Драконья тьма - Туи Сазерленд Страница 2

Она бежала, широко раскинув бледно-жёлтые крылья в надежде уловить хоть слабый освежающий ветерок, но жаркий неподвижный воздух над песками не приносил облегчения. Чешуя раскалилась на солнце, спину невыносимо пекло, тело казалось неподъёмным мешком, полным горячих камней. Даже серьги в ушах жгли, словно два пылающих осколка солнца. Перед глазами вспыхивали кошмарные видения: то она жарится на вертеле вместе с ящерицами, то падает в горящие угли и смотрит снизу вверх, окружённая языками пламени, как вращается вертел.

Что это – шум крыльев позади?

Дракониха в панике припала к песку и принялась закапываться. Скрывшись полностью, замерла, с наслаждением запуская когти в прохладную глубину.

«Я пересушила финики на солнце! Они все сморщились! Зыбун придёт в бешенство!»

Она поморгала, отгоняя новый кошмар и стараясь не шевелиться, чтобы не выдать себя. Старого повара давно нет в живых, да и сама она уже не работает на кухне, а бежит, спасая свою жизнь. Это жар пустыни сводит с ума… только бы выдержать!

По песку над головой пробежали тени низко летящих драконов. Две тени. Она долго ждала, не решаясь двинуться с места, и прислушивалась. Затем встала и кинулась вперёд.

Скорее бы добраться! Уже близко, где-то здесь, рядом! Конечно, если лететь, получается гораздо быстрее, но она в пути уже полночи и всё утро, солнце взошло уже давно. Неужели заблудилась?.. А вдруг там никого нет? Может, улетела и мне не сказала? Целый год прошёл…

В раскалённом мареве вдали что-то мелькнуло.

Что там, хижина? Деревья?

Дракониха свернула туда, но едва успела приблизиться, видение исчезло.

Мираж.

Плохо дело, похоже.

Нет, сдаваться нельзя! Слишком многое сейчас зависит от неё.

Свирепо сжав зубы, она остановилась, прикрыла глаза и постаралась сосредоточиться.

Песчаные драконы отлично приспособлены к жаркой безводной пустыне – гораздо лучше, чем другие племена. Однако даже песчаным трудно проводить долгое время в песках под палящими солнечными лучами, тем более бежать. Обычно они только перелетают от оазиса к оазису.

Оазис… Озеро, деревья вокруг. Может быть…

Замерев в раскалённой тишине, она напрягла слух

Вот! Издалека донеслось что-то похожее на плеск, когда зачёрпывают ведром воду и часть проливается обратно.

Туда! Скорее! Надежда и решимость вновь наполнили силой усталое иссохшее тело.

За очередным барханом открылась скромная хижина на берегу озера, окружённого чахлыми пальмовыми деревьями.

Испустив радостный крик облегчения, беглянка споткнулась и съехала по заросшему колючкой склону прибрежной дюны прямо в солоноватую воду.

Дверь хижины отворилась, и на порог вышла хозяйка, вытирая когти полотенцем, когда-то зелёным, а теперь бурым от песка.

– Не увлекайся! – фыркнула она, недовольно прищурившись на гостью. – Вывернет наизнанку, сама будешь берег отмывать.

– Я знаю, – кивнула гостья, неохотно отрываясь от воды. Горестно свесив крылья, с которых текло ручьями, она вдруг расплакалась. – У меня всё так плохо, Шип… хуже некуда!

– Во имя всех змей! – сплюнула сестра, кидая в неё скомканным полотенцем. – Говорила я тебе, Пальма, держись подальше от принца! Надо было сразу бежать, когда он начал крутиться возле тебя на кухне! Так и знала, что кончится паршиво, да и мне самой несдобровать, если не смоюсь!

– Сестричка, помоги мне, ну пожалуйста! – всхлипнула Пальма. – Ты была права, во всём права. Прости, что я не послушалась!

– Надо полагать, за тобой погоня? – ядовито бросила Шип. – Теперь их ко мне привела? Хочешь, чтобы и меня прикончили за твоё легкомыслие? – Глянув на небо, она шагнула назад в дверь.

– Нет, погоди! – Пальма выкарабкалась на берег и бросилась к лапам сестры. – Я была очень осторожна, поверь! Мне нужно только укрыться на несколько… да хоть на денёк. Потом снова побегу, и ты меня больше не увидишь, клянусь!

Шип смотрела на неё сверху вниз, сердито подёргивая кончиками крыльев. Бледно-жёлтые с россыпью бурых чешуек, сёстры из одной кладки очень походили друг на друга, но Пальма, два года питавшаяся лепёшками и сладкими финиками на дворцовой кухне, была куда глаже и пышнее тощей отшельницы, которая прожила это время в хижине посреди песков.

– Шип, ну пожалуйста! – отчаянно взмолилась беглянка. – Ты ведь поможешь, правда?

Сестра холодно прищурилась. Она хорошо помнила ту ссору между ними после того, как Искр заглянул на кухню, чтобы похвалить верблюжье жаркое. Шип сразу уловила огонёк интереса у него в глазах и поняла, что чувства взаимны, задолго до самой Пальмы. Та не видела ничего плохого в том, чтобы полюбезничать с красавцем принцем, и упрекала сестру за излишнюю строгость.

Однако Искр пришёл снова… И снова… А затем пригласил Пальму прогуляться по дворцовым садам. Они начали встречаться в сумерках и шептаться по тёмным углам. Тогда мудрая Шип тихонько собралась и улетела из крепости, прекрасно осознавая, что с королевскими семьями шутки плохи.

– Ну ладно, – хмыкнула она, помолчав. – Можешь остаться, но только на одну ночь… И если отдашь мне свои серьги.

– Что? – Пальма невольно потянулась к огненным опалам у себя в ушах. – Мои серьги? Но… это же подарок от…

– Я знаю, – усмехнулась сестра. – На жалование кухонной прислуги такие не купишь. В Гнезде скорпионов за них дадут кучу золота.

«Единственная память об Искре», – с грустью подумала Пальма.

Сестра была неумолима.

– Отдавай или беги дальше!

Пальма задумалась. Ни лапы, ни крылья не донесут её даже до ближайшего бархана – слишком устала.

Дрожащими когтями она вновь потянулась к ушам, вынула серьги и опустила в лапу сестры.

«Нет, не единственная память, – мелькнула в голове утешительная мысль. – Осталось и кое-что подороже».

– Какие яркие! – восхитилась Шип, разглядывая драгоценные опалы. – Пожалуй, не стану продавать, оставлю себе. – Она нацепила серьги, и в их блеске Пальме почудилось новое самодовольное «я же тебе говорила». – А теперь кончай хныкать и рассказывай, что там у вас случилось!

– Мы хотели улететь вместе, – вздохнула Пальма, вытирая слёзы полотенцем, оставлявшим грязные песчаные разводы на её морде.

Шип испустила яростный рык.

– У тебя мозги спятившего от жары верблюда!

– Я знаю… – Пальма всхлипнула. – Просто… уже выхода другого не было.

Сестра окинула взглядом её живот и гневно зашипела:

– Беру свои слова назад! У спятившего верблюда остаётся хотя бы инстинкт выживания! – Она развернулась и вошла в хижину.

Беглянка поспешила следом. По сравнению с палящим жаром пустыни, по которой она так долго блуждала, внутри было прохладно. Свет проникал сквозь красную занавеску в единственном окне, окрашивая комнату в кроваво-рубиновые тона. Шип подошла к низкому столику, взяла зеркальце и наклонила голову, любуясь камнями.