Во власти его величества - Валентина Гордова Страница 13

И с этими словами он шагнул ко мне. Уверенно, мрачно, решительно. Только в этот момент я поверила, что у него в руках действительно сосредоточена власть — только человек с большой ответственностью на плечах может быть непоколебимым и не жалеющим о своём решении.

Я инстинктивно дёрнулась назад, вжимаясь в подушки, когда эор сделал и второй разделяющий нас шаг, нависнув надо мной. В этот момент надо мной был не просто мужчина — это был уверенный в своих действиях властитель, ужас и мощь целого государства, готовый поставить на кон всё ради благополучия своей страны.

Он наклонился как-то совсем уж быстро, светящиеся жуткие глаза оказались в каких-то миллиметрах от моих широко распахнутых, широкие горячие ладони легли на виски, сжали голову, не позволяя мне вырваться, а чужие губы, едва ощутимо касающиеся моих, шевельнулись, произнося беззвучное «прости».

Боль! Яркой вспышкой неконтролируемой энергии она вспыхнула в сознании! И следом за ней волна прохладного спокойствия, растаявшая ещё до того, как успела накрыть меня всю. И снова боль! Дикая, нестерпимая, выпивающая до дна, мгновенно сменившаяся волной холода…

Они сменяли друг друга. Ледяное спокойствие и обжигающая боль. Сменяли без перерыва, постоянно, закрутившись в нескончаемом круговороте, что уносил меня в спасительную тьму.

Я даже не помню, как потеряла сознание. Просто в какой-то момент всё это прекратилось, оставшись жжением в груди и чувством пустоты в ней же.

***

Я проснулась оттого, что мне стало нечем дышать. Воздух был жарким и тягучим, он с трудом проникал в мои лёгкие даже через открытый рот.

Испугавшись, я села на чьей-то широкой мягкой постели, откинув к ногам тёмное тёплое покрывало, что до этого укрывало меня по самую шею. Дышать стало легче, но воздух всё ещё был тяжёлым.

А потом я поняла: дело не в воздухе. Просто мою грудь сжимает столь сильно, что я не могу дышать!

От впитавшегося в кровь чувства тревоги и вины сводило судорогой руки и ноги, у меня дрожало всё похолодевшее и будто даже похудевшее ещё сильнее тело. Меня всю трясло, как в лихорадке, а в сознании отчаянно стучала паника.

У меня было такое чувство, что я забыла что-то очень важное. Очень нужное. Жизненно необходимое. Что-то такое, что просто сводило меня с ума долгое время, а сейчас осталось внутри звенящей пустотой.

Что-то очень важное. Оно вертится где-то совсем рядом, но постоянно ускользает от меня, скрывается в темноте, не даёт вспомнить.

Дверь открылась в тот самый момент, когда я от отчаяния уже хотела закричать. Дёрнувшись от неожиданности, я подняла голову и с недоумением взглянула на беззвучно вошедшего в спальню Аяра.

— Что происходит? — Голос предательски сорвался, выдав всю степень моего страха.

И тут же и без того яркий мир вокруг меня окрасился новым цветом — непроглядно-чёрным. Тёмный сгусток скользнул от прошедшего к кровати эора, по воздуху подлетел ко мне и окутал меня с ног до головы, словно коконом.

Дышать сразу стало легче, а напряжение, сжимавшее до этого каменными тисками, ослабло. Меня перестало трясти, хоть руки всё равно ещё мелко дрожали, паника перестала сводить с ума, и вообще как-то спокойнее стало.

— Заклинание успокоения, — поведал Аяр, осторожно пристраиваясь на край моей постели и не сводя с меня же внимательного взгляда, — обновляю каждые две маэ, ты их уничтожаешь с завидным постоянством. Что помнишь, Снежинка?

Его голос каким-то чудесным образом успокаивающе действовал на меня. Страх исчез окончательно, хоть и пугало только что услышанное, и ответить я смогла спокойно:

— Было больно, но я не помню, почему. Ты, твои глаза…

— Я, — мягко перебил он меня, — помнишь, как я выучил твой язык? То же самое я был вынужден проделать с тобой. Мне жаль, но ты не сможешь вернуться домой. Тебе придётся пройти курс обучения под присмотром одного моего доверенного, это займёт четыре года в лучшем случае. Твою семью уже навестили, твоя мама думает, что ты уехала обучаться на другой конец мира, с братом всё хорошо, его уже выписали и он сидит дома.

Р-р-раз! Острым клинком наотмашь! Несоответствие, несовпадение, что-то такое, что ярким огнём вспыхнуло в сознании, вынуждая меня испуганно замереть и мысленно повторить всё, что я сейчас услышала.

Обучение, четыре года… Почему так долго? Зачем?! Я не хочу! Что, он уже был у моей мамы? И даже не дал мне с ней попрощаться! Егор… воспоминания о брате отозвались щемящей болью во всём теле.

— Успокойся. — Резко велел Аяр.

Я вздрогнула от его непривычного холодного тона и удивленно пронаблюдала за тем, как от него отделяется тьма и окутывает меня вместо той, что только что растворилась прямо в воздухе. И снова спокойно и прохладно, снова ясные мысли, снова лёгкая отрешённость и безразличность.

— Что с Егором? — Спросила я у эора и скривилась от собственного безразличного тона.

Внутри меня будто всё заледенело.

— Он в порядке, я уже сказал тебе. — Не моргнув и глазом, глядя мне прямо в глаза, сухо бросил Аяр.

А я поняла, что он врёт. Поняла это столь точно, как и то, что он в этом не признается. Я могу сколько угодно догадываться, но он ни за что не подтвердит мои догадки.

— Почему ты не дал мне увидеться с мамой? — Ещё один вопрос, что вышел столь же безразлично.

— Потому что ты опасна. — Ответил эор и на это. — Я, как Верховный глава Совета, принял решение о сохранении твоей жизни. Отучишься четыре года, сдашь выпускные экзамены, сможешь держать себя в руках, передашь магию и можешь возвращаться домой.

Я только открыла рот, собираясь задать третий, последний вопрос, крутящийся у меня на языке, но эор опередил. Он поднялся с кровати, воплощением грозной уверенности нависнув над маленькой мной, одарил меня холодным взглядом и отчеканил с пугающей чёткостью:

— Опережая твой вопрос, мой ответ нет. Нет, ты не можешь не проходить обучение. Ты отучишься эти четыре года, нравится тебе это или нет. Под ударом слишком много жизней, чтобы я мог позволить тебе решать самой. Можешь обижаться, но моего решения это не отменит. Четыре года, а потом можешь быть свободна.

И он просто развернулся и вышел, ни разу не обернувшись и не пожелав услышать мои слова, что я ему обязательно бы сказала. Ушёл, закрыв за собой дверь, а через миг сквозь стену проскользнуло новое облако тьмы, окутавшее меня, только в этот раз не дарующее спокойствие, а утягивающее куда-то на тёмное дно, где было тихо и тепло.

***

За свою жизнь я совершил многое. Убивал, уничтожал, создавал заново. Всегда действовал решительно и никогда не колебался. Никогда не сожалел. Всегда знал, что сделал то, что было нужно.

Знал это и сейчас, но всё равно не мог избавиться от неприятного тянущего чувства в груди.

Мне было жаль эту девочку. Этого ребёнка. Она была маленькой по всем меркам моего мира. Неопытной, невинной, вызывающей неконтролируемое желание её защищать. Ещё там, в подземелье, куда её притащили Ищейки, появилось это желание спрятать её от всего мира — и от себя в первую очередь. Закрыть в высокой башне под тысячей замков, чтобы ничто и никогда не могло испортить её невинной красоты.