Викинги - Мария Семенова Страница 12

В ту весну на береговые скалы навалилась ледяная гора. Целоелето она постепенно таяла на солнце, и в море со звоном бежали прозрачныеручейки. Северный великан умирал медленно и неохотно. Когда дыхание осенипозолотило на берегу лиственные деревья, ледяные зубцы возвышались над шхерамипо-прежнему величаво и грозно.

Айсберг сидел в проливе между двумя островами, и его хорошобыло видно со скал Арнарбрекки, с верхних лугов. Арни нравилось смотреть, какледяные утёсы день ото дня меняли свой облик, превращаясь в потоки воды. Сияяна солнце, вдали возникало то человеческое лицо, то силуэт корабля. Если быгора не таяла, а росла, Арни, пожалуй, нравилось бы ещё больше.

В прошлом году его хозяин, Фридлейв Богатей, купил нескольконовых рабов. Один, по имени Хаваль, вскоре сбежал. Как узнали потом, беглецподался в горы, туда, где пас коров Арни Ингуннарсон. И чего эти двое неподелили на широких зелёных лугах, узнать людям так и не удалось. Только то,что Хаваль убил собаку, помогавшую Арни, и пастух отомстил за нее, как зачеловека. У Хаваля не было родственников, способных затеять тяжбу, и на томкончилось дело.

Свара двоих рабов, не стоившая долгого разговора.

Ещё к Арни на сетер бегала девчонка Турид. Люди видели, онатаскала ему хлеб. Когда пастух возвратился со стадом домой, его шутки радиспросили, скоро ли свадебный пир. Арни огрызнулся в ответ.

Что же до хозяина, Фридлейв сначала хотел наказать пастуха,потом передумал. От беглеца Хаваля при жизни толку было немного, да и стоил ондёшево.

С тех пор прошли три полугодия: одна зима и два лета.

1

Кончалось его седьмое лето на верхних лугах… и шестнадцатоев жизни.

Назавтра предстояло гнать стадо домой. Ещё одна ночь впещере, возле костра, – и потом вниз. Скоро праздник Зимних Ночей, которымблагодарят Богов за урожай и приплод.

Арни заранее связал свою котомку. И бродил напоследок познакомому пастбищу, прощаясь с ним до новой весны. Между скалами рдели, какфакелы, тронутые заморозком кусты. Осень в горах всегда наступает раньше, чемвнизу.

Арни ходил один. Похоронив Свасуда, он так больше и не завёлсебе новой собаки. Ему предлагали славных щенят и говорили, что пастух безсобаки – не пастух. Это была правда, Арни соглашался. И продолжал управлятьсяодин.

Арни любил своё пастбище. И чёрную Арнарбрекку с её хмурымискалами, стремительно уносившимися вниз. Весной на этих откосах так и кипелахлопотливая, шумная жизнь, но теперь птиц почти не было, все разлетелись.Орлиная Круча молча возвышалась над морем, и оттого море казалось торжественнопритихшим в ожидании шторма.

Осень есть осень: будет и шторм.

Арни подошёл к самому краю, и камешки потекли из-под ног,звонко отскакивая от уступов. Холодный ветер веял под пасмурным небом. Он немог раскачать сильной волны, но вокруг островов кипели белые ожерелья. Осеньщедро раскрасила шхеры, и Арни не сразу заметил корабли. Но когда заметил –больше не отводил от них глаз.

Два словно бы игрушечных судёнышка неспешно ползли по ветру…Паруса были полосатые, красные с белым. Арни знал: такие паруса сшивают измножества полотнищ и для крепости ещё простёгивают тонким канатом. Не всякомушквалу под силу их разорвать.

Грозные паруса боевых кораблей…

День понемногу клонился к вечеру, и Арни видел, как кораблиподобрались к острову и спрятались среди скал. Викинги не хотели на ночь глядясоваться в проливы и устраивались на ночлег. Это выглядело разумным.

Остров был тот самый, на котором люди Свана Рыжего разводилидля своего вождя сигнальный костёр.

Мудрено ли, что Арни всю ночь крутился с боку на бок и думало викингах! Но под утро его всё-таки сморило, и привиделась мать.

Светловолосая красавица вошла в пещеру и села возле огня, иАрни знал, что её звали Ингунн. Он очень плохо помнил свою мать, поэтому емунравилось думать, что она была красавицей. Ингунн молча смотрела на него итолько всё кивала головой, словно одобряла какое-то решение, которого он ещётолком не принял. Арни проснулся и пожалел, что опять не удалось с неюпоговорить. Своя правда в этом была. Если он кое-как представлял её внешне,голос не задержался в его памяти вовсе. Слишком рано она умерла. Даже не успеларассказать ему об отце. А теперь не хотела говорить и во сне.

Арни был на неё за это немного сердит.

Его отцом долго считали Хёрда рыбака, утонувшего во времялова трески. Люди говорили, Хёрд был таким же молчаливым и имел похожую родинкуна плече. Арни предпочитал зваться Ингуннарсоном. Скверный нрав имел Хёрд ивдобавок был трусоват. Когда Арни думал об отце, он неизменно вспоминал Свана.Вот чьим сыном он назвался бы с радостью. Хоть приёмным. А если не суждено, таки Хёрд здесь ни при чём.

Может, к Арни, как некогда к безродному Оттару, явитсяверхом на вепре ласковая Богиня Фрейя. Разбудит под землёй вещую великаншу изаставит рассказать ему о родне. Нет, навряд ли. Когда-то Боги и впрямь жилисреди людей, но те дни давно миновали. И притом Оттар действительно был изхорошего рода, но только никто об этом не ведал. Арни родился рабом и сыномрабыни. Светлой Фрейе не о чем было бы ему рассказать.

Но он знал ещё и то, что родившийся невольником не всегда имумирал. Во все времена герои сами выращивали свою судьбу.

2

Пока Арни гнал коров вниз, ему почти не удавалось взглянуть,что делалось в море. И всё-таки он видел – корабли медленно ползли к берегу;они осторожно двигались на вёслах, и следовало думать, что на носу каждогостоял человек с гибким шестом, внимательно щупавший глубину. Боевой корабль небоится застрять на мели, но притаившийся камень способен его погубить.

Может быть, к вечеру они войдут в фиорд.

Арни срезал хворостину и принялся подгонять ленивых коров.Фридлейв хозяин наверняка прикажет спрятать стадо, чтобы викинги не перерезалина мясо весь скот. Корабли надо было опередить. Арни полагал, что это удастся.

Почему-то он был уверен, что первым принесёт вести во двор.Он ошибся. Едва его стадо миновало лесок, как навстречу верхом на лошадипопался сам Фридлейв Богатей. Отсюда уже было видно устье фиорда, и Фридлейввсё оглядывался – не показались ли корабли. Мимо по дороге одна за другойкатились повозки, нагруженные добром. Хозяин не надеялся оборониться отстрашных гостей. Возницы надрывали глотки, крича на лошадей. И даже крепкиймохнатый конёк под Фридлейвом, обычно спокойный, чувствовал общее волнение,плясал и вертелся.