Энгус. Первый воин - Орландо Паис Фильо Страница 2

— Остановись, Вольфгар! — проревел Морской Волк. — Дай разобраться с этим мне самому. Чем Сагарт мог настолько разъярить твоих воинов?

— Он убил одного из них.

— Но как? В честном бою?

На лице Вольфгара промелькнула нерешительность.

— Шаул весело проводил время с одной девушкой из деревни, и Сагарт помешал ему.

— С какой девушкой? — спросил Морской Волк.

— Со мной! — выкрикнула сама Данна, стоявшая среди толпы людей, окруживших ее дом. — Он хотел заставить меня сделать то, чего я не хотела!

— Но она всего лишь деревенская девка, — взорвался Вольфгар. — И ее невинность не стоит жизни моего воина. Сагарт должен умереть!

— Нет, Вольфгар, — спокойно ответил Морской Волк. — Сагарт не умрет. По крайней мере, не здесь и не сейчас. И не раньше, чем я.

— Так вот чего ты хочешь! — воскликнул Вольфгар.

— Ты сам знаешь не хуже меня, что так или иначе, но это должно было случиться.

Эти слова Морского Волка до сих пор звучат в ушах.

Сердце у меня заныло. Мой господин, отец моего сына должен был победить или умереть в схватке с другим воином, ничуть не уступающим ему ни в ловкости, ни в умении. Но что-то в решительном тоне Морского Волка и его спокойствии уверяло меня в благополучном исходе поединка.

— Давай решим эту проблему между собой, — продолжал он. — В честном бою. Тот, кто выживет, унаследует преданность всех воинов. И тогда никому не придется умирать понапрасну.

Наступила душераздирающая тишина, каждый словно спрашивал себя, что же теперь будет. Тогда Морской Волк заговорил снова, и голос его загремел, подобно грому:

— Я, Морской Волк, сын Ятлана Сильнейшего, вызываю Вольфгара на смертельный поединок, чтобы определить вождя народа Кайта [3]. И если есть среди вас кто-то, кто не согласен с моим решением, пусть говорит сейчас — или никогда.

По толпе пробежал ропот, но никто не вышел. Вольфгар огляделся, посмотрел прямо в лицо Морскому Волку и ответил:

— Я, Вольфгар Рудпертссон Великий, принимаю твой вызов.

И все, словно повинуясь молчаливому приказу, быстро образовали круг, оставив двух вождей лицом к лицу друг с другом. Двери жилища Данны открылись, и оттуда вышли Сагарт, Ротгер и Хакон.

— Это мой бой, Морской Волк! — крикнул Сагарт.

— Нет, Сагарт. Бой был неизбежен с того самого часа, когда нога Вольфгара Рудпертссона коснулась этой земли. То, что должно произойти, произойдет, и он знает это точно так же, как и я. А теперь оставь меня.

Воины и народ гулом выразили одобрение сказанному, а я подумала о маленьком Энгусе, который был еще мальчишкой, но с жадностью смотрел на готовящийся смертельный поединок за власть над деревней своего отца. На поединок, сыгравший такую важную роль в его характере и в его жизни.

Вольфгар поднял топор, приготовил щит и вышел на середину импровизированного круга, образованного жителями деревни и так неожиданно сплотившимися. Выбор его оружия говорил о сильной атаке и не менее прочной защите. Вместе с тем в его оружии уже таилась ущербность, поскольку размеры и вес топора и щита явно ограничивали его подвижность.

Ко всеобщему удивлению, Морской Волк отбросил щит, взял длинный двуручный меч и спокойно двинулся к середине, где его ожидал Вольфгар. Морской Волк явно отдал предпочтение подвижности и ловкости в противовес грубой силе. Это был опасный выбор.

Какое-то время оба воина стояли неподвижно, пожирая друг друга глазами. Время замерло. Я прижала к себе Энгуса, который своим спокойным любопытством придавал мне в тот страшный момент чувство уверенности.

Толпа затаила дыхание, пытаясь угадать, кто начнет первым. Спустя несколько секунд Вольфгар начал круговое движение вправо, занося руку, вооруженную топором. Морской Волк отклонился влево, высоко держа меч и внимательно наблюдая за соперником, ища ошибки в его действиях. Чувствуя себя несчастной, я то и дело оглядывала лица, ища кого-нибудь, кто мог бы разрешить ситуацию иначе, но на них застыло лишь выражение тревоги. Никто не смел вмешаться в битву двух вождей, один из которых был отцом моего ребенка; битву, которая может изменить судьбу всех, уже привыкших к справедливому и доброму правлению Морского Волка.

Вольфгар продолжал подаваться вправо, тоже ища огрехов в защите Морского Волка, и скрип его кожаных башмаков по песку был единственным звуком, нарушавшим тишину вокруг. И вот он предпринял первый удар, впрочем, с легкостью отраженный Волком. Зрители едва дышали, не зная ни того, чем может кончиться битва, ни того, сколько она может продлиться. Вольфгар бешено вращал топором, целясь во врага. Морской Волк отскакивал, парировал удары, пускался в контратаки, но меч его неизменно упирался в щит противника. Время шло, тяжесть топора и щита стали утомлять Вольфгара. Его движения замедлились, дыхание стало прерывистым и тяжелым. Энгус стиснул мою руку, словно ободряя меня и предвидя благоприятный исход боя. Наши взгляды на мгновение встретились, и я была поражена убежденностью, сверкавшей в глазах сына. Неожиданно я поняла, что он видит и понимает гораздо больше, чем я, женщина, просто переживающая за своего мужа в смертельной опасности. Энгус, видимо, видел шире и дальше, словно эта битва была чем-то гораздо более важным, чем решением спора о верховенстве.

Внезапно Вольфгар изменил направление атаки и налетел на Морского Волка не с топором, а со щитом. Волк успел вовремя понять его замысел и, хотя потерял равновесие от удара тяжелого щита, все же парировал удар и откатился от смертельного лезвия.

Но мощный удар свалил с ног и самого нападавшего, отчего открылся его правый бок. Эту ошибку немедленно использовал Волк, уже вскочивший на ноги и ударивший мечом по руке с топором.

Удар был слишком ощутимым, и Вольфгар, на секунду отведя глаза от соперника, отбросил щит. Теперь он взял топор обеими руками. Толпа завыла.

Вольфгар попытался использовать преимущество своего оружия, заключавшееся в его весе. Топор начал описывать в воздухе огромные круги слева направо и справа налево так, чтобы было невозможно определить момент начала удара. Морской Волк отражал их и всегда сразу же бросался в противоположную сторону, ища выгодного момента для нападения.

Вольфгар терял все больше крови, но не выказывал никаких следов утомления. Наоборот, взгляд его оставался решительным и твердым, неподвластным опасному гневу. Новая его атака обрушилась на Морского Волка слева, но тот отразил ее с правой руки, проявив завидную ловкость и умение. Но, отскочив в сторону, Волк вдруг замер и устремив взгляд в неопределенном направлении. Он даже не смотрел в сторону Вольфгара, и тот, возможно, находя поведение противника странным, тоже чуть расслабился. Толпа замерла.

И в тот же момент клинок Морского Волка описал пологую дугу в сторону шеи врага. Вольфгар успел приготовиться и отразил удар рукоятью топора, но нападение было столь быстрым и столь безжалостным, что меч Волка, сверкнув на солнце, рассек дерево рукояти и коснулся шеи Вольфгара. Волк больше не колебался. Он использовал краткое мгновение замешательства, причиненное противнику тяжелой раной, и через секунду голова Вольфгара с глухим стуком упала на песок. Так окончилась жизнь этого доблестного воина. И я увидела, что, вопреки всем верованиям норманнов, в смерти великого воина не было никакой чести. Сила оказалась неуклюжей, а мужество бессмысленным. Я увидела, что смерть оказалась сильней самого мощного оружия в самых ловких руках. Это было ужаснейшим открытием моей жизни. С тех пор печаль уже никогда не оставляла меня.