повозку? Сиденья у меня удобные, а внизу лежит бутыль с вином. Уверен, что напиток придется вам по вкусу.

Вирук смотрел на него и представлял, как застынет улыбка на его губах, когда кинжал перережет его тощую шею. Аватар еще немного поиграл с мыслью зарезать торговца, но воздержался. Если убить его, придется править волами всю дорогу до города, сидя позади их широких задов. Один как раз в это время уронил навоз на дорогу, и вонь пошла страшная.

— Ладно, трогай. — Старик повел упряжку дальше, а Вирук привязал коня к заду повозки и залез внутрь. Ребенок, Девочка лет семи, улыбнулся ему.

— А у тебя волосы синеют.

— Если будешь приставать ко мне, малява, оторву тебе ногу И отколочу тебя ею до смерти.

— Так нехорошо говорить, — с веселым смехом пожурила его девочка.

Вирук нагнувшись, нашарил бутыль с вином.

— В ящике под сиденьем есть медные кубки, — крикнул ему старик.

Вирук вытащил кубок, отколупнул воск с горлышка и налил. Вкус вина, вопреки ожиданиям, приятно удивил его, изменив настроение к лучшему.

— Почему у тебя волосы синие? — не унималась девочка.

— Потому что я бог.

— Нет, правда?

— Правда.

— А чудеса ты умеешь творить? Можешь вернуть слепому зрение? Или оживить мертвого? А знаешь, почему волу не надо заднее место подтирать?

Вирук допил вино и снова наполнил кубок. Старик взобрался на козлы рядом с девочкой.

— Их надо было перевести через мост, господин. Они не любят шума воды.

— Он говорит, что он бог, батюшка, а про волов не знает.

— Тише, дитя. Не докучай господину своей болтовней.

— Сдаюсь, — сказал Вирук. — Почему волу не надо подтирать заднее место?

— У него две кишки: одна наружная, другая внутренняя.

Внутренняя вылазит наружу и… как это…

— Втягивает, — подсказал старик.

— Втягивает лишнее обратно внутрь. Вот грязи и нету.

— Я унесу это с собой в вечность, — сказал Вирук.

— Ну так что, умеешь ты оживлять мертвых?

— Скорее наоборот, — смакуя вино, ответил Вирук.

— Как это — наоборот?

— Этот господин — воин, Шори. Он защищает нас от недобрых людей. А теперь помолчи. Забирайся в свой уголок и поиграй там.