Мефодий Буслаев. Ожерелье дриады - Дмитрий Емец Страница 11

Чимоданов хотел что-то возразить, но внезапно застыл и,повернувшись, проводил кого-то взглядом.

– Опа! Какая девушка хорошая! – сказал он.

Все изумленно повернулись, чтобы посмотреть на хорошуюдевушку Чимоданова. За восемнадцать лет жизни это был первый случай, когдаПетруччо отозвался о девушке без цинизма.

Оказалась, что девушка Чимоданову понравилась такая же, каки он. Небольшого роста, крепкая, на быстрых решительных ногах с сильной голенью.Такие девушки шагают так упруго, что, кажется, после каждого шага ихподкидывает.

– Чимоданов начинает интересоваться противоположнымполом! Невероятно! Не иначе как наступил сезон цветения пеньков и парковыхлавок! – заявила Ната.

В ее голосе звучала легкая досада, проявлявшаяся у Вихровойвсякий раз, когда кто-то смел интересоваться не ею, а кем-либо другим.

– Хочу познакомиться! – сказал Чимоданов Мефу.

Буслаев не возражал.

– Знакомься!

– Ага, знакомься! Ща! Давай ты сдернешь у нее мобилку,а я тебя настигну и сломаю тебе шею! – предложил Чимоданов.

Буслаев отказался. Мошкин тоже не горел желанием. Он такдолго переспрашивал: «Кто? Я?», что девушка ушла и вместе с собой унесла целыйвиток несвершившейся судьбы.

– Сволочи вы! Мобилку сдернуть не могли! Теперь вотпопросите меня о чем-нибудь! – угрюмо сказал Чимоданов и молчал целых триминуты, изредка замахиваясь, чтобы хлестнуть себя по спине Зудукой.

Ната все не могла успокоиться. Влюбленный Чимоданов не давалпокоя ее воображению.

– У меня есть отличная подруга! Футболистка! А ногикакие! Ты таких и не видел! Страуса запинает в восемь секунд, – дразнилаона.

– Познакомь! – сразу клюнул Чимоданов.

– Даже и не подумаю! – отказалась Ната.

– Почему?

– У меня принцип такой. Никогда не знакомить своих друзеймежду собой. Особенно мальчиков и девочек. Это хуже, чем оказаться междувагонами во время сцепки. Куда ни дернешься – все равно придавит и кругомокажешься виноват, – заявила Вихрова.

Петруччо постучал пальцем по лбу.

– Подчеркиваю! Фактор Ж! – категорично произнесон.

Фактор Ж означал у него «фактор женщина», и этим все былосказано.

Они прошли по Никитской и свернули к Новому Арбату. Черездорогу от них каменел высокий бульвар с новыми скамейками.

Здесь к Чимоданову подошли два стареньких японца, которым надвоих было лет сто семьдесят, протянули ему фотоаппарат и знаками попросили ихснять. Петруччо старательно щелкнул, держа Зудуку в зубах, а затем преспокойносунул фотоаппарат в карман и застегнул «молнию». Дождавшись, пока с вежливыхяпонских лиц сметет дежурные улыбки, он расстегнул «молнию» и вернул имфотоаппарат. Старички вновь заулыбались, часто кивая и быстро пятясь.

– Перегрелся? – спросил Меф.

– Обожаю производить мерзкое впечатление! –самодовольно сообщил Чимоданов. – И вообще, откуда они знают: может, явсемирно известный фотограф, и эта камера – мой авторский гонорар?

Даф хмыкнула. Некогда Петруччо выбрал себе амплуанравственного уродца и теперь изо всех сил его поддерживал. Поначалу это былонечто вроде: «Я знаю, что я смешной урод, но я буду уродом, потому что мненравится быть уродом!» Да и получалось неважно, но мало-помалу привычкапрорастала и преобразовывала натуру.

Пользуясь тем, что внимание Дафны отвлечено на Чимоданова,Мефодий взял ее за руку. Ладонь Даф чуть дрогнула, но осталась у него в плену.Даже на миг дружелюбно сжалась. Ната зорко покосилась на руку Мефа. Такиедетали никогда не ускользали от ее быстрых глазок.

– Что за хватательный рефлекс? В каждом парне дремлетмладенец? «Мамочка, возьми меня за ручку!» – поинтересовалась она.

– При чем тут это? Может, я дорогу боюсь одинпереходить! – спокойно пояснил Меф.

– Какое совпадение! Я тоже! – умилиласьВихрова. – Эй, Пименова Дарья Батьковна, дайте мне тоже ручку!

– Давай я тебя возьму! – предложил Чимоданов,только что закончивший ковырять в носу.

– Ага, щас! Ты меня под машину попадешь! –отказалась Вихрова.

– А я? – предложил Евгеша.

– Ой, только не ты! – взмолилась Ната. – Все,кто угодно, только не Мошкин! Ты будущий мамик!

– Что за мамик?

– Худшая разновидность папика, – отрубила Вихроваи хладнокровно перешла одна, наплевав на запрещающий сигнал светофора.

Ната о чем-то размышляла, с кошачьей ловкостью идя побровке, бок о бок с проносящимися машинами.

– Интересная тема для нездоровых фантазий! – внезапнозаговорила она. – На необитаемый остров поселили группу маленьких детей. Уних есть пища, дом, компьютерные программы, которые учат читать, книги –короче, все, что нужно. Но одна оговорка: ни в одной из их книг нет словаЛЮБОВЬ и вообще ничего о любви. Смогут они когда-нибудь любить? Я имею в видучувство.

Даф покосилась на Нату с удивлением. Вихрова всегда казаласьей нравственно и содержательно примитивной, как мелодия о чижике-пыжике, а тутвдруг такая мысль. Вот уж правду говорят: человек всегда шире любого твоегосуждения о нем.

Чимоданов хмыкнул.

– А пока они маленькие были, почему они не передохли?Кто этих детей обслуживал? – уточнил он.

– Отвали! Какая разница кто?! Роботы! –огрызнулась Ната. – Так что: смогут или нет?

– Не-а, куда там, – усомнился Петруччо. – Какчаек камнями подбивать, может, и сообразят, а насчет прочего вряд ли.

– А я думаю, смогут. Даже скорее, чем остальные, –уверенно ответила Даф.

– Почему? – озадачилась Ната.

– Потому что остальной мир знает слово «любовь» в егодежурном виде, короче говоря, ест то, чем кормят в фильмах, а что емусоответствует – само наполнение понятия, всю его глубину – постепенно забывает.Остался один скелет слова, внутри же все выгнило. Там же на острове, возможно,не будет самого слова, но возникнет главное – его внутреннее наполнение.

– И откуда оно там возьмется? – усомниласьВихрова.

– Само появится, – заверила ее Даф. – Изсочувствия, сострадания, жалости, заботы. Если они будут, то любовь не сможетне появиться. Если есть зажженная спичка и облитые бензином дрова – костервозникнет сам собой.