Земля – Паладос - Алексей Гравицкий Страница 12

Впрочем, слабость была минутной, уже через мгновенье на лицо вернулось отрешенно-философское выражение, каковое и подобает носить служителю Церкви. Брат Джон остановился возле двери кабинета капитана и легко, но вместе с тем настойчиво постучал, требуя разрешения войти.

Пробуждение оказалось не из приятных. Голова разламывалась. Во рту была такая сухость, словно он неделю провел в пустыне без еды и воды, а привкус напомнил о старых носках, которые он всегда держал в нижней части шкафа. Тело ломило, каждое движение странно отдавалось внутри, да так, что нутро торопливо собиралось наружу.

Исаак судорожно сглотнул. Хорошо хоть память не отказала. Нет, подробности прошлого вечера расплывались, словно в тумане, но, по крайней мере, он не забыл, как его зовут и где он находится. А это уже неплохо.

Сейчас бы чего-нибудь съесть, а еще лучше выпить. Не зря же древние говорили, что подобное лечат подобным. Как учил личный опыт, в таком состоянии смотреть на еду, а тем более, на выпивку без рвотных позывов трудно. Но трудно только в первый момент. Стоит впихнуть в себя что-то горячее, а лучше горячительное, как становится легче.

Дверь плавно распахнулась, и в камеру въехал автоматический уборщик. Его жужжание окончательно вывело Исаака из дремотного состояния. Он открыл глаза и с невероятным усилием сел на койке. В программу машины-уборщика, видимо, входили и другие функции. Перед дверью появилась тележка, а на ней стояли два подноса: один с яичницей, другой с беконом и тостами. Ниже обосновались в два рядочка десяток кружек с водой.

Вид пищи заставил Исаака почувствовать голод, и он подвинул тележку поближе. Взял кружку и жадно осушил в один глоток.

— Кто-то там наверху неплохо ко мне относится, — сообщил Исаак машине-уборщику и приступил к трапезе.

Горячая еда и впрямь возвращала к жизни. По мере насыщения аппетит не угасал, а наоборот, раззадоривался. И рыжий священник решил подарить желудку маленький праздник в виде обильного завтрака.

Снаружи поднялся шум. Исаак глянул через решетчатую дверь на соседа из камеры напротив. Здоровенный татуированный мужик кидался на решетку и орал что-то явно недоброе. Исаак решил не прислушиваться и не обращать внимания на шум, а посвятить себя завтраку. Настроение поднималось. В самом деле, не орать же и не кидаться на решетку только оттого, что ты в тюрьме. В конце концов, тюрьма не такое плохое место. Кормят прекрасно. Тишина, покой, масса времени и аскетическая обстановка — все, что нужно, чтобы посвятить себя размышлениям, философским изысканиям и сближению с верой.

Исаак расслабился и решил попробовать себя в этих самых философских изысканиях. Но мысли отчего-то в голову лезли совсем не умные и большей частью сводились к событиям прошлой ночи. Каждый раз, когда на память приходило что-то постыдное, он корчил гримасы и качал головой.

Причина безобразий и злоключений крылась в том парне из бара. И о чем он только думал, когда решил соревноваться с ним в выпивке? А бармен тоже хорош. И нет, чтоб вытурить обоих из заведения, так он только и рад подливать. Исаак в очередной раз покачал головой, но тут же спохватился — в висках и затылке все еще ныло.

Уборщик закончил свое нехитрое дело и двинулся к выходу, подцепив тележку. Исаак поспешно слямзил с нее остатки тостов. Автоматический уборщик выкатился в коридор, дверь за ним закрылась. Машина прошуршала к следующей камере, лязгнула соседняя дверь. Через мгновение из-за стены послышались нецензурные вопли. Исаак прислушался.

— Какая гнида? — доносилось снаружи.

— Тридцать вторая одиночка, — зло отозвался знакомый голос соседа напротив.

Сочетание «Тридцать вторая одиночка» показалось ему смутно знакомым. Исаак подошел к двери и выглянул сквозь прутья наружу. Этого оказалось достаточно, чтобы сосед напротив снова кинулся на решетку:

— Ты, дятел! Я тебя убью, понял? Сегодня же на прогулке. Это будет последнее, что ты сожрал в своей поганой жизни!

— Вы мне? — не понял Исаак. — А в чем дело?

— Это общая жратва! — бился о дверь тот, что напротив.

Исаак поперхнулся. Тост почему-то встал поперек горла неприятным, корябающим комом. Он припомнил тележку с десятком кружек, глянул в коридор на ряд дверей, тоже около десятка. Похоже, его камера была первой.

— Это тот, розовый фламинго? — донеслось из-за стены. — Не убивай этого мальчика, мы из него девочку сделаем…

Исаак с трудом сглотнул. Слушать дальше не хотелось. Он вернулся на койку и погрузился в раздумья. Мысль теперь была одна и опять совсем не философская: как избежать утренней прогулки?

Впрочем, думать пришлось недолго. «Кто-то наверху», видимо, и впрямь относился к Исааку с симпатией. Не прошло и получаса, как дверь снова распахнулась. На этот раз в камеру вошел самый обычный живой офицер.

— Свободен, — сказал офицер и добавил с улыбкой: — С вещами на выход.

Эту новость он принял как благословение господне, а принесший ее офицер стал едва ли не архангелом. Потому на подначку тюремщика Исаак даже не отреагировал. Да и кто обращает внимание на подначки, ощущая абсолютное счастье?

Чувство безграничного счастья поубавилось и приобрело вполне осязаемые границы, когда офицер, этот святой человек, из тюремного корпуса проводил Исаака в зал ожидания. Там в уголочке скромно стоял брат Джон с кислой миной на постной физиономии. В руке он держал чистую черную рясу.

Стоило только увидеть брата по Церкви, как эйфория прошла, словно не бывало. Исаак стыдливо опустил голову, чувствуя, как наливаются пунцовым небритые щеки, и двинулся навстречу священнику-администратору. Джон с укоризной протянул рясу.

— Вот. Надень это. Мы не хотим, чтобы брата Церкви видели в дамских тряпках.

Исаак взглянул на свой наряд, осознал, подобно библейскому Адаму, что гол, и устыдился.

Одеваться под надзором старшего священника-администратора было неудобно. Руки тряслись, пальцы не слушались, в голову лезли мысли о раскаянии.

Брат Джон окинул взглядом облаченного в рясу Исаака и, кажется, остался доволен.

— Теперь вот что, — сухо заговорил он. — Капитан был так добр, что разрешил тебя освободить, сделав лишь предупреждение. Он также обещал сохранить этот инцидент в тайне. Однако мы считаем, тебе нужно как следует подумать о своем поведении и о том, что ты мог испортить репутацию всей организации.

Исаак кивнул. Священник-администратор был столь зануден, что раскаяние как-то само собой отступило, уступив место скуке, с какой Исаак обычно слушал, как его отчитывают.

— Идем.

— Куда? — не понял он, настроившись уже на продолжительную проповедь.

— Тебя ждут на совете, — коротко отозвался Джон.

Исаак вздохнул и вышел вслед за священником-администратором, шлепая босыми ногами по холодному полу. Он никогда не горел желанием встречаться с советом, тем более, сейчас. Особенно сейчас. Потому что это «приглашение» могло означать только одно — у него крупные неприятности.