Когда возвращается радуга. Книга 2 - Вероника Горбачева Страница 20

— Что ж…

Повисла долгая пауза. Его величество якобы размышлял. Затем благосклонно кивнул.

— Ваши мотивы понятны, сударыня. Более того — я принял их близко к сердцу. А потому — вот вам моё королевское слово: в случае, если вы с сыном осиротеете до его совершеннолетия — опекуном вашего семейства я назначу…

И добавил, глядя прямо в глаза прелестнице, чтобы ничего не упустить:

— Себя лично. Думается, это самый лучший вариант.

Кажется, дама едва не задохнулась.

Лишь выдержка и закалка, приобретённые в преодолении множества интриг, позволили прелестной авантюристке не отшатнуться. Король готов был поклясться, что правая ручка дамы дёрнулась не за платочком, утереть слёзы умиления и радости, а чтобы влепить ему полновесную затрещину. Хочется — да нельзя-с. Король, как-никак, хоть и с мужицкой мордой.

— О, благодарю, Ваше величество, — прошептала прелестница, собрав остатки воли в кулак. — Но… у вас столько забот, столько государственных дел… Почему не… Филипп?

А глаза так и метали синие молнии: «Почему не Филипп?..»

Король развёл руками.

— Потому что, насколько мне известно, к тому времени граф Филипп де Камилле будет обременён собственным семейством. Ведь в скором времени он женится. И, конечно, уже лет через несколько будет весьма озабочен судьбой и имуществом, сберегаемым для собственных наследников, куда уж заниматься чужими. А мне… как образцовому монарху, не впервой брать на себя заботу о подданных; одним больше, одним меньше… Смиритесь, сударыня.

И это «смиритесь» относилось вовсе не к возможной предстоящей опеке.

Просительнице оставалось лишь присесть в очередном реверансе и молча, словно не находя слов от переполнявшей её благодарности, покинуть кабинет.

Генрих устало опустился в кресло и потёр лицо ладонями.

— Вот теперь пусть бесится, сколько хочет.

С шорохом откинулась дубовая панель стенной обшивки. И в кабинет шагнул ещё один король… как могло бы показаться стороннему наблюдателю.

— Это она и есть? — только и спросил.

Даже голос был тот же, неотличимый.

— Она. Трижды вдовица, которой не терпится стать вдовой четырежды. Видал, до чего додумалась? — Король мотнул головой вслед убравшемуся прелестному созданию — Разъярена, как тысяча диких кошек, но политес соблюдает. Лишь бы себя не выдать…

— Думаешь, на этом успокоится?

— Да ты что, Мастер Жан? Этакие стервы, пока свой кусок не сожрут, перекусают всех вокруг… У нас есть ещё время, пока она будет собирать сведения о возможной сопернице. Не стерпела, ушла, даже имени невесты не спросила, теперь наверняка локти кусает, а время-то идёт… Вот что, кузен, поезжай-ка ты в Эстре. Побудешь пока инкогнито, хотя в случае необходимости можешь назваться и мною; последи там за нашей гостьей, обезопась, когда начнут вокруг неё вертеться люди графини. А наверняка начнут, рано или поздно та её вычислит. В Эстре Ирис Рыжекудрая проведёт не меньше месяца, потом пожалует сюда, к тому времени Филипп должен её очаровать, тут-то мы их и обвенчаем. За это время мои шпионы из Камю, разузнают, что творится в замке, и если впрямь выяснится, что со здоровьем у графа нелады не просто так — возьмём за горлышко эту сильфиду.

— Думаешь, травит мужа?

— Не исключено. Или травит, или втихую балуется магией, причём тёмной. Нужны доказательства, а их пока что недостаточно — ни для монастыря, ни для костра.

— Даже так?

— А ты, Мастер Жан, не покупайся на невинные глазки и дрожащие губки. Да что я тебе говорю, ты сам вместо меня от скольких таких отбивался, и до сих пор жив и даже не окольцован. А всё почему?

Жан Дюмон-Валуа, кузен короля и его тайный двойник, вздохнул:

— Потому, что в прошлом у нас у каждого своя…

— … сильфида, — завершили мужчины хором. И невесело усмехнулись.