Книга Пыли. Тайное содружество - Филип Пулман Страница 18

– А ты не видишь, что он с тобой делает? Какая у тебя теперь позиция?! – взорвался Пан, взлетая на книжный шкаф.

– Какая еще позиция? Ты вообще о чем?

– Этот человек плохо на вас влияет. Ты что, не видишь, что творится с Камиллой? Или с тем парнем из Баллиола… Как его зовут? Гай как-то-там? Как только они начали читать этих ваших «Гиперпроходимцев», сразу стали надменными и противными! И деймонов своих в упор не видят, словно тех не существует. И в тебе я тоже это вижу. Какой-то… абсолютизм!

– Что?! Да что ты несешь? Ты знать ничего об этом не хочешь и думаешь, что у тебя есть право критиковать…

– Не право – обязанность! Лира, ты становишься ограниченной! Естественно, я знаю про эту чертову книгу. Я знаю все, что знаешь ты. И, наверное, даже больше, потому что я не отключал здравый смысл и чувство того, что правильно, а что нет, пока ты ее читала!

– Ты до сих пор злишься, потому что в книге нет деймонов?

Он сердито посмотрел на нее и спрыгнул на стол. Лира попятилась. Иногда поневоле вспомнишь, какие у него острые зубы…

– И что ты сделаешь? – воскликнула она. – Будешь кусаться, пока я не приму твою точку зрения?

– Ты правда не видишь?

– Я вижу необыкновенно мощную книгу с интеллектуальным вызовом. Я понимаю привлекательность ума, рациональности, логики. Нет, не так… не привлекательность. Убедительность! Это не какой-то там эмоциональный спазм. Дело исключительно в рациональной…

– То есть все эмоциональное у тебя – спазм, да?

– Ты ведешь себя…

– Лира, ты меня не слушаешь. У нас, кажется, больше не осталось ничего общего. Мне невыносимо видеть, как ты превращаешься в злобное чудовище и сводишь все к холодной логике. Ты меняешься, вот в чем дело! Мне это не нравится. Черт возьми, мы же всегда предостерегали друг друга от таких…

– И ты полагаешь, что все это заслуга одного-единственного романа?

– Нет. Еще и этого Талбота. Он не лучше, да к тому же еще и трус.

– Талбот? Саймон Талбот? Включи голову, Пан! Да на свете нет двух более разных мыслителей – они же полная противоположность! Талбот говорит, что истины вообще не существует, а Бранде…

– Ты что, не читала ту главу из «Вечного обманщика»?

– Какую главу?

– Которой ты мучила нас всю прошлую неделю. Ты ее явно не поняла, зато мне пришлось. Ту самую, где он притворяется, будто деймоны – это просто, как он там сказал?.. Психологические проекции, не обладающие самостоятельным бытием. Вот о какой главе я говорю. Очаровательная, элегантная проза, красивые рассуждения, остроумные и полные блестящих парадоксов. Ты прекрасно знаешь, о чем речь.

– Но у тебя действительно нет самостоятельного бытия! Ты сам это знаешь. Если я умру…

– Так и у тебя его нет, глупая ты корова! Если умру я, умрешь и ты. Touché.

Лира отвернулась, слишком рассерженная, чтобы говорить.

Последняя книга оксфордского философа Саймона Талбота наделала в университете много шума. «Гиперхоразмийцы» считались популярным бестселлером, который хвалит в основном молодежь, а критика от него презрительно отмахивалась, а вот «Вечного обманщика» превозносили именно литературные эксперты – за изящество стиля и игру ума. Талбот был радикальным скептиком, для которого истина и даже сама реальность представляли собой не более чем эпифеномены, побочные явления, не обладающие никаким самостоятельным смыслом, – наподобие радуги. В серебряной филиграни его речей все очевидное, плотное текло и бежало меж пальцев и распадалось на мелкие блестящие шарики, как ртуть из разбитого градусника.

– Нет, – сказал Пан. – Они не разные. Просто две стороны одной медали.

– Только потому, что оба говорят о деймонах… вернее, не говорят? Они не проявляют к вам достаточного уважения…

– Лира, ты бы себя слышала! С тобой правда что-то случилось. Тебя как будто заколдовали. Эти люди опасны!

– Вздор и предрассудки! – отрезала Лира и впервые почувствовала к Пану настоящее презрение. Она тут же возненавидела себя за это, но остановиться уже не могла. – Ты просто ни на что не можешь смотреть спокойно и беспристрастно. Тебе обязательно нужно ругаться, оскорблять! Это ребячество, Пан, и незрелость. Приписывать злые или магические качества аргументу, который ты не в силах опровергнуть!.. Ты ведь всегда считал, что видишь вещи такими, какие они есть, а теперь сам заблудился в тумане суеверий и магии. И боишься того, чего просто не можешь понять!

– Все я понимаю! А вот ты – нет, в этом-то и проблема. Ты искренне считаешь шарлатанов глубокими мыслителями и философами. Да они тебя просто загипнотизировали! Читаешь вздор, который эти двое пишут, и думаешь, что это последнее интеллектуальное достижение! Они врут, Лира, оба врут! Талбот надеется, что истина исчезнет, если он будет ловко фехтовать парадоксами. Бранде – что добьется того же, просто отрицая ее. Знаешь, что лежит на самом дне этого твоего помрачения?

– Ну, вот ты опять рассуждаешь о том, чего нет. Но давай, выкладывай, что ты там хотел сказать.

– Это не просто позиция, которую ты сознательно приняла. Ты наполовину веришь и немецкому философу, и этому второму. Вот в чем все дело. Ты достаточно умна снаружи, но в глубине души так наивна, что почти веришь во всю эту ложь!

Лира покачала головой и озадаченно развела руками.

– Даже не знаю, что сказать. Во что я верю, или верю наполовину, или совсем не верю, никого не касается. И вламываться вот так в чужую душу…

– Но я-то не чужой! Я – это ты! – Пан закрутился волчком, прыгнул обратно на книжный шкаф и смотрел оттуда на Лиру горящими глазами. – Ты заставляешь себя забыть! – В голосе его звучали такой гнев, такая горечь, что Лира растерялась.

– Теперь я совсем не понимаю, о чем ты.

– Ты забываешь все, что по-настоящему важно! И пытаешься поверить в то, что нас убьет!

– Нет, – она постаралась говорить как можно спокойнее. – Ты все неправильно понял, Пан. Мне просто интересен другой образ мыслей. Так всегда бывает, когда ты чему-то учишься. Среди всего прочего ты делаешь еще и это – понимаешь чужие идеи. Точнее, пытаешься понять их, увидеть мир другими глазами. Примеряешь на себя ощущение, каково это – когда веришь в то, во что верят другие.

– Это низость!

– Что именно? Философия?

– Если она утверждает, что меня не существует, то да, твоя философия – низость. Потому что я существую! Все деймоны и прочие… сущности, как выражаются твои философы, – мы действительно существуем! А попытки верить в этот бред нас убивают.

– Видишь ли, если ты правда считаешь это бредом, значит, ты еще даже не приблизился к пониманию вопроса. Ты уже сдался, поднял лапы. Даже не пытаешься вести дискуссию рационально. С тем же успехом можно кидаться камнями.