Ловчий в волчьей шкуре - Владимир Свержин Страница 13

Хотя уж где-где, а в Савойе, и особенно Пьемонте, черноволосых пруд пруди. Старый дворецкий, прислуживавший еще первому хозяину Монсени, говаривал, что этакий приметный окрас граф унаследовал от бабки – матери своего отца. Я, признаться, помню ее с трудом: такая себе добродушная седенькая шамкающая старушка, угощавшая сластями всю окрестную детвору. А вот на ее парадном портрете, писанном полвека назад каким-то известным живописцем, умелый мастер и впрямь не пожалел на волосы благородной дамы черной краски.

Правда, имя художника, уж извините, запамятовал. Но тут у всякого свое ремесло: кому следы да повадки звериные в голове держать, а кому – имена мастеров.

Но, как бы то ни было, я посторонился, освобождая графу путь, и он бросился к лестнице, не оглядываясь, точно кто за ним гнался. А я так и остался стоять в недоумении, силясь понять, что здесь произошло. Как выяснилось спустя мгновение, не меня одного удивила столь резкая смена настроения его сиятельства. Принцесса Алина вышла из своих покоев вслед за графом и, увидев мою ошеломленную физиономию, словно даже обрадовалась:

– А, Рене, подите-ка сюда, голубчик.

Назови меня так кто иной, вмиг бы познакомился с тяжестью кулаков этого, видите ли, «голубчика». Это ж надо такое придумать: назвать столь непотребно меня, Рене Сан-Лу! Но в устах гуральской принцессы даже это глупое прозвание звучало так, что вся моя досада куда-то вмиг испарилась и я, кланяясь, приблизился к ее высочеству.

– Не знаешь ли ты, чем это я огорчила милейшего хозяина? Мне бы не хотелось, чтобы он думал, будто я желала обидеть его.

– Не ведаю, прекрасная госпожа, – пролепетал я.

– Я лишь упомянула о замке Тиффож, который некогда принадлежал маршалу де Ретцу. А он вдруг взвился, точно я ненароком изрезала портрет его любимого деда.

– Ну что вы, сеньора принцесса, – я переминался с ноги на ногу и чувствовал, как язык прилипает к нёбу. – Отец старого графа, второй из рода Монсени, был рыцарь славный и благочестивый. Зачем же было резать?

– Да не резала я! – возмутилась Алина.

Тут, чувствую, совсем одурел, несет меня куда-то, стою ни жив ни мертв, продолжаю околесицу городить. Так, стало быть, прелестный ее облик на меня подействовал. Вот и пойми – что я, раньше девок не видел? Видел. И порой весьма преизрядных. Ан нет, тут язык заплетается и поделать с собой ничего не могу! Может, оттого, что она не только собой хороша, а еще и принцесса?

Это я так в тот миг думал. Вот, значит, стою и рассказываю девице этой все подряд, что в голову приходит:

– Да вы сами, ежели хотите, поглядите. В Шпалерном-то зале, ну, там, где граф вас намедни принимал, семейные портреты висят. Там и его, и супруги его, покойной дамы Жильберты.

Она так остановила меня и говорит:

– Да, мой друг, я бы очень хотела взглянуть на их портреты.

Между тем, пока я докладывал графу о прибытии гонца, а затем лепетал, как нерадивый школяр перед строгим учителем, насчет родни моего господина, совсем неподалеку состоялась довольно занятная беседа между маркизом де Караба и его домашним питомцем, хотя, быть может, вернее назвать его служебным питомцем, но это уже не мое дело. Так вот, серо-черный кардинал прошествовал в библиотеку, постучал длинным когтем по спине маркиза, а добившись его внимания, заговорил таинственным шепотом:

– Алекс, перестань лепить буковку к буковке, ученость не к лицу благородному рыцарю. Займись делом: мне срочно нужны бочка валерьянки и десять головок сыра.

Охотник за демонами поглядел на него изучающе (во всяком случае, сам он потом живописал свой взор именно так) и произнес со скорбью в голосе:

– Друг мой, знаешь ли ты, что кошачий алкоголизм неизлечим?

Профессор, опять же, по его утверждению, вспыхнул от негодования, и, хотя под шерстью этого было не видно, огонь в глазах выдавал самое горячее возмущение.

– Попрошу без насмешек и гнусных инсинуаций! – гневно заявил он. – Да, быть может, я вчера и позволил себе несколько лишних глотков, но это лишь от переживаний. Как говорится, «после боя сердце просит…». Вместе с тем, всякому, кто имеет глаза, видно, что я тружусь не покладая лап, в то время как некоторые глупо насмешничают и прохлаждаются в библиотеке.

– Ну, хорошо, хорошо, – пошел на попятную Алекс. – Я был не прав, ты работаешь. Но все же объясни, зачем тебе сыр и бочка валерьянки?

– Нужно – и все, – продолжал дуться котофей. – Так сказать, для производственных целей. А ты сиди дальше, шуточки обдумывай. Маркиз выискался! Да я таких маркизов, если хочешь знать, из любой деревенщины наделаю. Вон, хоть из Сан-Лу. Так сказать, в знак благодарности за небольшую помощь в деле моего геройского одоления псов.

– Ладно-ладно, твоя взяла! – рассмеялся Алекс, выставляя перед собой ладони, будто демонстрируя, что безоружен и не намерен оказывать сопротивление. – Но сам посуди, где я тебе посреди местных лесов отыщу целый валерьяновый пруд?

– А это уж не мое дело, – чуть отходя, буркнул кот. – Я уже обо всем договорился, блеснул дипломатическим талантом. Твое дело маленькое – обеспечить детали.

– Бочка валерьянки – это не детали! – посетовал маркиз.

– Ха! – кот надменно поднял голову. – В сравнении с тем, чего достиг я, это даже не деталь, это какой-то микрочип, и мне горестно будет докладывать начальству, что гениальная, ибо разработана лично мной, операция сорвалась из-за того, что кто-то, не будем показывать пальцем, хотя это был Алекс Орлов, не потрудился обойти местные аптеки и купить немножечко валерьянки.

– Ничего себе! – возмутился маркиз. – Если подобная емкость – это немножечко, то сколько, по-твоему, «множечко»?

– Не будем вдаваться в подробности, это всего лишь тот разумный минимум, на котором мы сошлись, – парировал кот. – К тому же, если ты перестанешь ограничиваться внешним обличьем хомо сапиенса, а действительно активизируешь свою умственную деятельность, то всегда сможешь объявить, что валерьяна нужна тебе исключительно в целях борьбы с демонами. Вот смотри, – кот уселся на стол рядом с сеньором маркизом и поднял указательный коготь, – даже такому невежде, как ты, следует знать, что представляет собой валерьяна. Так вот, сие чудодейственное растение, именуемое также кошачий мяун, в смысле, маун, оно же – лесной ладан, не только управляет мыслью, как полагал Плиний, не только обладает манящим запахом, как полагала Клеопатра, велевшая разбрасывать нарезанную валериану вокруг своего ложа, но и… – Профессор уставился на Алекса в ожидании немедленного ответа.

– Что «и…»?

– О господи, я же проговорился, я же дал тебе подсказку! Нельзя же все время думать о чем-то постороннем, даже если это постороннее – твоя жена!

– Алина мне не посторонняя! – возмутился Командор.

– Не уводи разговор в сторону, там нет ничего полезного для дела! Итак, мой неоперившийся орленок, как я уже сказал, иное название этого замечательного, этого волшебного корня – лесной ладан. А кто боится ладана? – ученое животное насмешливо сощурило глаза.