Курганник - Николай Немытов Страница 15

— Привет, красивая. — Тренировка перед зеркалом не прошла даром, но пара слов — еще не разговор. А Петр понятия не имел, о чем говорить дальше.

Равнодушный взгляд в ответ. Тонкие пальцы с черными ногтями быстро отсчитывают мелочь, темные глаза смотрят на него в упор, без выражения, как на любого другого посетителя.

— Привет. «Лонгер» с апельсином?

Приятно, что хоть это запомнила — он любил апельсиновый «лонгер». Петр замешкался: снять очки, чтобы она не подумала, будто он стесняется? Или не снимать? Пусть думает, что он спокоен и уверен в себе, что поездка к брату в Симферополь удалась, что он заработал приличные деньги и купил прикид за свои.

— Апельсин? Можно апельсин. Только не «лонгер»! — остановил он девушку и добавил с улыбкой: — Мартини. Пожалуйста.

Левый уголок алых губ насмешливо приподнялся.

— Ради одного стакана я бутылку открывать не буду, — предупредила она. — Хочешь купить полную?

Ага! Вот тут ты, красотка, попала. Петр широким жестом достал из заднего кармана портмоне из желтой кожи.

— Без проблем. — Его пальцы зависли над раскрытым «лопатником», выбирая нужную бумажку.

— Пятьдесят четыре гривны. — Ему показалось или ее голос действительно дрогнул?

Петр взглянул на девушку поверх очков — она едва сдерживала смех, оттого голос и дрожал. Он быстро поправил очки, чувствуя, что начинает краснеть. Едва сдерживая ярость, Петр большим пальцем правой руки припечатал сотню к крышке прилавка. Именно так, иначе она увидит дрожь в его руках. Люба тщательно вытерла салфеткой прозрачную бутылку со светло-салатной жидкостью, смахнула деньги.

— Сдачи не надо. — Петр тем же широким жестом вернул портмоне на место, но от волнения в первый раз промахнулся мимо кармана и чуть не выронил кошель. — Купи себе шоколада.

Однако Любовь уже положила остаток на пластиковое блюдце.

— Боюсь испортить аппетит, — ответила она, опершись на прилавок. — Меня сегодня пригласили в гости. К Зотову приехал друг из города — бизнесмен. Зашел заказать выпивку и пригласил. — Девушка поправила волосы. — Не могу, говорит, пройти мимо такой очаровательной девушки.

Петр стиснул зубы. Резко развернувшись на каблуках, пошел к выходу, но на полпути остановился:

— Я прибью его! Вот увидишь — прибью!

— Давай-давай! — подбодрила Люба, хохоча. — Только зубы не растеряй!

На веранде в обществе друга и его любимой девушки Виктор по-настоящему понял смысл слов «согреться душой». Привыкший быстро глотать обеды в кафе и ресторанах, Ковалев взялся за еду с привычным рвением. Отбивные под плавленым сыром дразнили нос и желудок, салаты дышали зеленью.

— А картошечки пожарить можно? — спросил он Лизу во время приготовления ужина.

Девушка внимательно посмотрела на гостя, удивленная странным пожеланием. Зотов рассмеялся:

— Да, зема! Придавил тебя стольный град Симферополь! А помнишь, как мы на камбузе втихаря картофан жарили?

Виктор пошел в отказ:

— Нет, если какие-то затруднения…

Кузнец чуть не лопнул от смеха:

— Затруднения? Ха-ха! Не боись, Кова, у нас даже молодая картошечка есть. Сейчас Лизавета мяско запечет и в противень меленькую картошечку целой положит, а потом в духовку — пщ-щ-щ!

Гость громко сглотнул.

— Во! — Зотов оттопырил большой палец. — Во будет!

Картошка действительно удалась на «Во!». Ковалев мурчал от удовольствия, позабыв о присутствующих дамах.

— Не-тара-пися, — приостановил его Макар, наливая в хрустальные стопочки рубиновую жидкость. — Никто отбивные не съест. Кроме меня, конечно.

Зотов улыбнулся:

— Ну, давай.

— За тех, кто в море!

Во рту Виктора разлилась малиновая вкуснота, язык щипнуло кислинкой. Гость восторженно уставился на пустой стаканчик, потом на бутылку с настойкой.

— Это вино?

— Та какое вино! — отмахнулся Зотов. — Какое вино в нашей Оторвановке? Чистый самогон.

— Макар делает из местного пойла прекрасные настойки и наливки. — Лиза коснулась пальчиками руки кузнеца.

Виктор позавидовал другу, когда увидел, с какой нежностью девушка смотрит на Зота.

Ковалев решил блеснуть красноречием:

— Как человек, кое-что понимающий в выпивке, — он ничего не понимал в ней, но статус столичного гостя обязывал, — скажу так: питье сделано с любовью. Какая классная штука! Можно создавать торговую марку.

Макар хохотнул, а Ковалева охватил приступ черной зависти, подогретый алкоголем. Лиза прислонилась к Зоту, едва не касаясь пушистыми ресницами его загорелой щеки. И что в нем привлекательного? Нос картошкой слегка облупился на солнце, брови выгорели. Полные губы? Длинные белые ресницы? Пожалуй, в сочетании с карими глазами они нравятся женщинам. Но рядом с аристократическим профилем Виктора Макар выглядел простовато. Деревенщина, одним словом. И все же Ковалев никогда бы не рискнул встать на пути Зота.

Виктора всегда удивляла одна особенность взгляда друга: когда он смотрел прямо на собеседника, у человека создавалось впечатление, что у кузнеца печальное лицо, нечто от плаксивого Пьеро. Потому многие обманывались, считая Макара трусом. Но стоило Зоту чуть наклонить голову, бросить взгляд исподлобья… Волчий яростный взгляд останавливал насмешника. А каким яростным бывает друг, Ковалев знал не понаслышке…

Полночь с 1987 на 1988 год

Над Кольским заливом стоял непроглядный туман. Так бывало, когда мороз под сорок и ниже. Час назад пробила полночь московская, провозглашая приход нового года. Виктору выпала редкая удача заступить в этот момент на трап. Понятное дело: кто же должен стоять на вахте в праздник, если не молодой карась? Макару повезло немного больше — он заступил к дизель-генератору. Шумно, зато тепло. А береговые команды — они суки. Взяли да и вырубили питание в десять вечера.

Витек вздохнул и потопал в корму корабля. На трапе — тоска смертная. Если не будешь топать взад-вперед, время совсем остановится. Оно и так едва ползет, будто не осталось внешнего мира или стоишь на самом его краю. Справа по борту — причал с громадой портового крана, контейнеры между его рельсами. Дальше — куб одного из цехов атомбазы ледоколов. За кормой черный округлый нос с надписью: «Арктика» да рыжая надстройка над ним.

А по левому борту… Из непроглядной тьмы поднимается к темному небу стена тумана. Да и есть ли оно, небо? Ни зги не видно.

Витек доковылял до фальшборта, осторожно протянул руку. Сейчас нафантазировать можно все, что угодно, однако мысли ворочались вяло, после дня, проведенного на суматошном камбузе, страшно хотелось спать. Даже в сорокаградусный мороз, даже с громадой тулупа на плечах и шинелью под ним. Даже стоя. Ковалев широко зевнул под шарфом. Холод сушил ноздри и норовил вцепиться в горло. Витек поднял шарф выше, прошелся вокруг крышки кормового трюма.