В интересах государства. Орден Надежды - Алекс Хай Страница 14

Вот зараза. Слишком уж хорошо у нее варила голова после возвращения воспоминаний. И вопросики она задавала правильные. Сосватать бы эту девицу на службу Корфу — эти двое точно споются.

“Многовато вопросов, милая”, — я попытался съехать с темы. — “Но если это тебя утешит, вас я трогать не собирался и не собираюсь”.

“Ага. Если б Ронцов не воскрес… Кстати, это тоже очень интересно. Есть комментарии по поводу парня, который решил поиграть в святого Лазаря?”

Я начинал терять терпение.

“Твою шляпу, Грасс! Я на допросе? Или ты все это вынюхиваешь для кого-то?”

“С чего ты взял?” — мгновенно отреагировала девушка.

“С того, что ты сама ведешь себя странно, и доверять тебе у меня оснований нет. Сперва ты просто заколола Афанасьева, хотя в этом уже не было необходимости. Потом единственная из всех, кто там был, позаботилась записать воспоминания на артефакт. А сейчас устроила мне натуральный допрос. Ты уж извини, но сдается мне, что действуешь ты по чьей-то указке”.

Грасс лишь рассмеялась у меня в голове.

“Экий ты параноик, Соколов. Ну хорошо, объясню. Во-первых, на моих глазах уже убивали, и я знала, что однажды это придется сделать и мне. Во-вторых, Афанасьев оказался предателем, а у меня с ними разговор короткий, и уж тем более слез по нему лить я не собираюсь. Что до артефакта, я объяснила тебе все раньше — не забывай, из какой семьи я происхожу. Конечно, у меня будут тузы в рукавах!”

“Все это не объясняет твоего слишком уж живого интереса”, — проворчал я.

“Мы с тобой в одной лодке, Соколов, хочешь ты этого или нет. Мы оба в этом дерьме по самые уши. И мне интересно, как же так вышло, что мы отделались всего-то карцером? Что Аудиториум аккуратно поджарил мозги кому надо, придумал новую легенду и оставил нас учиться. Наказание, знаешь ли, не совпадает с тяжестью преступления”.

Я тяжко вздохнул. Нет, она от меня не отстанет. Вцепилась бульдожьей хваткой. Да и мне нужно дать ей какую-нибудь версию, чтобы она успокоилась, не стала болтать, но и дальше с вопросами не лезла.

“За нами отныне очень пристально наблюдают”, — наконец ответил я. — “Нужно объяснять, что это означает?”

“Избавь от подробностей, я поняла”.

“Просто прикидывайся дурой, веди себя так, словно ничего не вспомнила — и пронесет. А со временем это забудется”, — успокаивал ее я.

“Не забудется”, — печально усмехнулась Грасс. — “Это Аудиториум, Соколов. То, что они заменили мне воспоминания, не отменяет того, что я сделала. А это означает, что однажды, когда Аудиториуму понадобится моя помощь, мои связи или мое еще что-нибудь, они напомнят о моем поступке. Не сомневайся, с них станется”.

“Значит сделай все так, чтобы они как можно реже о тебе вспоминали”, — ответил я.

“Боюсь, отныне это не от меня зависит”, — грустно ответила Грасс.

Я закрыл глаза, но сон как рукой сняло. Взглянул на часы и внезапно понял, что мы проговорили добрых два часа. Все же требовалось немного поспать. Вроде бы все важное решили, Аня, судя по ответам, собиралась проявить благоразумие. А большего я отсюда сделать не мог.

“Соколов, еще не спишь?” — прервала мои размышления байкерша.

“Пытаюсь заснуть. Чего тебе?”

“Даже не спросишь, почему я все же убила его, хотя могла пощадить? Неужели неинтересно?”

“Это не мое дело”, — ответил я и отвернулся лицом к стене. — “Спокойной ночи, Грасс”.

***

Я проснулся от какого-то неприятного запаха и холода. Морозный воздух кусал меня за щеки, а ноздри раздражала вонь табачного дыма.

Открыв глаза, я тут же посмотрел на часы: пять утра. Час до подъема. А холод и сигаретный дым тянулись из дыры в стене. Ну конечно, кто ж еще…

“Грасс, ты с ума сошла?” — рявкнул я так, что Анька от неожиданности едва не свалилась с подоконника. Что-то грохнуло, зашуршало, и я услышал скрип окна.

“Твою мать! И тебе доброе утро. Чего орешь прямо в мозг?”

“Здесь нельзя курить!”

“Пффф, убегать тоже было нельзя. Я немножко. Всего одну”.

“Завязывай, мне холодно”, — проворчал я и натянул одеяло по самый подбородок.

Грасс, видимо, вняла моей просьбе и, кажется, даже воспользовалась заклинанием, чтобы лучше проветрить камеру. Запустила слабенький “Вихрь”, который мы разучивали на Прикладной Благодати, и пустила ураганчик по комнате.

Я хотел было снова отрубиться, но на этот раз не позволили уже наши надзиратели. Кто-то шаркал по коридору, гремел ключами и возился с дверью нашего отсека.

Что-то они рановато.

— Соколов, подъем! — громкий стук кулака Гром-бабы звучал так, словно она била половником по здоровенной металлической кастрюле. — Просыпайся! К тебе гости.

Я раздраженно стащил одеяло и свесил ноги.

— Не рановато ли для приема посетителей, Светлана Александровна? — проворчал я, но принял вертикальное положение, как того требовал устав.

Дама не ответила. Лишь что-то пробурчала себе под нос и отперла дверь моей камеры.

— Входите, — она кивнула невысокому человеку, силуэт которого темнел в дверном проеме.

— Благодарю.

— Погодите, свет включу, — спохватилась надзирательница.

— Не стоит утруждаться, — гость зажег “Жар-птицу” и запустил ее под потолок — камера тут же озарилась мягким оранжевым светом.

А я узнал своего визитера.

— Доброе утро, Станислав Янович, — зевнув, поприветствовал я войтоша ректора.

Не спрашивая разрешения, Любомирский прошел к столу, выдвинул стул и уселся напротив меня. Принюхавшись, он улыбнулся.

— Не знал, что вы курите, ваше сиятельство. Советую прекратить. Это пагубная привычка.

— Не я. У меня здесь есть сосед.

— О, наслышан, наслышан…

— Чем обязан визиту в столь раннюю пору? — вскинул брови я и поежился от холода.

Любомирский бросил многозначительный взгляд на надзирательницу и та, поджав губы, захлопнула дверь, оставив нас в наедине. Но я был уверен, что дамочка подслушивала.

— Михаил Николаевич, полагаю, произошло ужаснейшее недоразумение, — с театральными интонациями начал войтош. — Вас не должны были отправлять под стражу. Его высокопревосходительство узнал о вашей участи вчера глубоким вечером и был разъярен. Однако мы решили, что будить вас среди ночи и переводить в Домашний корпус будет не лучшей идеей.

Ах вот оно как. Значит, до Долгорукова дошла информация, и он тут же отправил своего цепного пса по мою душу. Как тебе такое, Мустафин? Один — один, сволочь.

Я не удержался от гнусной ухмылки.

— Значит, вы пришли вызволить меня из заточения?