Форма жизни - Андрей Ливадный Страница 13

Борт космического корабля «Янус-К209НТ», владелец — Корпорация «Дитрих фон Браун», Европейский Союз, порт приписки — Станция «Каллисто».

Земная орбита

— «Янус-209», говорит центр связи «Хьюстон», доброе утро…

— Доброе утро, Хьюстон. — Андрей Дибров отстегнул ремни и всплыл над креслом, одновременно дотянувшись правой рукой до скошенной приборной панели, закреплённой у «потолка» отсека. Он действовал машинально, руки сами знали, где и что нужно нажать, — сказывался многолетний опыт космоплавания.

В тишине замкнутого помещения отчётливо пискнул сигнал.

Он обежал глазами контрольные датчики и начал привычную процедуру формального доклада:

— У нас всё в порядке, бортовые системы в норме. — Андрей переместил взгляд к следующей группе датчиков. — Режим телеметрии данных не нарушен. — Он ухватился за скобу, подплывая к отдельно размещённому терминалу, и взглянул на огромное голубовато-серое полушарие Земли, застывшее в перекрестье координатной сетки систем наведения следящих антенн. — Ориентация в пределе допустимых погрешностей, — завершил он свой короткий рапорт, считав цифровые значения, которые постоянно менялись в узлах пересечения изумрудно-зелёных линий.

— Вас понял, «Янус». Челночные корабли с пассажирами стартуют по расписанию. Вы готовы к приёму?

— Да, Хьюстон, у нас всё в порядке. — Дибров взглянул на табло бортового хроно. — Через полчаса начало процедур предстартовых проверок.

— Хорошо, «Янус». До связи через тридцать минут.

Ухватившись за специальную скобу, Андрей перевернулся относительно «пола», одновременно коснувшись свободной рукой сенсора на панели интеркома.

— Хьюго, Земля вышла на связь. Желают нам доброго утра.

В ответ раздался сухой щелчок, и затем послышался голос первого пилота:

— Долго спишь, «командный». Основной модуль уже окончил утреннюю пробежку.

— О’кей, — усмехнулся Дибров. — У нас есть тридцать минут до следующего включения. Я в секции «Альфа». Предлагаю лёгкий завтрак на нейтральной территории.

— Принято.

«Нейтральной территорией» на борту двухмодульного космического корабля «Янус» его экипаж, состоящий из четырёх человек, в шутку называл отсеки общего пользования, расположенные между разделяемыми модулями.

* * *

Покидая командную полусферу, в которой царила невесомость, Андрей Дибров на минуту задержался в тесном переходном тамбуре, снабжённом небольшим круглым иллюминатором с толстым стеклом.

Отсюда отлично просматривался длинный, скупо освещённый цепочками навигационных огней корпус «Януса». Два спускаемых модуля, похожие при таком ракурсе на огромные, тускло серебрящиеся половинки исполинской раковины моллюска, присосались к нему с двух сторон, медленно вращаясь вместе с цилиндрической базой, соединяющей двигательную и командную секции.

От этой картины на душе Диброва стало тепло и спокойно. Он знал и любил свой корабль, и «Янус» до сей поры платил ему взаимной симпатией, по крайней мере командиру казалось именно так.

Андрей попал на борт межпланетного транспорта не случайно. Два года назад ему исполнилось тридцать пять лет. Это был предельный возраст для военного флота, но капитан Дибров, уволившись в запас, быстро осознал, что жизнь на «гражданке» ему невыносима. Он не был стеснён материально, но найти занятие по душе после пятнадцати лет, проведённых на военном флоте, ему не удалось, поэтому, промаявшись два года, он сам предложил свои услуги компании космических перевозок ЕСА [2], которая нуждалась в тот момент в специалистах, имевших опыт полётов на «К-209», тем более что подписанный контракт не входил в противоречие с теми ограничительными обязательствами, которые он принимал на себя при увольнении в запас.

…Люк шлюзовой камеры, зашипев, отъехал в сторону.

Оттолкнувшись от края иллюминатора, Андрей вплыл в транспортную кабину и, продев кисть руки в специальную петлю, вставил подошвы лётных ботинок в гнёзда, которые тут же отреагировали на касание, намертво примагнитив его обувь к полу.

Чтобы перейти из модуля невесомости на внутреннюю поверхность вращающейся части, где центробежная сила создавала имитацию 0,43g, требовалось всего лишь несколько секунд терпения.

Кабина плавно ускорилась, потом остановилась, меняя пространственное положение, и когда её дверь автоматически отъехала в сторону, перед Андреем уже был пол коридора вращающейся части.

До приёма первого челночного корабля с пассажирами оставалось ещё двадцать четыре минуты.

* * *

— Привет, Хью, — войдя в отсек, Андрей протянул руку и слегка хлопнул по протянутой ладони напарника.

Майкрофт уже накрыл на стол и включил терминал бортовой сети, но пока экран оставался занят вальяжно перемещающимися фигурами так называемого «Хранителя».

— Привет, — ответил он, показав при этом свои ослепительно белые зубы. Через секунду пухлые губы Хью сомкнулись, придав эбеново-чёрному лицу хитроватое, но добродушное выражение.

— Скажи, Андрей, — внезапно прищурился он, спрятав весёлые чёртики, мелькнувшие в его зрачках, — у вас, русских, эта страсть к экзотике врождённая или вы её приобретаете с возрастом?

— Не понял? — насторожился Дибров, зная, что Майкрофт ничего не спрашивает просто так.

— Ты ведь опять спал в невесомости, верно?

Андрей кивнул, садясь за стол и пододвигая к себе поднос с завтраком. Он не видел в этом ничего экзотичного.

— А скажи, висеть вниз головой — это специальная тренировка? — не унимался Хью.

— Не придуривайся. Ты же знаешь, что в невесомости термины «низ» и «верх» теряют свой смысл. Нет никакой разницы, в каком положении спать…

Майкрофт покачал головой, на этот раз вполне серьёзно.

— Для меня есть, — со вздохом сознался он. — Только смотри, командир, медикам ни звука, особенно нашей Лори. — Он приложил палец к своим пухлым губам. — Меня начинает тошнить, когда я открываю глаза и вижу под собой опрокинутый вверх ногами пол.

Не решившись даже взглянуть на рану, он с усилием встал и, уже не заботясь о предосторожностях, продрался сквозь ветви металлических кустов.

Над отрогами кольцеобразного кратера всходило солнце, контрастный рисунок светотени лежал повсюду, пятная жёлто-коричневые скалы чёрными, резко очерченными тенями. Глухо хлопали, рассыпаясь в мелкий щебень, не выдержавшие резкого перепада температур камни.

Ориентируясь по собственным следам, глубоко отпечатавшимся в пыли, покрывающей старую дорогу, Аргел, прихрамывая, пошёл назад, туда, где на закате остановился караван обречённых.

Поднявшись на возвышенность, юноша взглянул вниз и застыл, поражённый открывшейся взору картиной.

Несколько десятков человек лежали на земле меж брошенных, перевёрнутых повозок. Солнце уже поднялось над вершинами гор, и под его палящими лучами от неподвижных, заиндевевших тел поднимался пар…

Смотреть на это было жутко, но ещё больший ужас внушили мальчику фигуры людей без защитных одежд, которые спокойно обыскивали перевёрнутые повозки, перегружая заинтересовавшие их вещи в мешки, притороченные к полусферическим телам приручённых сервов.

Он с первого взгляда понял, что перед ним изменённые — бывшие люди, которых коснулось проклятие Селена, но убежать или спрятаться Аргел не смог, — отряд мародёров оказался хорошо организованным: пока одни грабили скудное имущество изгнанников, другие стояли на страже, распределившись по периметру вокруг места массовой гибели людей, и один из наблюдателей сразу заметил подростка, как только он появился над гребнем возвышенности.

Аргеландер всё ещё пребывал в состоянии шока: он смотрел на истекающие паром тела мёртвых людей, когда последовал резкий взмах руки изменённого и два серва тут же рванулись в его сторону…

Минуту спустя над сбитым с ног Аргелом склонился один из мародёров. Бесцеремонно содрав с пленника порванный балахон, он взглянул на безобразную серебристую кляксу, полностью затянувшую порез на бедре юноши, и вдруг, криво усмехнувшись, проговорил:

— Добро пожаловать в новый мир, сервёныш.

Корабль «торговцев» возвышался неподалёку, сверкая в лучах восходящего солнца, словно ослепительная металлическая гора.

* * *

Реголитные копи Кол Адра, куда вместе с другими рабами попал Аргел, поначалу не произвели на него особенного впечатления.

Впрочем, измученному, подавленному юноше, после месячного заточения в трюме транспортного корабля торговцев, было всё равно, куда и зачем его привезли. Он всё ещё не оправился от страшных событий, предшествовавших пленению, Аргела по-прежнему мучил ужас от одной мысли — кем он стал, — и всё остальное тускнело, блекло на фоне постоянных мыслей о погибших родителях и павшем на него проклятии…

Страдания юноши были скорее моральными, чем физическими, — неглубокая рана, полученная в ту незабываемую ночь, давно зарубцевалась и не причиняла иных неудобств, кроме инстинктивного ужаса, который испытывал Аргеландер от тусклого ртутного блеска, тонкой полоской прочертившего бедро правой ноги.

Большинство товарищей по несчастью находились в точно таком же немом оцепенении моральной комы, когда после месячного путешествия над равнинами и кратерами Селена корабль торговцев наконец причалил к приземистому прямоугольному зданию, где, как выяснилось позже, квартировался гарнизон, охраняющий копи, и проживали чиновники, руководящие добычей воздушного камня.

Рабов выгнали из трюма корабля. Аргел, понукаемый охранниками, вместе с остальными вышел из тёмного грузового отсека и оказался на широком пандусе, который вёл от плоского каменного уступа, исполняющего роль причала, к узкому проходу между отвесными скалами.

Поначалу окружающий пейзаж не вызвал у него каких-то особенных чувств, — все ощущения и без того были новыми, не испытанными ранее, и сознание, взбудораженное резкой сменой обстановки, сосредоточилось на явственных метаморфозах, которые окончательно претерпел его организм. Солнце обжигающим горячечным диском висело высоко в небесах, посылая на раскалённую поверхность смертоносные лучи, воины, конвоировавшие рабов, опускали поверх прозрачных забрал своих шлемов особые дымчатые пластины, предохраняющие их лица от губительного излучения, а нестройная толпа несчастных, медленно двигалась без какой-либо защиты, но никто из проклятых Селеном рабов не падал в корчах и не задыхался, — понурив головы, они брели к двухэтажному зданию, будто изменение являлось не страшным проклятием, а непонятным, пугающим благом, позволяющим им спокойно переносить нестерпимую жару и вдыхать разреженный воздух…

Бесхитростная постройка, куда их ввели, была сложена из массивных каменных блоков. Внутри, несмотря на отсутствие окон, царил привычный глазу неяркий свет, исходящий от флюоресцирующих секций потолка, стены были покрыты тонкими, гладкими на ощупь панелями из неизвестного материала, пол устилали рифлёные металлические плиты, истёртые до блеска сотнями ног…

Аргел понимал, что здесь начнётся его новая жизнь, которая по предчувствию рисовалась ему короткой и ужасной… Поэтому, двигаясь вместе с остальными, он с ужасом поглядывал по сторонам, но взгляд не находил ничего примечательного: их вели по длинному тоннелю, проложенному внутри здания, и только в противоположном конце прохода, за мощными створами шлюзовых ворот, глазам юноши открылось нечто необыкновенное.

После заточения в тесном трюме и прогулки под палящими лучами дневного светила, казалось, уже ничто не в состоянии изменить покорное безразличие рабов, погружённых в собственные, внутренние переживания, но вид реголитных копий Кол Адра оказался столь необычен, что узники, выходя из ворот, невольно останавливались, поражённые увиденным.

Сразу за тесниной короткого ущелья, перегороженного зданием охраны, начинался глубокий, но небольшой по площади кратер, похожий на исполинскую выемку с отвесными стенами неприступных, обрывистых скал. Острые пики горных вершин вздымались к фиолетовым небесам, ограничивая площадь в несколько сот квадратных километров. Разрушительные процессы эрозии, вызванные резкими перепадами ночной и дневной температур, наполнили глубокий кратер миллионами тонн острого щебня, который скрывал под своей толщей огромный, практически не тронутый разрушительным влиянием времени город!..

Зрелище было потрясающим. Повсюду, куда ни глянь, из-под наслоений реголита виднелись плоские либо заострённые крыши зданий, о высоте которых можно было судить по немногочисленным раскопам, где в этот момент трудились сотни, если не тысячи рабов…

Подобных строений Аргел не видел никогда. По сравнению с обнажёнными фасадами многоэтажных исполинов цитадель родного Регула казалась ничтожно маленькой, лишённой даже намёка на царящую тут монументальность, сочетающую в себе не только масштаб, но и утончённое изящество форм…

Было совершенно непонятно, почему срывающиеся с отвесных стен кратера осыпи не повредили эти здания, в оконных проёмах которых до сих пор яркими бликами отсвечивали сохранившиеся стёкла, лишь на некоторых крышах виднелись следы разрушенных ажурных сооружений непонятной конструкции и предназначения.