Когда возвращается радуга. Книга 2 - Вероника Горбачева Страница 21

— О, нам нисколько не тесно! — живо возразила Ирис. — Госпожа Аннет такая приятная особа, ничуть не занудная, и нисколько не утомляет! К тому же, она пока слаба, и хорошо бы приглядеть за ней эти несколько дней, что нам остались в пути. Если только…

Даже сквозь вуаль видно было, как она побледнела.

— Август, с ней ведь не будет ничего… нехорошего? Аннет и впрямь никак не связана с этими отвратительными пиратами?

— Ну, что ты, Ирис-ханум! — как-то чересчур торопливо возразил консул. — Аннет де Клематис — несчастная жертва! Открою тебе по секрету: за неё с сыном обещали богатый выкуп. Но… не могу раскрыть пока всех обстоятельств, скажу одно: этим «джентльменам удачи» поступил срочный приказ — пойти к османским берегам, а там, волею хитрюги-судьбы, они угодили в самый шквал, да под таранный удар нашей шебеки. Спасение, порой, приходит к узникам с той стороны, откуда и не ждёшь.

— Постой, а ты-то откуда всё это знаешь?

Дипломат отвёл глаза.

— Думаешь, всё это время выловленные христиане скучали в судовом карцере? Конечно, капитан их допросил — о том, кто они, куда и с какой целью направлялись… Поначалу они представились испанцами, но, сразу видно, не подумавши: бриттский акцент никуда не денешь. Да ещё сплели достоверную сказочку о богатой купчихе, которая их наняла, чтобы доехать к мужу в Эдирне… Но в самом разгаре их вранья случилось некое обстоятельство, на которое наши актёры не рассчитывали. Наш судовой лекарь, что вместе со мной присутствовал на допросе в качестве переводчика, узнал главаря, Дика Дрейка, братца небезызвестного Моргана Дрейка. Лет пять тому назад дражайший Серхим служил на флагмане под командованием самого Барбароссы Хайреддина-паши. Тогда захватили и повесили весь экипаж Дрейка-младшего, а его самого били плетьми — и хотели отвезти на суд султана: у того имелся изрядный счёт к обоим братьям. Но каким-то образом негодяй сбежал в открытом море, где ни одного клочка земли, и скрылся от наказания. Хвала Всевышнему, острый глаз уважаемого Серхима не подвёл; да и на груди у дурака-капера его имя вытатуировано дюймовыми буквами. Даже свести не догадался, болван. И на спине метки остались…

Перехватив ошеломлённый взгляд, Бомарше понял, что сболтнул лишнего.

Глаза девушки округлились.

— Как — на спине? — шёпотом переспросила. — Его что, разде… раздевали? Их пытали?

Дипломат вздохнул.

— Ох, крестница… Не забудь: на военном корабле мы сами как на войне. Если есть подозрение, что выловленные из воды — каперы… Никто не любит пиратов. А человек военный, такой, как Джафар-паша, привык добывать сведения быстро и эффективно, потому что от его оперативности порой зависит жизнь тех, за кого он отвечает. Конечно, их не особо… пытали, но и не церемонились. Тем более, после опознания. Обыскали, нашли несколько интересных бумаг, почти не попорченных водой, и тогда допросили уже всерьёз.

Он умолк.

Ирис сглотнула. И невольно оглянулась. Показалось, что среди розовеющих парусов закачались грязные силуэты повешенных.

— Да на вёслах они сейчас, — с досадой бросил Бомарше. — Что ты, в самом деле, считаешь капитана таким извергом? В наш просвещённый век никто не вздёрнет человека без суда и следствия. Особенно, когда…

«… восемь гребцов захлебнулись во время шторма», — едва не проговорился.

— … каждая пара рук дорога. Пусть поработают. И до Марселя, и обратно, до Константинополя. Глядишь, тем, кого приговорят к каторге, зачтётся часть отработанного времени… Ирис-ханум, не стоит жалеть убийц и грабителей.

Девушка опустила голову.

— Да, знаю.

Рассвет вдруг показался тусклым, растеряв половину красок.

— Эфенди не прятал меня от жизни, напротив: хотел, чтобы я знала, что творится за пределами нашей садовой ограды. «Нельзя всю жизнь отсидеться в раковине, как рак-отшельник», — говорил он. — «Мир надо принимать, каков он есть». Но одно дело — услышать, что где-то там, не на твоих глазах кого-то лишили жизни, и другое — знать, что, возможно, прямо над твоей головой, прямо сейчас…

Невольно они оба посмотрели вверх, на реи, несущие тяжёлые, надутые ветром полотнища.

Бомарше потёр запястье. Шрам, оставшийся после отращивания кисти, при перемене погоды и климата напоминал о себе нытьём.

— Рассказать, как пираты обращаются с пленными? Какие пытки применяют? Что делают с женщинами? Как высаживают своих же, осуждённых за любой проступок, на крошечный остров, без клочка зелени, затапливаемый дважды в сутки приливом? Как закапывают на берегу по шею в мокром песке и оставляют, пока их не объедят крабы или не накроет волной?

— Не надо.

Ирис сглотнула.

— Мне… рассказывала Аннет. Её они не трогали, но замучили двоих заложников, просто так, для острастки, чтобы не вздумала бежать. Иначе догонят и сделают то же самое с сыном… Послушай, Август, — Ирис тронула франка за руку. — Кто она такая? Она лишь назвала себя — и тотчас разрыдалась, а я успокоила её, как могла. Но видела, как ты на неё смотрел! Ты ведь узнал её, да? Почему ты тогда так быстро ушёл?

Бомарше так и зарделся.

— Ирис-ханум! Неужели ты не понимаешь: дама была практически… не одета, я не хотел её смущать. Да, я её узнал, скрывать не стану. М-м-м… Маркиза де Клематис, но вряд ли что тебе скажет её имя, пока ты не знакома со светской верхушкой. Впрочем, мы были всего лишь представлены друг другу, но я встречал её в таких… э-э… высоких кругах, что хорошо запомнил. А вчера, увидав, был поражён до глубины души. Нет потрясён! Ведь несколько лет назад она таинственным образом исчезла, все считали её погибшей, и вдруг я вижу её живой и почти невредимой, и с чудесным сыном! Я просто глазам своим не поверил. А мальчик, мальчик, так удивительно похож на отца…

Батистовым платочком Бомарше поспешно промокнул испарину на лбу. Пробормотал:

— Это просто невообразимо. Если бы ты знала, Ирис-ханум, как в своё время её разыскивал…э-э… супруг, как горевал… Впрочем, трудно было что-то тогда прочесть по его мужественному суровому лицу, но я-то догадывался…

— Так он не знает? — едва ли не в ужасе вскричала Ирис. — Не знает о сыне? О том, что жена жива? Надо известить его немедленно!

— Тс-с… — Бомарше на всякий случай оглянулся. — Скажу тебе по секрету: дело это тонкое и политически чрезвычайно важное. Замешаны такие лица, что как бы… не оказать нашей гостье медвежью услугу. Есть у меня подозрение, что она и в переплёт-то угодила из-за того, что столкнулись интересы высокой политики. Тут надо действовать тонко. Дипломатия, душа моя, руководствуется порой одним принципом с медициной: «Не навреди!» А посему — доверься мне и молчи, молчи, заклинаю всеми святыми, мусульманскими и своими! Хорошо?

Его «крестница» растеряно кивнула:

— Не совсем поняла, но… хорошо. Но ты потом расскажешь, встретятся ли они?

— Непременно. Однако ради этой встречи я сперва должен узнать в подробностях, что же случилось с… маркизой, и от кого ещё, возможно, нам придётся её скрывать, дабы это семейство, наконец, воссоединилось. Но тебя она не знает, а со мной одним может быть более откровенна, потому-то, скажу откровенно, я и уступаю ей свою каюту. Бедняжке нужно осознать, что она, наконец, не под замком, а в собственных апартаментах, но главное — рядом нет чужих ушей. Вот тогда-то я её разговорю — и решу, как дальше поступить.