Демон пробуждается - Роберт Энтони Сальваторе Страница 19

Элбрайн сел, тронул лицо, нащупал рану и увидел засохшую кровь на ладонях. Непонятно почему, его мысли вернулись к Пони и к их поцелую у старой сосны на гребне холма. Потом эти мысли вытеснили более поздние воспоминания — гоблины в лесу; бедняга Карли; дым над Дундалисом; Джилсепони, с отчаянным криком бегущая в сторону деревни. Все произошло настолько быстро, что казалось почти нереальным. Всего несколько ужасных, невероятных минут — и весь мир Элбрайна рухнул.

Сидя в грязи и глядя на поверженного великана, мальчик понимал, что все изменилось и никогда уже не будет таким, как прежде.

Поднявшись, он подошел к великану, очень настороженно, хотя и понимал, что, судя по количеству натекшей крови и полной неподвижности чудовищного монстра, тот наверняка мертв. Внимательно вглядываясь в его голову, Элбрайн обнаружил множество ран.

Точечные ранки, как от стрел, но гораздо меньше. Мальчику припомнился жужжащий звук, похожий на тот, который издают пчелы. Собравшись с духом, он обследовал погибшего более внимательно, даже приподнял большой палец великана, на котором была особенно впечатляющая рана, но тут же снова опустил его.

— Это не выстрел, — вслух произнес он, пытаясь понять смысл происшедшего.

И снова на ум ему пришли пчелы — возможно, тоже пчелы-великаны, — которые жалили, и жалили, и жалили, а потом улетели прочь. Он принялся считать раны великана, но быстро оставил эту затею. На одной только открытой части лица было не меньше двадцати таких ран и, без сомнения, бессчетное количество на всем пятидесятифутовом теле.

Элбрайн понял, что сейчас он не в состоянии разобраться, что тут произошло. Он и сам запросто мог бы погибнуть, но тем не менее уцелел. Он быстро обошел лежавших поблизости мертвых гоблинов. И с удивлением обнаружил, что даже те двое, с которыми он сражался, и тот, кого, как ему казалось, еще раньше зарубил мечом, тоже были покрыты таинственными точечными ранками.

— Пчелы, пчелы, пчелы… — нараспев затянул Элбрайн литанию надежды и побежал вниз по склону холма к Дундалису.

Он почти не сомневался, что там мертвы все, чувствовал это сердцем. Лицо его исказилось от боли, сердце колотилось как бешеное. Ощущая себя маленьким потерявшимся мальчиком, он с тяжелым чувством приближался к дому.

Он узнавал всех покойников, чьи тела не обуглились в пламени пожара. Родители друзей; юноша всего на несколько лет старше него; маленькие мальчики и девочки, которые раньше патрулировали вместе с ним, а потом стали оставаться дома по настоянию родителей. На обуглившемся пороге одного из сожженных домов он увидел крошечный почерневший труп. Карали Альт, кузина Пони, единственный младенец в деревне. Мать Карали лежала на дороге лицом вниз, всего в нескольких шагах от крыльца. Элбрайн понял, что она пыталась доползти до дочери и по дороге была убита.

Элбрайн изо всех сил сдерживал свои чувства, опасаясь, что они захлестнут его с головой и увлекут в пучину отчаяния. Но на борьбу с отчаянием не осталось сил: Элбрайн подошел к большой группе мертвых гоблинов и великанов — здесь, посреди дороги, явно происходило тяжелейшее сражение — и увидел тело Олвана, своего отца.

Его отец умер как герой — сражаясь до конца. Но сейчас Элбрайну было все равно.

Он заторопился к развалинам собственного дома. Из его груди вырвался звук, в котором смешались не то плач, не то смех, когда он увидел, что фундамент, которым так гордился отец, уцелел, хотя стены и потолок обрушились. Руины все еще источали едкий дым, но это не остановило Элбрайна. Один из задних углов дома каким-то чудом не сгорел, и когда крыша провалилась, часть ее завалила провал, где осталось небольшое свободное пространство.

Осторожно, опасаясь, как бы остатки крыши не рухнули, он оттащил в сторону балку, опустился на колени, заглянул внутрь. И увидел две фигуры в дальнем углу.

— Пожалуйста, ну, пожалуйста… — бормотал он, пробираясь внутрь.

Первым оказался мертвый гоблин с расколотой головой. Охваченный совершенно безумной надеждой, Элбрайн перебрался через него и подполз ко второму телу, сидящему в самом углу.

Это была его мать. Мертвая. Видимо, задохнулась от дыма, потому что никаких ран Элбрайн на ней не обнаружил. В руке она сжимала тяжелую деревянную ложку, которой частенько замахивалась на шкодливых ребятишек, грозя надрать им задницы.

На самом деле никогда она ложку эту не пускала в ход, вспомнил Элбрайн. До вчерашнего дня, мысленно добавил он, взглянув на мертвого гоблина.

Воспоминания о матери захлестнули мальчика. Вот она размахивает ложкой и осуждающе качает головой на расшалившегося сына, вот поддразнивает Олвана, вот подмигивает Джилсепони, как будто им обеим известно что-то такое об Элбрайне, чего не знает никто… Он подобрался к матери, сел рядом и обнял уже окоченевшее тело в последний раз.

И тут пришли слезы. Он оплакивал мать и отца, своих друзей и их родителей — всех обитателей Дундалиса. Он оплакивал и Пони, не зная, что если бы сразу спустился в деревню, то встретил бы измученную девочку, бредущую неизвестно куда.

И, да, он оплакивал себя, свое неизвестное, мрачное будущее.

Он сидел в углу своего дома или, точнее, того, что от него осталось, — этого единственного связующего звена между настоящим и прошлым, — обхватив руками тело матери. Там он и провел всю холодную ночь.