Сто рентген за удачу - Вадим Филоненко Страница 16

Я лег спиной на бархатное покрывало мха, положил руки за голову и посмотрел в свинцовое предгрозовое небо:

— Потап, а тебе гроза нравится?

— Не очень. На любителя автоматик. Есть у «Грозы», конечно, свои плюсы. Она небольшая, компактная. Из нее можно стрелять даже одной рукой, если вторая ранена или занята чем. Правда, только правой рукой, левше, как ты знаешь, с «Грозой» делать нечего… К тому же у нее точность плоховата, отдача великовата и шуму многовато. Если стрелять без глушителя, то так и долбит по ушам. Да еще и пороховые газы прямо в морду летят…

Я непонимающе уставился на него:

— Какие газы? Какой глушитель? Ты сейчас вообще о чем?

— Я о «Грозе». — Он приподнял лежащий на коленях автомат. — А ты о чем?

— И я о грозе, — указал на небо. — О настоящей грозе. Ты ее любишь?

Он неопределенно пожал плечами:

— Раньше любил. На Большой земле. А теперь… Скорее нет, чем да. Раскаты грома мешают слушать тайгу, да и молнии отвлекают.

Мы замолчали. По земле ударили первые капли дождя. Я сел и попытался спрятать лицо под остатками капюшона. Дождь мог быть радиоактивным.

— У меня есть один шприц с антирадом, — внезапно сказал Потап.

Я промолчал. Единственный шприц с порцией антирадиационного препарата на двоих — это все равно что один протез на двух одноногих инвалидов. Дозу нельзя делить пополам. Надо вкалывать целиком, иначе в ней нет никакого смысла.

Внезапно со стороны «Долины спящих гейзеров» донесся пронзительный визг. Я обернулся. Увидел взметнувшийся над полем фонтан огня. Потом еще один. И еще. Ветер принес запах горелого мяса.

— Собаки… Идут за нами… Слышь, Потап? Не отстали зверюги-то.

— И не отстанут, — меланхолично отозвался он. — Ночь скоро. Они ждут.

Гейзеры извергали огонь всего несколько секунд, а потом вспышки прекратились — панцирные псы стали осторожнее.

Непогода укорачивала день, поторапливая вечер. Темнота сгущалась прямо на глазах. Еще полчаса, от силы час, и мы станем беспомощными в абсолютной темноте, как новорожденные котята. Нам позарез нужен свет, хотя бы от костра. Конечно, есть множество способов быстро разжечь костер даже в мокром лесу, но для этого нужна хотя бы одна-единственная спичка. Или зажигалка. У нас при себе сейчас ничего подобного нет. Впрочем, можно раскурочить патрон и воспользоваться порохом. Но есть и другой — оптимальный, на мой взгляд, способ…

— Ну-ка, Потап, вставай. Возвращаемся в «Долину».

— Зачем?

— Если успеем, разведем костер от ближайшего гейзера. Станет светлее. Глядишь, собаки не решатся напасть. А если и решатся, наши с ними шансы чуть-чуть уравняются.

Потап покрутил головой — идея ему не понравилась. Гейзеры на том поле лепились почти вплотную друг к другу. Один неосторожный шаг, и от нас обоих останется лишь хорошо прожаренное мясо. Шашлык. Но если не пойдем туда, еще до исхода ночи превратимся в корм для уродливых бобиков. Куда ни кинь, всюду полный… карантин.

— Возвращаемся к гейзерам, — нехотя согласился Потап.

Дождь тем временем набрал силу, молотя по нашим спинам и упрятанным под капюшонами головам с азартом заядлого барабанщика. Зарокотал гром. Вдалеке ударила первая молния.

До «Долины гейзеров» было не больше пятидесяти метров по довольно ровной местности, усеянной редкими деревьями непонятной породы.

Мы как раз огибали кривоватую то ли лиственницу с пятнистым, черно-белым стволом, то ли березку с хвоей вместо листьев, когда на нас выскочил панцирный пес. Он выглядел жалко и угрожающе одновременно. Массивная треугольная голова с красными крысиными глазами и длинной, как у крокодила, пастью. Широкая, как у бультерьера, грудная клетка. Сильные, хоть и коротковатые ноги. Хвост отсутствует. Вместо шерсти — коричневатые пластинки внахлест, как у еловой шишки, — та самая природная броня, воспроизвести которую наши ученые безуспешно пытаются вот уже почти двадцать лет.

Натолкнувшись на нас, хищник явно растерялся — видно, чутье подвело его, и он не ожидал обнаружить людей так близко. Мы тоже не успели среагировать и нажать на спусковые крючки. Впрочем, к лучшему. А то сгоряча израсходовали бы драгоценные патроны, а их стоило поберечь.

Мгновение мы с псом пристально изучали друг друга. Вероятно, для него мы были изысканным деликатесом, потому что он судорожно сглотнул, и я вдруг явственно ощутил, насколько же сильно ему хочется есть. И единственная более-менее доступная еда в округе — это мы.

Но страх перед оружием у панцирного пса оказался сильнее голода. Мутант жалобно взвыл, облизнулся сизым языком, с которого закапала густая, похожая на жидкий гной слюна, развернулся и бросился наутек.

Вожак стаи, секалан, тут же прочел информацию из памяти своего разведчика, мгновенно проанализировал направление движения потенциальной добычи, то есть нас с Потапом, и оценил обстановку абсолютно правильно: понял, что мы собираемся отсидеться всю ночь в окружении света от гейзеров. Это для него оказалось неприятным сюрпризом. Выходит, напрасно он терпеливо преследовал нас, ожидая ночной темноты. Добыча обхитрила охотников. Но он сам и его стая отчаянно хотели есть! Нервы у молодого вожака не выдержали, и он отдал своре приказ о нападении.

Атака застала нас возле одного из толстых деревьев-мутантов…

Похоже, погода в этом бою решила выступить на стороне собак — небо вдруг потемнело до черноты, ливень набрал силу — казалось, вода стоит сплошной стеной. Видимость упала до нескольких метров. Слышимость вообще оказалась на нуле — барабанная дробь дождя и раскаты грома заглушали большинство звуков. Вспышки молний лишь на краткий миг разрывали темноту, а когда гасли, мрак еще больше сгущался.

В отличие от псов-мутантов, мы с Потапом практически ослепли и оглохли. Зато до предела обострилось чутье — выработанная годами, доведенная до автоматизма реакция на опасность.

Первого вынырнувшего из стены дождя хищника встретила пуля, выпущенная из моего «Ярыгина» практически в упор. Свинец вошел точно в красную пуговку глаза.

Собака взвыла от боли, но не сдохла, как любой другой обычный зверь на ее месте. Напротив, у нее лишь прибавилось ярости. Острые зубы едва не сомкнулись на моей руке, пришлось потратить на тварь еще один драгоценный патрон. Выстрел остановил пса, тяжелая девятимиллиметровая пуля пробила панцирь. Зверь рухнул на землю и забился в агонии. Сраженный двумя выстрелами, он еще жил! Что ж, живучести этих тварей можно только позавидовать.

К счастью, мне не пришлось тратить на него третий патрон, чтобы добить, — один из панцирных псов набросился на раненого, с остервенением вонзив зубы ему в незащищенное брюхо. Видно, от голода у собаки помутился разум. А может, напротив, песик был как раз очень умным — рассчитал, что безопаснее утолить голод практически беспомощным сородичем, чем рисковать, бросаясь под пули людей.