Бродячий цирк - Дмитрий Ахметшин Страница 18

— В каждом городе каждой страны, какой бы он ни был ухоженный и умытый, есть такие вот места, — сказал Аксель, уверено продвигаясь по пустырю. — Можно назвать их изнанкой города.

— Изнанкой?

— Ну, как например у рубашки. Когда-то здесь был симпатичный дворик. В этих халупах, — он повёл рукой вокруг — доживали свой век старики. Их дети разъехались по новостройкам. Когда-нибудь здесь все снесут, построят трёхэтажки в духе старого города или торговый центр. Или автостоянку. Но пока что это просто тёмный угол в светлой комнате. В таких удобно прятать сокровища.

Старый спортивный автомобиль стоял на спущенных шинах и печально смотрел в дождь разбитыми фарами, молоденькие тополя обступали его, стремясь укрыть от посторонних глаз. Зелёная краска слезала с него хлопьями, будто обгорелая на солнце кожа, оголяя проржавевшие бока. Мышик оббежал вокруг машины и недоумённо сел на задницу. Потом вдруг навострил уши и залаял.

— Что это с ним? Может быть, кошки? Мышик иногда пасует перед кошками…

Я замолчал, увидев через стекло, что за рулём кто-то сидит. Аксель распахнул дверцу со стороны водителя. Заглядывая через его плечо, я зажал в горсти крик.

— Что это?

Человеческое тело навалилось на руль. Грязная, мятая одежда, руки большие, в застарелых порезах и шрамах. Видимая нам половина лица выглядела жутко — бледная в переплетениях крупных синих, а также белых, как черви, вен. Оттопыренные уши смотрелись уродливыми ненужными придатками. В чёрной курчавой бороде запутался какой-то мусор, на синюшных губах засохла слюна. Глаза смотрели полосками белков, зрачки закатились куда-то под набухшие веки.

Аксель невозмутимо спихнул тело на соседнее сидение, оно перевалилось через рычаг переключения скоростей. Мышик тявкнул и, пожав хвост, прижался к моим ногам… Я почувствовал тяжёлый застарелый и смрадный запах.

— Обычный труп.

— А?

В горле у меня стало сухо и горячо, слова вязли там, не достигая выхода.

— Страж. Когда где-то прячут сокровища, оставляют стража, чтобы его дух охранял богатство. Ты что, книжек не читал? Обычно члена команды, но этого типа я не знаю. Должно быть, обыкновенный бродяга.

Аксель сунул руку в бардачок, крышка которого осталась где-то в прошлом автомобиля, осторожно и с благоговением вытащил оттуда что-то, завёрнутое в газету. Сунул под мышку, брезгливо ткнул тело кончиком ногтя.

— Жуткий анахронизм. Я сам не больно-то верю в подобные предрассудки. Мертвец — есть мертвец. Но вот те, кто его здесь оставил… Ай!

Труп в машине вдруг зашевелился, спина его затряслась. Повернул к нам лицо, цепляясь бородой, будто клубком спутанных щупалец, за облупленные внутренности салона. Один глаз у него был белым и тусклым, как пластмассовый шарик. Другой сфокусировался на нас из-под вальяжно приспущенного века. Аксель открывал и закрывал рот, не издавая ни звука. Мышик зашёлся визгливым лаем, пятясь и оскальзываясь на траве.

— Эй. — Бородатый прокашлялся, как будто бы желая вытряхнуть из глотки застрявшие там слова. — Вы трое — кто такие? Есть чем промочить горло?

— Нет…

— Нет, — он явно расстроился. Провёл рукой по волосам. Один его глаз плавал в глазнице, гуляя по нам, по подёрнутому дымкой дождя миру, ни на чём не останавливаясь. — Тогда чего надо? Грабить пришли, а? Я вам сейчас покажу грабить…

Он сделал попытку выбраться из машины. Аксель поспешно спрятал свёрток за спину.

— Нет, мы… мы уже уходим.

— То-то же, — человек сразу успокоился и заскрёб бороду. — То-то. А может, добежите до ларька, возьмёте мне пива? А? Ради Христа, угостите доброго человека. А? Приятель?

Теперь он обращался к Мышику. Пёс слушал его, не зная, вилять ли ему хвостом или скалить зубы.

Аксель поспешно сгрёб пса в охапку, и мы ретировались через облака мокрой листвы тополей. Выбрались на дорогу, где дождь милостиво втянул в пористые тучи свои длинные пальцы. Прохожие шарахнулись от нас, прижимая к себе сумки. Оценив своё отражение в мутной луже, я пришёл к выводу, что с листвой в волосах и исцарапанной шеей как никогда похож на беглеца из приюта. А поглядев на Акселя, который снимал с очков паутину, и на мокрого Мышика, напоминающего миниатюрную английскую борзую, к горлу подкатил комок нервного смеха.

Из пекарни неподалёку доносился восхитительный аромат, из парикмахерской на углу лилась весёлая музыка. Мы были, выражаясь языком Акселя, в одном из светлых углов комнаты.

— Пошли отсюда, — сказал он, взяв меня за запястье.

— Вы думали он на самом деле мёртвый?

Аксель курил. Пальцы заметно дрожали, и пепел падал в широкие рукава куртки.

— Ну, вообще должен быть. Хотя живой оказался куда эффективнее, что и говорить. Испугался, а, Шелест?

Я безнадёжно подумал, что, должно быть, сплю сейчас дома, в приюте, беседую сквозь сон со сбрендившим взрослым из бродячего цирка, а Арон, Кирилл и другие мальчишки слушают и вовсю потешаются. А ещё, возможно, готовят какую-нибудь шутку вроде падающего потолка.

Аксель успокоился, лицо снова приобрело беспечную невозмутимость. Когда он двигал локтем, дирижируя сигаретой, под обширными пологами куртки похрустывал пакет.

— А кто их там спрятал? Эти сокровища?

— Одни мои стародавние дружки, — Аксель улыбнулся уголком рта. — Было время, когда мы вместе ходили на дело. Впрочем, те дела, как и наш славный союз, уже в прошлом. Точнее, во вчерашнем. Теперь только чайки пересказывают мне былые афёры. Тебе, наверное, не терпится узнать, что там внутри, о молодой пытливый ум?

Я пытался угадать, что же такое могли спрятать в бардачке, и при этом оставить охранять свёрток мертвеца. Но кроме денег ничего на ум не приходило.

— Может быть, деньги?

Капитан задумчиво передвинул сигарету из одного угла рта в другой.

— Деньги сейчас уже не прячут таким образом. Раньше — может быть. Теперь в сундуках хранят то, что может менять судьбы людей и судьбы мира. Понимаешь меня? Какая-то мелочь, которая для одного не значит ничего, для другого вроде бы тоже. Но в третьем заронит какие-то мысли, ассоциации, которые затем, со временем поменяют его жизнь, а вместе с тем и жизни людей, которые его окружают. Таким образом, поменяется всё вокруг. Я надеюсь, что там именно такая вещь.

Он говорил это так, будто излагал предпочитаемые на завтрак блюда — без пафоса, я имею ввиду, без лишнего пафоса, потому как я, кажется, уже научился видеть тощее хвостатое тельце Пафоса на плече Капитана. Они всё время вместе, ладят друг с другом, как будто старые верные друзья, и один неизбежно встревает в монолог другого.

— Звучит довольно убедительно, — заметил я.

— Конечно, убедительно. Там может оказаться, к примеру, старинная мышеловка, в которую случайно залезет пальцами Джагит. Уйдёт из нашей безалаберной организации и станет великим мыслителем, что приведёт мир или свой отдельно взятый Алжир к процветанию. Но, прости меня, доверенное лицо моё, я предпочту это никому не показывать — чтобы ружьё, так сказать, не выстрелило раньше времени, и не в того человека. Усёк?