Полураспад - Александр Зорич Страница 20

Мы, конечно, лечились… С курорта на курорт… Благо деньги у нас были… Толик получил кафедру в Институте атомной энергии имени Курчатова… Затем мы переехали сюда, в Обнинск, где Толик стал директором института… Но здоровья было уже не вернуть… Когда нашей Тате исполнилось семь лет, Анатолий… скончался.

Я опустил глаза. Подсознательно я был готов к такому финалу. Пять месяцев в Зоне? С тогдашними средствами защиты? С приборами образца 1986-го года? Это он еще долго протянул, ее супруг. Здоровье небось изначально богатырское было.

— Но в душе, в моей душе Анатолий… в общем, он жив. Я разговариваю с ним, — с какой-то странной стеснительностью в голосе сказала Лидочка. — Не верите?

— Почему, верю. Я во все верю — с некоторых пор…

Я же сталкер.

Так мы перешли с тем бытовых на темы… так сказать, небытовые. И крайне необычные.

То есть занялись тем, ради чего я, ваш побитый жизнью Комбат, и купил приличный пиджак, розовый галстук и коричневые туфли.

— Скажите, Лидочка, — начал я, прихлебывая коньяк, — а как вы себя чувствовали после того как… вернулись с Касьяновых топей в свое время?

— Отвратительно! Начать с того, что я начала падать в обмороки… Вот пойду, скажем, на кухню, чай заварить. И на полдороге в коридоре растянусь. Хорошо еще, если кто-то дома… А если никого нет? Встаешь, не понимая, какой день на дворе… и вообще что творится.

«Ого! Так, значит, это и меня ждет? Как писали в старых романах, «во благовремение»? И это хорошо еще, если я буду падать в обморок по пути на кухню. А если проходя через какую-нибудь Темную Долину?»

— А ещё?

— Вы серьезно спрашиваете или для вежливости?

— Серьезно, конечно.

— Еще я начала видеть странные сны… Как бы сны наяву.

— Вещие?

— Ну, вроде того. Но не в том смысле вещие, в каком вши снятся к деньгам…

— …Или огурчик и два помидорчика — к приятному свиданию, — продолжил я, но тут же осекся.

Лидочка-то женщина старосветская. Не чета нашим «попочкам» из «Лейки», которые считают песни группы «Поющие трусы» эталоном духовности и светлой грусти!

— Ну, что-то вроде того, — лукаво улыбнулась Лидочка. — Мои сны — они про реальные места и события были. В которых я ну никак принимать участие не могла… Про будущее.

— Что-то вроде парапсихологических способностей открылось, да?

— Профессор Вассерфаль предпочитал называть такие вещи «альтернативной системой ориентирования», — сказала Лидочка.

— Ориентирования? Ориентирования в пространстве?

— Ну да, в пространстве. И вообще — в жизни.

Повисла пауза. Каждый из нас думал о своем. Я лично припоминал, что мне снилось в последние недели.

— А кто такой этот профессор Вассерфаль? — спросил я, подумав о том, что если это не слишком сложно, то, возможно, поговорить с ним было бы полезно. — Он русский? Или иностранец?

— Демьян Теодорович Вассерфаль, сын немецкого военнопленного — понятное дело, обрусевшего — и русской пианистки… Он ученый… Замдиректора Института специальных проблем псионики и психологии. Все эти годы меня курировал он… Если бы вы знали, какой это компетентный и кристально чистый человек! — Лидочка закатила глаза, как мне показалось, экстатически.

— Хм… Познакомите?

— Когда Демьян Теодорович начинал рассуждать о сути «внекосмической пустоты», которая, согласно Демокриту, разделяет разные вселенные, я переставала бояться и начинала понимать, что в мироздании все логично и целесообразно.

Я вдруг отдал себе отчет в том, что в разговоре с Лидочкой чудовищно напрягаюсь. Примерно так же, как напрягался когда-то в универе на сдаче экзамена по матанализу.

«Плохой признак, — подумал я. — В этой самой Зоне сам не замечаешь, как потихоньку превращаешься в хищное и достаточно тупое животное, чей, так сказать, «кругозор» ограничен хабаром, выживанием и размножением (а точнее, механической симуляцией его начальной стадии)…». С Лидочкой же приходилось подбирать слова. С Лидочкой приходилось делать интеллигентное лицо… А в баре «Лейка»? Кому там нужны «интеллигентные лица»? Вышибалам Хуареса? Или отмычкам Корвалола, упыханным вдрабадан?

— Демьян Теодорович умер год назад… — Лидочка вздохнула и залпом опрокинула свой бокал.

В ее глазах заблестели слезы. На миг ее лицо приобрело усталое и растерянное выражение, и я вдруг сразу же поверил, что ей столько лет, сколько должно быть написано в ее паспорте.

— Вы были с ним дружны?

— О да! Лишь благодаря ему я не окончила свои дни в психиатрической лечебнице.

— Вот как? Это все из-за обмороков? — Я продолжал деликатно нажимать.

— Не только… Ведь вы же за этим приехали, да?

Я едва заметно кивнул.

— После того как я побывала в этой, как вы ее называете, «воронке», я вдруг приобрела способность делать некоторые странные вещи… — Глаза Лидочки лихорадочно заблестели.

— Например, какие?

— Ну, иногда у меня получалось разговаривать с животными. Иногда я могла видеть будущее. Или прошлое… Это очень странные вещи. Мне даже говорить об этом неловко…

Я понимающе кивнул. Потому что я сам с некоторых пор научился делать все эти и некоторые другие «странные вещи». Собственно, именно поэтому я и решил приехать в Обнинск. Хотя мне было муторно и лениво. Я вон к родителям по два года выбраться не могу…

— А ваш муж, Анатолий, — он как к этому относился?

— Жалел меня… Это он меня с Демьяном Теодоровичем познакомил… Думал, тот вылечит…

— Ну и как, вылечил?

— Нет. Зато объяснил, что болезни никакой нет! А есть — псифизический эффект! За что я невероятно ему благодарна.

Я невольно улыбнулся. Этот сюжет подозрительно напоминал мне анекдот про человека, страдавшего ночным недержанием мочи, который обратился к психиатру и месяц ходил на лечение. А когда друг несчастного, знавший о проблеме, спросил, как продвигается терапия, тот ответил: «Отлично продвигается! Как писал в кровать, так и писаю. Но теперь мне все это по фигу!». Оно, конечно, было бы совсем смешно. Если бы только я сам не был теперь таким… гхм… «человеком с псифизическими эффектами»! Поэтому я слушал Мисс-86 очень внимательно.

— Но что-то же он делал, этот ваш… Теодорович?

— Конечно, делал! Начать с того, что он сделал мне шлем. — Лидочка посмотрела на меня со значением. — Муж называл его «шапка». Этот шлем блокировал повышенную психическую активность в те периоды, когда по каким-то причинам она казалась мне самой нежелательной. Грубо говоря, когда у меня начинались сны и видения наяву, я могла надеть шлем, и все прекращалось…

«Ценная штука. Незаменимая даже!» — с завистью подумал я. Меня мои персональные «видения», к слову крайне нечастые, начинали потихонечку напрягать.