Фурии Кальдерона - Джим Батчер Страница 100

Впрочем, судя по визгу, щебету и свисту приближались и новые Хранители. Тави полез по дереву дальше, пока не добрался до ветви, свободной от налета покрова и недостаточно толстой, чтобы выдержать его вес. Почти на самом конце ее висело горящее одеяло, и пламя с него уже ползло по ветке к стволу.

Тави несколько раз полоснул ножом по ветви у самого ствола; острая сталь легко вгрызалась в мягкую древесину. Потом он зажал нож зубами и обеими руками потянул ветку на себя.

Она с треском сломалась, и он принялся спускаться, держа одной рукой продолжавшую гореть ветку с пропитанным маслом одеялом. Оказавшись на земле, он повернулся и побежал к Китаи.

Навалившаяся на нее тварь заметила его приближение и с шипением повернулась к нему, растопырив жвала и передние ноги. Хотя огонь отражался уже в тысячах ячеек ее фасетчатых глаз, покрытое мерзкой слизью тело ее казалось каким-то недоделанным, словно она не завершила еще цикл превращения непонятно во что. Полуродившаяся, полуживая, похожая на огромную осу тварь с жужжанием затрепетала крыльями и засвистела окружавшим ее Хранителям.

Тави заорал во все горло и замахнулся своим горящим суком. Тварь зашипела и, трепеща крыльями, отпрянула от огня. Тави продолжал наступать, отгоняя это чудище от неподвижного тела Китаи. Девушка лежала на земле, белая как полотно; глаза ее оставались открытыми, но не моргали, грудь вздымалась от редких вздохов. Тави просунул под нее руку и рывком закинул ее на плечо. Он пошатнулся под ее весом, но страх придал ему силы — он подхватил свою горящую ветку и описал ею круг в воздухе, отгоняя чудище дальше от себя.

Тварь с неожиданной легкостью отпрыгнула и повисла на стене в нескольких ярдах от веревок, не сводя с него своих жутких глаз. Ох, вороны, подумал Тави. Она знает. Она знает, что я иду к веревкам. Если он останется на месте, ему конец. Даже если на него не прыгнет эта тварь, его очень скоро одолеют Хранители — просто числом. Да и силы его — как ни подстегивал их страх — начинали иссякать. Ему нужно дотащить Китаи хотя бы до веревок… там он сможет привязать ее, чтобы Дорога поднял ее наверх.

Дорога… Тави задрал голову и увидел его светлую на фоне темного неба фигуру далеко вверху — тот смотрел на них.

— Держись, мальчик из долины! — крикнул вождь гаргантов и скрылся за краем обрыва.

Что ж, у него был еще шанс. Выставив перед собой горящую ветку, он бросился вперед, прямо на чудище, которое бочком, по-крабьи, карабкалось вверх по стенке. Тави посмотрел на скалу над тварью — никуда не годится: скала выступала вперед, скрывая тварь от взгляда сверху. Он должен выманить эту гадину ближе к веревкам.

— Ох, фурии, Китаи, — надеюсь, это сработает.

Он бесцеремонно опустил девушку обратно на землю, бросился вперед, схватился за ближнюю к нему веревку и полез вверх.

Тварь испустила свист и поспешила к нему. Он понимал, что у него практически нет никаких шансов увернуться от нее или хотя бы защищаться, вися на откосе, и все же он вынул нож из зубов и замахнулся им на чудище. Оно помедлило, оставаясь вне пределов его досягаемости. Его жуткая голова склонилась набок, словно оценивая новую угрозу.

— Дорога! — завопил Тави. — Здесь, оно здесь!

Сверху до него донесся сдавленный, словно от натуги, крик. Тави ни за что не поверил бы, что человек способен поднять такой здоровенный валун. Однако Дорога снова показался на краю обрыва, держа над головой камень размером с гроб. Все мускулы его вздулись от усилия; он сделал движение плечами, и огромный камень, вращаясь, полетел прямо на тварь.

Голова ее на тонкой шее резко повернулась назад. Взмахнув крыльями, чудище попыталось увернуться, но недостаточно быстро. Камень просвистел на расстоянии каких-то нескольких дюймов от Тави и врезался в отпрыгнувшую от стены тварь, отшвырнув ее на землю в десятке с лишним ярдов от веревок. Врезавшись в землю, камень разбился на множество осколков, разлетевшихся во все стороны вперемешку с брызгами светящейся слизи из покрова.

Острая боль пронзила ногу Тави, и, опустив взгляд, он увидел, что каменный обломок вспорол ему штанину и до крови рассадил икру. Сверху послышался торжествующий рев Дороги, от которого, казалось, содрогнулись стены провала.

Чудище снова засвистело, на этот раз более пронзительно — злобно и, как показалось Тави, испуганно. Оно билось, но подняться на ноги не смогло и начало отползать к деревьям, под которыми снова стали появляться светящиеся глаза Хранителей. Тави выпустил из руки нож, соскользнул по веревке вниз и бросился к Китаи. Схватив ее под мышки, он рывками, задыхаясь и кряхтя от натуги, поволок ее к веревкам.

— Алеранец, — прошептала она, открыв глаза. Лицо ее побелело отболи. — Алеранец… Поздно… Яд… Отец… Скажи ему, мне жаль.

Тави уставился на нее.

— Нет, — выпалил он. — Нет, Китаи. Мы почти выбрались.

— Ты все хорошо придумал, — пробормотала она. Голова ее бессильно свесилась набок; глаза снова закатились.

— Нет, — прошипел Тави с неожиданной даже для него самого злостью. — Нет, вороны тебя побери! Ты не можешь! — Он сунул руку в сумку и принялся рыться в ней, почти ничего не видя от слез. Должно же быть что-то. Она не может, не имеет права умереть. Нельзя же так. Они ведь почти спаслись.

Что-то больно кольнуло его в палец. Проклятый гриб… он снова укололся об его шипы, вороны их побери. Благословение Ночи.

«Лихорадка. Отрава. Рана. Боль. Даже возраст. Он побеждает их всех. Для нашего народа нет ничего более ценного»…

Всхлипывая, Тави схватил гриб и принялся, не обращая внимания на боль, обрывать шипы. Со всех сторон слышался визг Хранителей; они подступали все ближе, хотя продолжавшая гореть ветка сбивала их с толку, замедляя продвижение.

Тави наклонился и приподнял голову Китаи, подсунув под нее руку, потом протянул другую руку к ране на ее бедре и изо всех сил сдавил гриб.

Прозрачная, пахучая жидкость сочилась у него между пальцев и капала в рану, смешиваясь с кровью и желтым ядом. Нога Китаи дернулась, и девушка вдруг резко вздохнула.

Остаток гриба Тави поднес к ее губам и сунул в рот.

— Ешь, — приказал он. — Ты должна съесть это.

Губы Китаи дернулись, а потом она механически начала жевать. Прожевав и проглотив гриб, она медленно открыла глаза и уставилась на Тави.

Время как будто остановилось. Тави неожиданно понял, что не отрываясь смотрит на девушку — так, как не смотрел еще ни на кого. Он вдруг ощутил ее кожу под своей рукой и испытал внезапное, острое искушение коснуться пальцами ее груди, вновь ощутить ее усиливающееся сердцебиение. Он почувствовал ток крови в ее жилах, страх, и досаду на себя, и смятение, царившие в ее мыслях. Однако и страх, и досада, и смятение уходили, а взгляд ее, направленный на него, прояснялся. Глаза ее расширились, и Тави понял, что и она ощущает его близость точно так же.

Не отрывая взгляда, Китаи подняла руку и коснулась его груди, крепко прижав пальцы, чтобы услышать его сердце. Несколько бесконечных, застывших секунд понадобилось Тави, чтобы отличить биение своего сердца, гул крови в своих ушах, от ее. Их сердца бились вместе, абсолютно в унисон. И стоило ему понять это, как его сердцебиение участилось и ее тоже, а кровь бросилась ему в лицо, да и она покраснела в ответ на это. Он смотрел в ее удивленные глаза и понимал, что это отражение его собственного взгляда.