Битва близнецов - Трейси Хикмэн Страница 14

Когда жрица вновь нашла в себе мужество оглядеться по сторонам, она увидела, что Рейстлин, закрыв глаз, полулежит в своем кресле, а Карамон кипятит воду в побитом жестяном котелке, который, судя по виду посудины, он выкопал откуда-то из-под горы углей в очаге. Чтобы вода грелась быстрее, он подложил в огонь покрытую затейливой резьбой деревянную ножку от разломанного стула.

Отсветы пламени блестели на его золотых доспехах и гладкой загорелой коже, а мышцы на спине всякий раз ходили ходуном, стоило озябшему гиганту слегка повести плечами.

«Он и в самом деле прекрасно сложен», — подумала Крисания и вздрогнула. Ей вспомнилось, как с мечом в руках Карамон ворвался в подземную лабораторию Фистандантилуса в обреченном Храме. Тогда в его глазах она увидела смерть — смерть Рейстлина и свою собственную…

— Вода закипела, — возвращая Крисанию к действительности, громко сказал Карамон.

— Давай я приготовлю ему отвар, — предложила жрица, радуясь, что тоже может что-нибудь сделать для мага.

Когда она подошла к Рейстлину, тот открыл глаза. Заглянув в них, Крисания увидела только свое отражение — бледное, растерянное лицо. Рейстлин молча протянул жрице маленький шелковый мешочек, завязанный тесемкой, и в изнеможении откинулся на спинку кресла. Крисания взяла мешочек и повернулась к Карамону.

— Положи несколько листьев в чашку и залей кипятком, — сказал исполин.

— Что это за листья? — полюбопытствовала Крисания, открывая мешочек и морщась от незнакомого острого запаха. Карамон помог ей налить в чашку кипяток.

— Не знаю. — Гигант пожал плечами. — Рейст всегда сам собирает травы.

Рецепт этого снадобья Пар-Салиан дал ему сразу после… после Испытания, когда ему было совсем плохо. Да, — Карамон улыбнулся, — пахнут они отвратительно, а на вкус, должно быть, это и вовсе жуткая отрава… Но настой поможет ему.

Карамон посмотрел на брата едва ли не с нежностью, но тут же отвернулся.

Крисания подала дымящийся настой Рейстлину. Тот немедленно вцепился в чашку дрожащими пальцами и поднес ее к губам. Сделав первый глоток, маг облегченно вздохнул и снова вытянулся в кресле.

Наступила неловкая тишина. Карамон, не отрываясь, смотрел на огонь.

Рейстлин тоже погрузил взгляд в языки пламени и молча пил свое снадобье.

Крисания вернулась в кресло и занялась тем же, чем, как она полагала, занимаются сейчас оба близнеца, — попыталась привести в порядок свои мысли и хоть немного разобраться в том, что с ними произошло.

Считанные часы назад она стояла в центре обреченного города, осужденного разгневанными богами на гибель. Уже тогда она была на грани срыва. Сейчас Крисания признавала это, как и то, что тогда она этого не понимала. С какой слепой самонадеянностью она воображала, будто душа ее надежно защищена крепчайшими стальными стенами веры. Увы — теперь она с сожалением и стыдом осознавала это, — вера ее оказалась отнюдь не из стали, а всего лишь изо льда.

В горниле правды сталь закаляется, а лед тает, превращаясь в текучую воду. Ее вера растаяла, оставив ее беззащитной и ранимой. Если бы не Рейстлин, она, наверное, погибла бы в Истаре.

Рейстлин… При мысли о нем щеки жрицы снова зарделись. Ей еще никогда не приходилось сталкиваться с любовной страстью. Когда-то, много лет назад, Крисания была помолвлена с молодым человеком, в которого, как ей казалось, была влюблена. Но она не любила его, нет, и теперь могла признаться себе не только в этом; но и в том, что никогда по-настоящему не верила в любовь — во всяком случае, в ту любовь, которая воспевалась в легендах и сказках. Зависимость от другого человека всегда казалась ей слабостью, а раз так — то ее следовало сторониться. Крисания вспомнила, как Танис Полуэльф рассказывал ей о своей жене Лоране. «Когда ее нет рядом, — сказал он, — мне кажется, будто я лишился руки…»

«Что за романтические бредни», — подумала она тогда, но теперь жрица все чаще задавала себе один и тот же вопрос: чувствует ли она нечто подобное по отношению к Рейстлину? Мысленно возвращаясь к последним дням в Истаре, к бушующей над городом буре, к вспышкам молний и треску грома, Крисания с неизменным постоянством вспоминала только одно — жаркие объятия Рейстлина. При этом жрица испытывала уколы сладкой боли, и ей безумно хотелось, чтобы миг этот повторился. Однако что-то внутри нее по-прежнему сопротивлялось, вызывая невнятные, смутные страхи. Помимо своей воли Крисания припомнила лихорадочный блеск в глазах мага — восторг, охватывавший Рейстлина при каждом новом порыве бури. Он радовался надвигающейся катастрофе так, словно сам ее вызвал.

Воспоминания Крисании были сродни запаху, который она, приблизившись к Рейстлину, недавно ощутила. Маг благоухал розовыми лепестками и экзотическими ароматами, и вместе с тем от него тянуло тленом, плесенью и едкой серой.

Словом, насколько тело Крисании жаждало его прикосновений, настолько ее душа в ужасе отшатывалась прочь…

В животе Карамона громко заурчало, и Крисания, вздрогнув, возвратилась в реальность. Подняв голову, она увидела, как исполин тут же смущенно покраснел.

Несмотря на то что Крисания вспомнила теперь и о собственном голоде, она невольно рассмеялась.

Карамон с сомнением посмотрел на жрицу, подозревая, очевидно, что у нее началась истерика; однако, заметив выражение его лица, Крисания рассмеялась еще громче. Смех ее был приятен и звонок — казалось, сама тьма немного отступила перед ним, а от сердца отлегла тяжесть. В конце концов Карамон, захваченный ее весельем, тоже рассмеялся.

— Так боги напоминают нам, что мы люди, — смахнув выступившие на глазах слезы, сказала Крисания. — Подумать только, мы находимся в самом жутком месте, какое можно себе вообразить, нас окружают чудовища, готовые пожрать нас и наши души, а я думаю только об одном: как сильно мне хочется есть.

— Нам потребуется еда. — Отсмеявшись, Карамон сразу же посерьезнел. — И какая-нибудь приличная одежда, если, конечно, мы намерены здесь задержаться.

— Он посмотрел на брата. — Сколько времени мы здесь пробудем?

— Не долго, — отозвался Рейстлин. Кружка с настоем в его руках почти опустела, и голос мага звучал теперь намного увереннее. — Мне нужно время, чтобы восстановить силы и закончить кое-какие исследования. Эта госпожа… — Он посмотрел на Крисанию, и жрица невольно поежилась — таким холодным вдруг показался ей его голос. — Эта госпожа должна обратиться к своему богу и укрепиться в вере. Только после этого мы будем готовы пройти через Врата. Ну а потом, брат мой, ты сможешь пойти куда пожелаешь.

Крисания почувствовала на себе вопросительный взгляд Карамона и с трудом сохранила внешнее спокойствие, хотя упоминание о страшных Вратах — проходе, сквозь который они должны были проникнуть в Бездну и предстать пред Владычицей Тьмы, — заставило ее сердце в страхе замереть. Именно поэтому она предпочла смотреть на пламя в очаге, нежели отвечать на взгляд Карамона.

Гигант вздохнул и слегка откашлялся.