Проклятие сумерек - Владимир Ленский Страница 15

– Понимаю, – пробормотал Гайфье.

Его старший собеседник встряхнул кувшином и обнаружил, что там пусто. Поднялся со скамьи.

– Мне пора уходить, – сказал он. – Увидимся в другой раз. Когда я что-нибудь вспомню еще.

– А вы вспомните?

– Непременно, – обещал Ренье. – Память – такая хитрая штука! Начни щекотать ей пятки, как она тотчас выдаст тебе все свои секреты. А секретов там – толстенные залежи! Только копни поглубже.

* * *

Эскива не столько ходила, сколько бегала – по дворцу, по саду. Если бы ей дали волю, она бегала бы и по улицам столицы, и по дорогам Королевства. Ей трудно было передвигаться степенно, как надлежало царственной особе.

– Будь у меня крылья! – жаловалась она брату. – Я бы летала.

Гайфье, который твердо ступал по земле, не понимал ее.

– Когда ты несешься сломя голову, ты и половины происходящего вокруг не замечаешь.

– А я обязана замечать? – удивилась Эскива.

– Иногда это бывает полезно.

– И какую пользу ты извлекаешь из своей наблюдательности? – прищурилась Эскива.

– Например, встретил человека, который знал мою мать, – выпалил Гайфье.

Поначалу он хотел удержать этот секрет в себе. Владеть тайной, холить ее в уме, гладить по шерсти, как любимую собаку, – это было сладостно. Но поделиться ею с сестрой, увидеть, как та удивленно округлила рот и заблестела зелеными глазами, – в этом тоже имелась своя прелесть.

Радостное любопытство сменилось на лице Эскивы беспокойством.

– Но ведь ты… – начала она и замолчала.

Гайфье внезапно ощутил неловкость.

– Что?

– То, как госпожа Горэм это выразила… Что мы не родня…

– Глупости! – Гайфье уперся кулаком в бодро. – Выбрось это из головы. До тех пор, пока тебе нужен брат, он у тебя есть, Эскива.

Она опустила глаза.

– И что этот человек рассказывал тебе о твоей матери?

– Что она переодевалась куклой… Много интересного.

– А, – протянула Эскива. – Ну ладно. Познакомишь меня с ним как-нибудь при случае.

И убежала.

Длинная светлая галерея во дворце была разрисована фигурками девушек, танцующих с лентами в руках. Если быстро мчаться по этой галерее, не отводя глаз от фигурок, то начинает казаться, будто девушки действительно двигаются, а ленты извиваются, как живые.

Ветки деревьев проникали в галерею через раскрытые верхние окна, и, когда ветер раскачивал их, по противоположной стене двигались причудливые резные тени.

А посреди этого призрачного царства шевелящихся теней и пляшущих настенных росписей бежала эльфийская девочка с золотистой кожей и темными волосами, и только очень яркое солнце могло вызвать медный отлив на ее туго заплетенных косичках.

И вдруг все оборвалось. Эскива запнулась о что-то невидимое и упала, раскинув руки, точно собираясь взлететь.

Она рухнула на пол. От боли, а главное – от обиды у нее потемнело в глазах. Круги и искры затмили ей зрение. Но самое ужасное и обидное было то, что она расквасила себе нос. Кровь закапала на пол, на одежду девочки.

Она села, схватилась за голову. Покачалась из стороны в сторону, надеясь, что так скорее придет в себя. Голова гудела, нос испытывал острую боль, а из глаз лились слезы.

– Как такое могло случиться? – прошептала Эскива.

Она всегда не ходила, а бегала. И быстрее всего – по своей любимой галерее. Об этом всякий во дворце скажет: ее величество летает, как птица, чуть-чуть приподнявшись над землей. Юность и кровь Эльсион Лакар – кипучее сочетание.

И вот теперь ее величество упала и расквасила себе нос. Скоро набегут фрейлины, начнут причитать, вытирать ей лицо, потащат умываться, переодеваться, уложат в постель, принесут сладости. Почитают ей вслух книжку, если она попросит.

Ой, нет. Она не может предстать перед ними в таком виде. Ей нужно привести себя в порядок. Она – королева, она должна вызывать к себе почтение.

Эскива провела рукой вокруг себя и вдруг нащупала то, обо что она споткнулась. Тонкий, выкрашенный черным шнурок, натянутый поперек галереи. Она не заметила его, потому что во время бега смотрела на расписные стены. И, что самое неприятное, – возле места ее падения имелся кинжал.

Воткнутый рукояткой в пол и повернутый вверх острием, он находился как раз там, куда Эскива бы упала, если бы бежала по самой середине галереи. Лишь по случайности она оказалась в шаге от смертельной ловушки.

Несмотря на то что день был жарким, девочка ощутила пронизывающий холод. Все выглядело так, словно ее хотели убить.

Но ведь этого не может быть!

Для людей она всегда была желанной эльфийской владычицей. Она давала кровь Эльсион Лакар Королевству. Без нее Королевство погибнет. Она – величайшая ценность страны.

Мысль о том, что есть кто-то, ненавидящий ее настолько, чтобы попытаться убить, показалась Эскиве противоестественной. Она расплакалась снова.

Она не знала, сколько времени просидела на полу, глотая слезы. Должно быть, не слишком долго, потому что ни одна фрейлина так и не появилась в галерее. Свидетелей ее падения и горя не было.

И Эскива взяла себя в руки. Встала. Взяла кинжал, обрезала шнурок. Спрятала его вместе с кинжалом в рукаве. Ей нужно побыть наедине с этими вещами, чтобы хорошенько все обдумать.

И она ушла к себе, стараясь держаться так, чтобы ни у кого не возникло и тени подозрения.

Комнаты Эскивы представляли собой своего рода «цветок» с большой круглой «сердцевиной» и четырьмя «лепестками». «Сердцевина» была приемным залом, с полукруглыми диванчиками и маленьким фонтаном посередине. В стене приемного зала имелись двери: одна вела в спальню королевы, другая – в ее будуар, третья – в кабинет, четвертая – в комнату для занятий и рукоделия.

Туда и направилась Эскива. Эта комната была самой светлой. Кроме того, там можно было разложить самые неожиданные вещи и не вызвать ничьего подозрения. Эскива занималась вышивками, немного мастерила, отдавая предпочтение созданию игрушечных фантастических зверей. Но чаще всего она писала красками или ткала.

Вид шнурка ничего не говорил Эскиве. Разве что его цвет… Она потерла шнурок пальцами. Так и есть! На пальцах остались следы краски. Скорее всего, тот, кто готовил покушение, позаимствовал черную краску у самой предполагаемой жертвы. Что ж, усмехнулась маленькая королева, в таком решении имелось некое изящество.

Кинжал мог поведать девочке куда больше. Она провела пальцами по лезвию, потрогала рукоятку. Она уже видела эту вещь раньше. Рукоятка, парная к шпаге… Тот же узор, те же тонкие металлические хитросплетения – ловушка для кончика шпаги. Любимый кинжал Гайфье.