Магус - Владимир Аренев Страница 16

Рассказ его полон темных мест (или, если угодно, белых пятен) — не из-за желания Фантина о чем-то умолчать, а по более прозаической причине. После того, как охранник подстрелил магуса, в библиотеку ворвались люди синьора Леандро, связали «виллана» и уволокли в какой-то чулан, где и продержали довольно долго, в темноте, среди клочьев паутины, в соседстве с наглыми крысищами. Крысищи щекотали Фантина влажноватыми усами, скреблись и вообще вели себя крайне вызывающе. Он, конечно, пытался освободиться (а кто бы на его месте стал безропотно ждать милостей от фортуны?!) — но, увы, пленители хорошо знали свое ремесло, да спустя какое-то время, кстати, и навестили Фантина в его узилище, велели вести себя тихо и поволокли обратно на второй этаж, только уже не в библиотеку, а в одну из соседних комнат. Там пленника дожидался синьор Бенедетто, каковой и пояснил вкратце ситуацию: рассекречивать мессера магуса нельзя, а потому надо бы поместить его, хворого, не на вилле, а где-нибудь в городе. Сыщет Фантин подходящее местечко? А как же, ответил тот, сыщет, как раз есть на примете одно такое.

С помощью слуг (тех самых, что недавно вязали и заточали Фантина в чулане) беспамятного мессера Обэрто переправили в указанное место, даже приставили на какое-то время Малимора — то ли соглядатаем, то ли помощником, то ли тем и другим одновременно. Фантин его терпел-терпел, да потом, знаете, пару раз обидел невзначай: кипятком брызнул, на ногу наступил, то, се — серван и убрался, весь из себя оскорбленная добродетель маленького росту. По правде сказать, он Фантину еще тогда, в библиотеке не понравился: чего визжать, спрашивается?

Ну вот, значит, Малимор убрался, синьор Бенедетто с тех пор посылает его раз в сутки наведаться, про здоровье мессера расспросить, а в прочее время предоставляет больного заботам Фантина. Предоставляет не зря: хоть и звонил тогда гриммо в колокол, да, видать, ошибся! И собаки, что несколько дней по ночам выли, аж Рубэр умаялся их палками охаживать — тоже позаткнулись; верная, значит, примета. А главное — вон вы как, мессер, на супчик-то накинулись, загляденье одно, видела б вас моя матушка-покойница… а? нет-нет, это я не в прямом смысле, она не воскрешенная, откуда, никогда у меня таких денег не будет, опять же, даже если и наво… насобираю, обязательно ведь ресурдженты поинтересуются, откуда, мол. Да и, знаете, матушка моя была нрава сурового, поэтому… ну, я бы подумал, прежде чем… Это знатным господам приличествует предков оживлять, а простой человек и без таких излишеств обойдется. Что? Батюшка? Не-е, батюшку я не видел никогда, его в какой-то пьяной драке зарезали, он грузчиком был в порту или что-то вроде того. Точно не знаю, матушка не любила рассказывать. Наверное, выпивал да и поколачивал ее, сами знаете, нравы у «тощего народа» дикие. Я ведь почему в «вилланы» подался? — какая-никакая, а все ж таки честь у нас имеется, традиции, достоинство. И тут неважно, кто ты по происхождению, тут, мессер, иное ценится. Чего своими силами, умом добьешься — то твое.

— Есть и другие пути, — осторожно говорит Обэрто, отодвигая в сторону пустую миску. — Тем более в таком городе, как Альяссо.

— Без денег, без знакомств, без отца и матери? — в голосе Фантина сарказм звенит предельно дерзко, почти вызывающе. — Мессер, я допускаю, что вы лучше меня знаете законы Республики. Но я, пожалуй, лучше вашего разбираюсь в жизни.

— Помоги-ка мне, — Обэрто медленно, стараясь не делать резких движений, отбрасывает одеяло и садится на кровати. — Ты помнишь, что говорил синьор Бенедетто?.. Ах да, тебя же тогда не было в комнате! Впрочем, неважно, если не веришь мне, спросишь при случае у синьора Аральдо. Каждый из них начинал обычным купцом и получил титул за заслуги перед Республикой.

— Я не могу начать обычным купцом, мессер, — язвительно замечает «виллан». — И давайте оставим этот разговор. Вы пришли в Альяссо не затем, чтобы перевоспитывать таких, как я, верно? — Он, отвернувшись, наводит порядок на столе, преувеличенно громко звякает ложками, мисками, переставляет небольшие песочные часы, сдвигает вещицы, которые раньше покоились в карманах Обэрто, в том числе — альбомчик. — И, между прочим, — добавляет, — я здесь тоже не для того, чтобы приглядывать за всякими там законниками, далее если они — магусы! Если б вы меня тогда не заставили… Но все равно, я обещал помочь вам, а не выслушивать всякую… ерунду!

— И тем не менее мы еще продолжим этот разговор. В другой раз. А сейчас… — Обэрто делает попытку встать на ноги — и ему удается! — Скажи, когда должен прийти Малимор?

— Сегодня уже был, — бурчит Фантин. — Теперь завтра явится, не раньше полудня… Мессер, могу я спросить? Я понял так, мессер, что вас отравили, а потом дали противоядие, правда?

— С чего ты взял?

— Ну, я же не дурак! Догадался. Синьор Бенедетто — он очень уж себя выше других ставит, думает, вокруг болваны глухие. И Малимор оговорился один раз…

Обэрто кивает:

— Ты все правильно понял. Мне действительно сперва подсунули яд, а потом — противоядие.

— Вы так спокойно об этом говорите! И когда мы на виллу шли, я ж заметил, вы совсем не волновались. Как вам удается? Я вот, если на промысел иду, всегда чуток трушу.

— В том-то и разница. Для тебя это промысел, ты знаешь, что идешь против людей, против законов человеческих и Божьих. Поэтому боишься быть пойманным. А для меня это всего лишь работа.

— Опять поучаете, мессер?

— Посмотри на меня.

— Это зачем еще? — Фантин продолжает бесцельно передвигать вещи на столе. — Взглядом зачаровать хотите?

— Я хочу, чтобы ты повернулся ко мне лицом. Или это пугает тебя больше, чем попытка проникнуть на виллу подесты?

Фантин медленно поворачивается.

— На вилле, мессер, так на так выйти могло. От стражников бы я наверняка ушел… ну, почти наверняка. От призрака — не исключено. Удачливый я потому что. А с вами, мессер, без вариантов, вы хуже судьбы: взялись намертво и не отпустите, пока не получите свое!

— Ты мог бы бросить меня. Здесь, когда я лежал в беспамятстве. Малимор бы тебе ничего не сделал.

— И синьор Леандро, скажете, ничего бы не сделал? Ему предок-то бестелесный все рассказал… ну, не все, но основное. Мне теперь на промысел придется далеконько ходить от Альяссо. Это если подеста соблаговолит закрыть глаза на мои прежние заслуги. Малимор — он да, шестерка пиковая, карта слабая. А те соглядатаи, что в доме напротив глаза себе провыглядывали, за мной следя?

— Перестань! Неужели ты не ушел бы от них, если б захотел?

— Ушел бы. Но далеко ли? Мне, чтобы мои сбережения забрать, так или этак пришлось бы в городе появиться. А у всех стражников — мои портреты рисованные, у всех, понимаете! И теперь, мессер, я только на вас и рассчитываю. Помнится, вы мне не только кнут сулили, которого я уже по самое не могу отведал, — вы мне еще и пряник обещали.

— Будет тебе пряник.

— В виде поучений?

— Кстати, о поучениях. Ты спрашивал, почему я не боялся, когда шел с тобой на виллу Циникулли. И почему так спокойно принял известие об отравлении. Ответ узнать до сих пор хочешь?