Небо и корни мира - Юлия Тулянская Страница 11

Парень с улыбкой ответил:

– А я думал: подойти или нет? Вдруг ты разбойник?

Яромир изумился:

– Э! Ты говоришь по-нашему?!

– Ну, вообще-то у нас в Тиндарите не очень-то жалуют варварские языки. Но теперь другое дело. Ваш язык многие учат из-за богоборца, север – родина Врага Престола. А я богослов.

Парень сел у костра. Он был высокий, немного нескладный, с копной жестких и беспорядочно вьющихся волос. Его подвижное лицо с темно-карими глазами, длинным правильным носом и твердым подбородком было на удивление обаятельно.

Спутанная кобыла Яромира, опустив голову, стояла прямо возле костра. Глядя на нее, южанин сказал:

– Смирная скотинка! Наверное, кто-нибудь из ее предков был деревянной лошадкой.

С открытостью совернца парень сразу же рассказал о себе. Его звали Гренислао, он учился теологии в Тиндаритском университете.

– Вообще-то меня зовут Грено. Гренислао – был в древности такой царь, он стал философом, раздал все свои деньги бедным и ушел странствовать. Ну, я, правда, денег не раздавал. Но из университета все равно меня выкинули, и теперь я бродячий студент, – он добавил что-то на совернском наречии, чего Яромир не понял. – Брожу по свету, «укрываясь от бедствий одними лишь небесами», как писал несравненный Тернарий в поэме «Облака», – перевел Грено.

– М-м-м? – переспросил Яромир.

– Я вижу, брат-варвар, ты потратил свою жизнь вовсе не на овладение науками! – воскликнул Грено. – Я не ошибусь, если скажу, что твоя голова чаще болела с похмелья, чем от размышлений? Известно ли тебе, прямодушный варвар, что человечество изобрело письменность?

Яромир обиделся.

– Вот она, твоя письменность, – сурово нахмурясь, он показал Грено заклейменные с тыльной стороны ладони.

Там значилось «В» – Витрица.

– О! – южанин смутился. – Ты беглый?

– Нет, – сказал Яромир и добавил. – Долго рассказывать…

Грено ответил:

– Я бы послушал. Люди должны слушать друг друга, ведь умение говорить венчает нашу способность мыслить. Вот что! Ты ведь не знаешь толком ни совернского наречия, ни обычаев. А я все равно иду куда глаза глядят… «Считать звезды – единственная забота босяка, который ночует под открытым небом»… – снова повторил он чьи-то слова. – Я тебя провожу, согласен? Буду тебе толмачом и заодно послушаю, что ты расскажешь. Ну разве не чудо, что такой вышибала, как ты, наделен даром речи!

Грено, казалось, нравилось дразнить парня с заклейменными ладонями, который мог бы свалить его с ног одним ударом. Но его насмешливая доброжелательность забавляла Яромира. Он подумал, что, в крайнем случае, всегда успеет послать Грено куда подальше, а пока с ним веселее.

Они остались ночевать у дороги. Яромир тоже коротко рассказал о себе. О том, что служил в княжеской дружине; что отца не помнит: плотник, он ходил на заработки и разбился, упав с крыши чьих-то высоких хором; а мать, старая кухарка, умерла, пока Яромир был на каторге.

– У тебя теперь совсем никого? – с участием спросил Грено.

– Угу…

– А меня выгнали из дому, – сощурился Грено.

– За что?

– За публичный диспут, который два года назад проводил мой университет. Известно ли тебе слово «диспут», грозный, но малоосведомленный варвар?

– Ну? – нахмурился Яромир.

– Это значит, при большом стечении публики мы, студенты, должны были вести богословский спор. Перед нами был поставлен вопрос: «Может ли богоборец одолеть Вседержителя?» Само собой, некоторые из нас должны были доказывать одно, а другие – обратное, иначе бы никакого диспута не получилось. Защищать богоборца, заметь, выпало мне по жребию. Главным моим противником был сын тиндаритского казначея, неплохой парень, хотя поневоле зубрила: куда денешься с таким важным отцом! Когда он пытался думать – скрип мозгов бывал слышен на тридцать верст вокруг. Но ректор всегда выдвигал его как лучшего ученика, в угоду его папаше и к его собственной великой скорби. И вот, на диспуте бедняга так запутался в своих резонах, что не оставил мне никакой надежды проиграть дело. Короче говоря, я доказал верную и несомненную победу богоборца над Вседержителем. Тогда меня обвинили в ереси и выгнали из университета. А когда об этом узнал мой отец-богослов, он испугался, что сын-еретик поставил его в неловкое положение перед небесами как раз накануне Конца света. Он указал мне на дверь, и с тех пор я «смиренно перебираю четки верст», как писал Ренино.

– Никогда не слыхал, – морща лоб, проронил Яромир, – чтобы кто-нибудь говорил о победе богоборца… Как это может быть? Ведь Господь всемогущ. Раз это так, то богоборцу крышка.

– Ох уж этот тезис всемогущества! – засмеялся Грено. – Мой простодушный друг, ответь мне: как часто ты задумываешься об общепринятом? Очевидно, ты без размышлений берешь на веру все то, во что верит человеческое стадо хотя бы в сто-двести голов?

Яромир, в который раз обиженный его выпадом, проворчал:

– Лучше объясни, если знаешь. Нечего валять дурака.

– Долго объяснять, мой доверчивый варвар, – снисходительно отвечал Грено. – Этому следовало бы посвятить отдельную беседу.

Они улеглись оба по разные стороны костра, завернувшись в плащи. Яромир, сдвинув брови, потребовал:

– Ну, так что там?..

Грено не выдержал и фыркнул:

– У тебя такой вид, будто тебе предстоит камни ворочать!

– Ты глупый мальчишка, Грено, – нехотя произнес Яромир. – Есть, что сказать – рассказывай, что тебе за дело до моего лица?

– Итак, мы остановились на догмате всемогущества, – с некоторой важностью произнес Грено, заложив руки под голову. – Одновременно, говоря о боге, теологи настаивают и на догмате всеведения. Между тем, эти два догмата находятся в противоречии друг с другом. Заметь, что если господь всеведущ, то ему должно быть известно будущее. Отсюда вопрос: обладает ли Вседержитель достаточной властью, чтобы изменить будущее? Если Вседержитель мог сначала хотеть одного, а потом передумать и хотеть другого, значит, он не всеведущ. Если же он своим всеведением раз и навсегда замкнул себя в рамки предопределенности… ты еще следишь за мной, приятель?.. то он, стало быть, не всемогущ, а подобен механической игрушке, которая выполняет последовательность одних и тех же известных движений. Становится ясно, что всемогущество и всеведение исключают друг друга.

– Угу, – буркнул Яромир.

– Неужели ты все это понимаешь? – поднял брови Грено.

– Чего тут не понять, давай дальше, – пристально глядя в костер, сказал Яромир.

– Итак, быть всемогущим и одновременно всеведущим невозможно, – продолжал Грено. – Но быть всемогущим – и не всеведущим тоже никак нельзя. Почему всемогущее существо не в силах по своему желанию стать и всеведущим? Надо думать, Вседержитель только всеведущ, но не всемогущ, или ни то ни другое.