Долина каменных трав - Владимир Прягин Страница 22

Супруга ожидает меня в столовой - сидит, надменно выпрямив спину, и постукивает холёными ноготками по накрахмаленной скатерти. Настроение у меня стремительно портится - сам факт того, что моя дражайшая половина встала сегодня в такую рань, да ещё и спустилась к завтраку, уже тянет на аномалию в локальном масштабе. Мы, по негласной договорённости, прокладываем наши маршруты в доме с таким расчётом, чтобы встречаться как можно реже; существуем, по сути, в параллельных пространствах. Что могло заставить её нарушить этот обычай?

Она моложе меня на добрые четверть века, и сейчас ей всего лишь под пятьдесят. Тщательно следит за собой - собственно, это, по-моему, и составляет главное содержание её жизни, - благодаря чему не утратила хищную красоту, которой наделена от природы. Даже сейчас, когда кроме меня и слуг никто не может её увидеть, она, подкрашенная и умело припудренная, выглядит как на элегантном журфиксе; сесть умудрилась так, чтобы свет из окна ненароком не подчеркнул те редкие возрастные морщинки, которые (я констатирую это с некоторым злорадством) уже не спрячешь косметикой.

- Доброе утро, Александр, - произносит она бархатистым голосом, - как твоё самочувствие?

- Благодарю, Полина, - я позволяю себе усмешку. - Моё самочувствие - примерно на том же уровне, что и полгода тому назад, когда ты в последний раз интересовалась этим вопросом.

Она спокойно кивает, словно не заметила шпильку, и приступает к трапезе. На тарелке перед ней - стебли зелёной спаржи, сохранившие весеннюю свежесть с помощью кулинарных чар; мяса она не употребляет, будучи непоколебимо уверена, что от него портится цвет лица.

Я женился на ней тридцать лет назад, когда подобрался к пику своей карьеры, а именно - получил солидную и хлебную должность при канцелярии императорского наместника; моё самомнение развернулось тогда как павлиний хвост, широко и ярко. Я полагал, что, достигнув таких успехов, имею право на всё самое лучшее, в том числе в матримониальном плане. Не скажу, что влюбился в Полину с первого взгляда (я ведь к тому моменту был уже, мягко сказать, не юн, да и вообще романтизмом не отличался), но внешне она, на мой вкус, затмевала всех конкуренток. К тому же её отец, несмотря на древность и знатность рода, был не так богат, как ей бы хотелось, и отдавал себе отчёт в том, что моё сватовство - вариант практически оптимальный и на большее рассчитывать не приходится. Поэтому всё, как говорится, сладилось, и я стал счастливым мужем великосветской (если, конечно, это определение применимо к реалиям нашего заштатного края) стервы с идеальной фигурой.

- Александр, - говорит она, отставляя тарелку, - я хотела бы обсудить с тобой один насущный вопрос.

- Вот как?

- Да, он тебя наверняка заинтересует. Ты получишь возможность сделать важное и полезное дело, которое к тому же развеет твою хандру.

Это её излюбленная манера - преподносить всё так, будто она своими капризами делает мне великое одолжение, но я, давно изучивший эти уловки, не веду даже бровью.

- И о чём же речь, позволь уточнить?

- Видишь ли, я вчера общалась с Танечкой Полежаевой. Ты её должен помнить, я вас как-то знакомила. Ну и вот, её младший сын учится в университете, перешёл на третий семестр, и у него есть дар, но овладеть этим даром правильно почему-то не получается. Мальчик мучается, профессора разводят руками...

- Полина, - я утомлённо морщусь, - только не рассказывай мне, что пожалела бедного мальчика. Давай хотя бы друг перед другом обойдёмся без лицемерия. Или говори прямо, или я ухожу - у меня дела.

- Хорошо, скажу прямо, - её ноготки опять выстукивают нервную дробь. - Сложилась довольно глупая ситуация. Татьяна обратилась ко мне прилюдно, хотя обычно такие вещи обсуждают с глазу на глаз. Отказав ей, я выставила бы себя в невыгодном свете, поэтому пообещала помочь...

- Это твои проблемы. Я не обещал ничего.

- Александр, я знаю - ты меня ненавидишь...

- Ты себя переоцениваешь.

- Ладно, я тебе безразлична. Но я прошу тебя - посмотри на этого мальчика, подскажи ему что-нибудь. Буду тебе очень благодарна.

Я не верю своим ушам. Жена просит? Не требует, не предъявляет ультиматум, не упрекает, а действительно обращается с просьбой? Надо взять красные чернила и обвести на календаре эту дату...

- Хорошо, пригласи его. Я взгляну, но никаких позитивных сдвигов не гарантирую.

- Спасибо.

Она встаёт и проходит мимо меня к двери; юбка из тонкой ткани целомудренно прикрывает колени, но при этом так облегает бёдра, что любое невиннейшее движение воспринимается как эротический танец. Раньше при виде этой картины у меня перехватывало дыхание, и я готов был выпрыгнуть из штанов, но времена меняются; всё под лунами преходяще - даже похоть, казавшаяся фундаментальной константой.

Допив чай, я тоже выбираюсь из-за стола - пора ехать.

Киваю камердинеру Якову, и тот почтительно подаёт мне сюртук. Глаза у Якова помаргивают, слезятся, словно возможность прислуживать мне сегодня растрогала его до предела, но это, разумеется, чушь; он просто дряхл - дряхлее даже меня. Пожалуй, именно это последнее обстоятельство, а не мифическая сентиментальность, является причиной того, что я до сих пор не заменил его кем-то порасторопнее: меня греет мысль, что я - не самый старый пень в этом доме.

Я заранее велел запрячь лошадей, и рессорная коляска с дутыми шинами ждёт меня у крыльца; редкие капли дождя срываются с неба, которое обрело приятную серость. Я усаживаюсь, и кучер плавно трогает с места - он прекрасно осведомлён, что хозяин не любит резких движений.

Экипаж катится по улице. Брусчатку успели подмести на рассвете, но на газонах кое-где попадаются одинокие пожухлые листья, сбитые с веток первой сентябрьской непогодой. Влажно чернеют кованые решётки оград, за которыми всё ещё сонно дремлют дома в два-три этажа с пилястрами, портиками и лепниной на широких фронтонах; лепнина эта, по большей части, образует замысловатый орнамент, обрамляющий фамильные гербы с разнообразным зверьём. Здесь обитают богатые дворянские семьи.

Выехав на набережную, коляска сворачивает направо - я предпочитаю этот маршрут, хотя путь по обычным улицам занял бы меньше времени. Спешить мне некуда, и дело тут, конечно, не в праздности - просто я всегда выезжаю вовремя, чтобы исключить малейший риск опоздания; моё реноме педанта и болезненно пунктуального человека слишком долго формировалось, чтобы теперь пустить его прахом.

Мокро дышит река, и я лениво любуюсь ею; мы подъезжаем к неприметным воротам, за которыми начинается закрытая территория. Бумаги предъявлять не приходится - стражник знает меня в лицо; почтительно кивнув, он пропускает нас за ограду. Мало кто из живущих в городе удостаивается чести попасть сюда, а уж тем более - наведываться более или менее регулярно, но я-то как раз принадлежу к меньшинству. Впрочем, здешний ландшафт - ухоженный парк со старыми вязами и подстриженными кустами - выглядел бы вполне заурядно, если бы над деревьями не возвышались башни оттенка кофе со сливками, служащие резиденцией наместнику императора, графу Непряеву.