Наложницы ненависти - Вадим Панов Страница 13

— Кор-рот… кая зар-рис… овка, — объявил епископ. — Пр-риш… ла на ум, у берега морря…

Треми покачнулся, но заботливая рука брата Ляпсуса позволила масану сохранить равновесие.

Печальный крик, крылом скользящий в пене,

Уходит в скалы, вверх, рождая волны,

Ветер умирает…

Несмотря на заплетающийся при обычной речи язык, стихи епископ читал чисто.

— Прекрасно, — прошептала Инга. — Я словно увидела этот берег. — Она помолчала. — Скоро будет шторм. Удивительные строки…

— А я ничего не понял, — проканючил Копыто. — Где шторм?

— Будет шторм, — ласково объяснил Муба. — Захар это увидел и передал нам.

— Но он ничего такого не говорил.

— Ты должен был это представить, — левая нижняя рука хвана, которая упиралась в край стола, предательски соскользнула вниз, но три другие пришли ей на помощь, не позволив своему обладателю приземлиться лицом в тарелку. — Чувство прекрасного.

— У меня его нет, — горестно подытожил уйбуй. Небольшой мозг Красных Шапок, функционирующий исключительно благодаря виски, не мог вместить в себя столь сложных вещей.

— Вырасти его в себе, — предложил Муба. — А Захар поможет. Захар, ты поможешь?

Епископ молча стукнул своей рюмкой в стакан хвана, залпом выпил водку и уставился на притихшего уйбуя.

— Это кто?

Красная Шапка внезапно подумал, что пьяный вампир не самая лучшая компания для совместной попойки, и пискнул:

— Копыто.

— Чье? — осведомился Треми.

Дикарь ошеломленно заморгал: ответить на этот вопрос ему не помогло даже выпитое виски.

— Это наш друг, — сообщил окончательно размякший Птиций. — Или кого-то из нас.

Уйбуй, никогда в жизни не сидевший за одним столом со столь известными в Тайном Городе персонами, вдруг с ужасом понял, что его могут выгнать. И эта страшная мысль придала ему сил:

— Я люблю стихи! — отчаянно сообщил он.

— Это хокку, — поправила его Инга.

— И их я тоже люблю.

— Под горячее, — вставил брат Ляпсус.

— Можно и с соусом, — добавил Артем. Наемник и эрлиец чокнулись и дружно выпили.

— За что? — поинтересовался хирург, цепляя на вилку маринованный грибочек.

— Инга победила в «Ста километрах Мурция», — припомнил Артем. — Мы празднуем.

— Круто.

— Он хочет быть культурным, — сообщил Муба, поглаживая Копыто по красной бандане.

— Тогда… пусть слушает, — милостиво разрешил Захар.

— Только прочитай, пожалуйста, чего-нибудь более понятное, — жалостливо попросил уйбуй. — Про войну, например.

— Ты солдат? — удивился Треми.

— Я воин.

— Неужели у тебя нет стихов о войне? — Инга посмотрела на масана.

— Для вас, моя кр-рас… авица, у меня есть о чем угодно. — Захар перевел дух. — Посвящение.

Клинок, стремительно сверкнувший,

Для глаз твоих услада, а в душе

Пусть храбрость пышной сакурой цветет.

— Выпендривается, кровосос, — хмуро процедил Гореслав. — Телку клеит рыжую.

— Вряд ли, — не согласился Велемир. — Это Инга, подруга того чела, что с Птицием пьет, Артема. Захар ее клеить не станет.

— Ему-то какое дело, чья она подруга? — Гореслав сплюнул.

— Рассказывай дальше, — приказным тоном потребовал третий сидящий за столом люд Крутополк, ротмистр дружины Измайловского домена. Крутополк уезжал из Тайного Города и, вернувшись, узнал очень неприятные новости.

Гореслав угрюмо глотнул пива и, вновь покосившись на Треми, продолжил начатый некоторое время назад рассказ:

— Рукомир тогда как с цепи сорвался. Мы его пытались остановить, но… Ты же знаешь Рукомира.

— Знал, — холодно поправил его Крутополк.

— Да, — помедлив, согласился рассказчик. — Знал… все мы его знали. В общем, Рукомир взбесился.

— А что, Лада на самом деле переспала с Захаром? — спросил Крутополк.

— Свечку никто не держал, — вставил Велемир. — Но после той вечеринки она уехала с кровососом и явилась домой только под утро.

— Шлюха, — у ротмистра заиграли желваки. — Что было потом?

— Рукомир послал вызов на дуэль. — Гореслав с сомнением посмотрел на Велемира, словно раздумывая, говорить об этом или нет. — Захар не хотел драться.

— Да что ты? — удивился Крутополк.

— Серьезно, — подтвердил Велемир. — Я присутствовал при разговоре. Епископ предложил свои извинения, а Рукомир… послал его. Очень грубо. Тогда Захар принял вызов и…

Велемир сбился.

— Треми высушил Рукомира? — с нажимом спросил Крутополк.

Велемир отвел глаза:

— Ты же знаешь, что Кодекс предусматривает…

— Треми высушил Рукомира?

— Да, — хмуро ответил Гореслав. — Сразу же после того, как его убил.

— А вы стояли и смотрели?

— Это была честная дуэль, и масан имел полное право на кровь Рукомира.

В мутно-зеленых глазах Крутополка вспыхнула жгучая ненависть. Он тяжело посмотрел на Захара, помолчал и медленно, словно ему свело скулы, произнес:

— Надо кончать кровососа.

— Одни не справимся, — тихо произнес Велемир. — Епископа нам не одолеть.

— Я тут двух фей видел, — добавил Гореслав. — Попросим помочь?

Его сомнения были ясны: люды не являлись магами, а потому, даже несмотря на силу и боевую выучку, затевать драку с масаном было для них форменным самоубийством. Епископ Треми без труда уложил бы и их троих, и еще пару десятков в придачу.

В честном бою.

— Феи не пойдут, — качнул головой Крутополк. — Захар действовал в рамках Кодекса, зачем девчонкам неприятности? Нет, други-дружинники, эту проблему могут решить только те, кто Рукомира любил. Кому он как брат был. — Ротмистр снова выдержал паузу. — Мне Рукомир как брат был. А вам?

Гореслав вздохнул:

— Я с тобой, Крутополк.

* * *

— Хорошая вещь хокку, — вздохнул Птиций, наливая себе коньяк. — Рифмы нет, придумывай себе стихи на все случаи жизни.

— Так р-рас… суждают лавочники, — прореагировал на замечание конца Треми.