Эликсир для вампира - Галина Полынская Страница 12

– Не считаю, а так оно и есть! – Ворон встряхнулся, ероша перья. – Потому и не надейся, что оставлю. У тебя там кровушка еще есть в холодильнике? Может, плеснешь себе стаканчик? Да и я за компанию глотну, хотя это не мое, конечно, у меня другие вкусовые пристрастия…

– Паблито! – прорычал Феликс. – Не испытывай мое терпенье!

– А то что будет? – Ворон склонил набок клюв, пытаясь поймать взгляд Феликса. – Что ты мне сделаешь?

– Голову сверну.

– Не свернешь, – хмыкнул Паблито. – Я тебе дорог. И ты ко мне привык.

– Откуда тебе знать, что мне дорого и как я избавляюсь от привычек.

– С привычками проще. А от того, что тебе дорого, как избавляешься?

– Оно само избавляется от меня.

В задумчивости ворон потоптался, переминаясь с лапы на лапу, затем вспорхнул к подлокотнику кресла и уселся на безвольную руку, вцепившись когтями в шелковую ткань халата.

– Почему тебе просто не принять одну простую вещь? – Паблито отодвинул клювом прядь черных волос и заглянул в неподвижные глаза. – Могут случаться какие-то существа, быть может, даже люди, которым ты дорог, и им не хочется избавляться от тебя.

– Знаешь, сколько людей я убил за четыреста восемьдесят лет?

– Уверен, даже ты этого не знаешь, если нарочно списки не вел! И почему-то мне кажется – все они этого заслужили. Поправь, если ошибаюсь. Но кто виноват, если сам себя ты записал в изгои и решил никому не давать шанса сблизиться с тобой?

– Похоже, Дон Вито познакомил тебя с Дааной. Часто к ней залетаешь?

– Знал бы, как хочется в лоб тебе клювом врезать!

– Давай. Врезай. – Феликс поднял голову, отбрасывая волосы с лица. – Вот сюда, повыше переносицы. И посильнее.

Паблито не заставил себя упрашивать и со всей силы ударил клювом промеж глаз. Это было равносильно удару о стену. Ворону показалось, что он даже сознание на миг потерял. Очнувшись, пернатый потряс головой, спрыгнул на пол и заковылял к окну, бормоча, что если он ему вдруг понадобится, то Феликс знает, где его найти. Вспорхнув на подоконник, ворон проворчал напоследок:

– Прибрался бы хоть в своем музее, а то бумажки разбросаны!

– Ничего тут не разбросано, – безучастно ответил Феликс.

– Давно не убирался, значит! Все, я пошел!

– Какие бумажки? – очнулся мужчина. – О чем ты?

– Да вот же, валяются под занавесками! Слушай, если ты хочешь как-то загладить свою вину перед оскорбленным товарищем…

Дальше Феликс не слушал. Он сорвался с места, подбежал к окну и отдернул штору. На полу лежала театральная программка и пригласительный билет. Название спектакля гласило: «„Дон Эрнандо Хавьер де ла Роса Ларио“. Опера. Трагикомедия в двух актах. Партер, первый ряд, середина». Держа в руках программу с билетом, Феликс отошел от окна и тяжело опустился в кресло. Паблито спрыгнул обратно на пол и заторопился к нему.

– Что там такое? Какое-то письмо, записка?

Феликс не ответил. Он смотрел на мелованные бумажные прямоугольники, словно белизна источала завораживающий свет, и не в силах был отвести взгляд.

Вдруг комната стала расплываться, закрутились волчком размазанные стены, и Феликс почувствовал, что куда-то проваливается и падает. На миг захлестнуло душное беспамятство, и он очнулся в раззолоченной театральной зале. Как был – босиком и в халате, – мужчина сидел в первом ряду партера. Занавес сцены еще был опущен, а зал полон зрителей. Поглядев на сидящих по соседству, Феликс обернулся. Ряды за его спиной словно умножались в бесконечность, и ни одного свободного места: мужчины и женщины в одеждах разных эпох с серыми лицами, потухшими глазами. Они были измучены, грязны, одежда их висела полуистлевшими лохмотьями. Феликс встал, запахивая халат и туже затягивая пояс. И лицо его вдруг словно сделалось источником света для мертвецов. Как подсолнухи, они стали поворачиваться к нему и оживать радостью, почти любовью. Их было тысячи, тысячи… расцветающих красками, улыбками лиц. И Феликс вдруг ощутил почти забытое чувство – фантомное биение сердца в груди.

В зале погас свет, поднялся занавес, и началось представление. Феликс опустился на свое место и вцепился пальцами в подлокотники кресла.

Декорации изображали стены домов и улицы ночного Толедо. Из темного переулка вышел молодой черноволосый господин, всем своим видом демонстрирующий, как он пьян и самовлюблен. Он запел о жизни как о глупой жене, с которой невыносимо жить, и о том, что только смерть – достойный противник, чтобы поиграть на шпагах. Вскоре навстречу ему шагнул хорошо одетый, сложенный как древнеримское божество мужчина с развевающимися прядями длинных белых волос. Лицо его было прекрасно и умиротворенно. В руках он держал две шпаги. Бросив один клинок повесе, незнакомец встал в позу фехтования. Хмельной гуляка мигом преобразился: выпрямились плечи, появилась горделивая стать. Поймав шпагу, он ухватился за эфес и принял вызов. Фехтовал он столь умело, что мигом пронзил насквозь грудь противника. Но шпага, войдя в его тело, не нанесла сопернику урона, тот лишь рассмеялся. Затем вынул из груди клинок и наотмашь хлестнул им по шее гуляки.

На стенах дома стали возникать силуэты: пожилой статный мужчина, женщина с безупречной осанкой, пара юных хрупких девушек… Непобедимый фехтовальщик ожесточенно взялся рубить клинком и эти тени. После отбросил шпагу и распахнул объятия. Он был прекрасен, светел, он ангелом воспарил над мостовой, и самовлюбленный гуляка сделал шаг ему навстречу…

– Хватит! – выкрикнул Феликс. – Довольно!

Но действо продолжалось. И он не мог пошевелиться, подняться, чтобы выйти из переполненного мертвецами зала. Феликс вынужден был смотреть, как гуляка превращается в превосходного господина, питающего свою роскошь чужими смертями и душами. И как постепенно сходит с ума от торжества пропитанной кровью власти…

Очнулся Феликс от собственного крика и хлопанья птичьих крыльев. Мужчина по-прежнему сидел в кресле своей гостиной, а Паблито то взлетал, то падал ему на колени, оглушительно каркая. Феликс отмахнулся от птицы, закрыл ладонью лицо, потер глаза и тряхнул головой, отбрасывая волосы со лба.

– Что с тобой, что с тобой? – как испуганная курица, квохтал ворон. – Ты жутко кричал!

– Задремал, похоже, приснилось что-то негодное.

– Тебе не снятся сны! Не снятся!

Феликс почувствовал, что все еще что-то сжимает в руке. Это оказался пригласительный билет на спектакль. Мужчина разжал пальцы, и билет рассыпался, разлетелся остывшим серым пеплом. И затем он ощутил чье-то постороннее присутствие в доме. Отряхнув с ладони остатки пепла, Феликс процедил:

– Уходи, Паблито!

– Да, сейчас прямо вот взял и пошел! Оставил тут тебя…

Феликс схватил ворона, подошел к окну, распахнул его и вышвырнул птицу на улицу. Опустив жалюзи, он, бесшумно ступая, вышел из гостиной. Со стороны кухни донеслось негромкое пение и шум воды из крана. Остановившись на пороге, Феликс смерил взглядом стройную женскую фигурку у раковины. В коротком ситцевом платье и цветастом переднике Даана мыла посуду.