Когда запоют мертвецы - Уна Харт Страница 23

– Ты уверена? – несколько раз переспросил он.

Диса не догадывалась, как брату самому хотелось убежать от этого нового знания. Бьёрн осваивал взрослое ремесло с усердием и недурной хваткой, но некоторые вещи оставались для него неприкосновенными. Брак родителей относился к их числу. В их поселке не случалось разводов последние десять лет, а об изменах, если те случались, старались не говорить вслух. Снова и снова Бьёрн пытался заставить Дису взять свои слова назад, передумать, усомниться в увиденном. Но она не могла облегчить его ношу. Теперь и он стал частью этого постыдного секрета.

Оба разошлись как чужие. Общая тайна не сплотила брата с сестрой, а словно разделила. Диса чувствовала исходящую от Бьёрна обиду – не на мать, а на нее, за то, что не сумела удержать язык за зубами и вывалила на него правду, к которой он не был готов. Никто из них не знал, что делать.

А к обеду вернулся отец. Он был весел и привел в поводу нового коня в подарок Дисе. Невысокую мохнатую лошадку цвета свежевысушенного сена девочка назвала Вереском и пообещала пабби, что будет любить и заботиться о ней. Ей не хотелось смотреть, как матушка приветствует пабби, поэтому она увела нового питомца в загон, задала ему корм и отчистила выпачканные дорожной грязью бока и бабки.

За время поездки отец окончательно отошел от своего мрачного настроения. Когда, поддавшись любопытству, Диса выглянула из загона, то увидела, как нежно он обнимает матушку и целует Кристин. С крыльца своего дома за семейным воссоединением наблюдал Гисли. Лицо у него было совсем пустое.

За ужином пабби спросил Дису, наклонившись к ее уху, почему Бьёрн такой хмурый. Та только пожала плечами. Рядом с отцом ей было спокойно и сонно. Она предпочла бы, чтобы он больше не уезжал и они с матушкой не ругались. Ночью до нее донесся разговор родителей:

– Хельга, ты совсем не соскучилась?

– Соскучилась. Просто столько дел перед Рождеством, Маркус, я на ногах не держусь.

– А тебе и не надо держаться…

Затем последовала возня и тяжелое отцовское дыхание. Диса отвернулась к стене и накрыла голову подушкой.

* * *

За два дня до Рождества случилось нечто тревожное. Бьёрн ни на шаг не отходил от отца: они чинили вместе полозья, ткали вадмель и кормили овец. В тот день они как раз ушли выбирать овцематку, которую предстояло зарезать к Рождеству, а Диса побежала на свое место на берегу, где обычно встречалась со скельяскримсли. Но его там не было, как не нашлось и остатков трапезы: чаячьих перьев или рыбьих голов, которые чудище почему-то всегда бросало нетронутыми.

Все утро Диса провела на берегу, но зверя так и не дождалась. Зато на отмель вынесло здоровенный ствол дерева с торчащими во все стороны ветками. Девочка понеслась домой, чтобы сообщить о находке пабби, и встретила того в конюшне. Он ничего не делал, просто стоял перед стойлом Вереска, обхватив себя руками и глядя прямо перед собой. Лицо у него покраснело, и когда Диса подошла ближе, то почувствовала исходящий от отца запах браги. То ли она подошла так тихо, то ли Маркус был настолько погружен в свои мысли, что не заметил дочери. В ответ на оклик он вздрогнул и выругался.

– Я нашла бревно на берегу, – сообщила она. – Это же наш берег, так что и бревно наше.

Маркус смотрел на дочь не мигая, потом переспросил, в чем дело. Мозг его, когда он был пьян, размягчался. Диса терпеливо повторила все то же самое, но лицо пабби так и осталось безучастным и скучным.

– Нравится тебе лошадка? – наконец спросил он.

– Да.

– Это хорошо.

Оба помолчали, удивленные возникшей между ними неловкостью. Потом пабби перевел взгляд на Дису и смотрел очень долго, как будто за время отсутствия отвык от ее лица. Протянул руку и большим мягким пальцем поковырял щеку.

– Тут грязь…

– Это родинка.

– О как! Всегда была?

– Вроде всегда.

Откуда ей знать, всегда ли с ней была эта родинка? Она видела свое отражение только в ведре воды и не то, чтобы много разглядела. Даже не знала, красивая она или нет. Вот Кристин, та часто спрашивала у матушки: «А я красивая?» Хотя полагалось отвечать, что красота женщины в благочестии, матушка всегда говорила: «Да». Диса же не назвала бы сестру красивой. Уродиной та, впрочем, тоже не была, но мамино «да» все равно было враньем.

– Ну как, выбрали овцематку? – спросила Диса.

– Барана выбрали, – ответил отец и усмехнулся, но больше ничего не сказал.

* * *

Все равно забили почему-то овцу. Накануне рождественской ночи матушка вымела каждый уголок в доме, чтобы не осталось ни соринки. Арни, все еще слабенький и вялый, все-таки перестал кричать и наконец стал наедаться. Хельга увидела в этом добрый знак. Торговцы уехали с одеждой, которую вся семья вязала весь рождественский пост, а из оставшегося каждому досталось по обновке. Диса получила новые ботинки из рыбьей кожи и приятную телу кофту, так хорошо связанную, что в ней было уютно, как в одеяле.

– «Дети должны получить кусочек хлеба на Рождество», – напевала мама, метя пол, и ласково подмигивала Тоурдис.

Девочка уже знала, что их семья гораздо богаче остальных в деревне, поэтому по праздникам у них всегда бывал хлеб из ячменя, а на кухне в большом котле булькал наваристый мясной суп. Ароматный дым взлетал под крышу и утекал в узкий дымоход. Арендаторы и батраки будут довольствоваться куропаткой, а хозяевам достанется парная баранина. Старая кухарка ловко заплетала тесто в причудливые косы, обваливала их в миске с жиром и отправляла на раскаленный камень.

Когда Диса была маленькая, она любила готовить лиственный хлеб: тесто следовало раскатывать так тонко, чтобы сквозь него можно было рассмотреть огонек в очаге. Но это у девочки никогда не получалось: либо лепешка была чересчур толстой, либо рвалась. Взглянув на Дису из-под надвинутого на лоб платка, кухарка внезапно что-то вспомнила, обтерла руки о фартук и придвинула к девочке корзину.

– Вот, это надо снести пастору. Матушка твоя велела.

Диса упрямо спрятала руки за спину. Ничего она нести не собиралась! После того случая преподобный Свейнн ни разу не приходил к ним в дом, но, когда она спросила об этом у матушки, та неохотно ответила, что он занят подготовкой рождественской службы. Хранит ли он в душе обиду на тот случай, Дисе было неизвестно.

– Давай-давай, – поторопила кухарка, подталкивая к ней корзину. – Да его поди дома нет, там только Тоура. Ее-то ты не боишься? Нехорошо перед таким праздником со священником в ссоре быть!

Когда Диса набросила плащ и вышла за дверь, матушка даже не поинтересовалась, куда она направляется, как не осведомился об этом и Бьёрн, которого она встретила на туне. Преподобный Свейнн и его жена жили недалеко от церкви, чьи окна смотрели на море. День был ветреным, но снег почти растаял, так что ноги не скользили, а хлюпали. Обнажились черные прогалины, которые ночью будут выглядеть как бездонные колодцы.