Ледобой - Азамат Козаев Страница 10

Озверевшие купцы тешились, пока не взопрели, били, пока кулаки не рассадили. За частоколом рук Безрода видно не стало. В амбаре, куда юркнул полуночный купец, что-то гремело, грохотало, падало, наконец, дверь отворилась, и на белый свет с огромным колуном над головой выскочил оттнир. Уставшие битейщики отхлынули, будто волна, огонь злобы в глазах погас. Выдохлись, остыли. На пятачке перед дверью остались только Сивый и полуночник, с топором наперевес. Безрод стоял, стоял да и рухнул на колени. Держал руки на теле, раскачивался, что-то шептал и ронял кровь наземь.

– Откушай боянских кулаков, полуночный лазутчик!

– Пошли. И так сдохнет!

– Может, и не того побили, а душу отвели!

Плюнув, купцы разошлись. Оттнир бросил колун, глянул туда-сюда, поддел Безрода под руки и вздернул стоймя. Подвел к поленнице, усадил на колоду, прислонил к стенке дров. Безрод хрипел, стонал, что-то шептал. Полуночник присел.

– Не отвечать… – шептал Безрод. – Только не бить.

– О, боги, могучий Тнир, храбрый Ульстунн, что же с тобой делать? Куда ни тронь – там отбито. Так свело болью, что и не разогнуть. А начну разгибать – от боли помрешь…

– Помоги встать, – еле слышно прошептал Безрод, но купец услышал.

Осторожно помог встать.

– Распрямляй.

– Помрешь.

– Д-давай!

Полуночник прижал Безрода спиной к своей груди, обнял за плечи, начал осторожно разводить. Сивый глухо стонал, крошил зубы, кусал губы и только под конец захрипел.

– Ну вот, слава всем богам! Нашли! – Из-за угла выметнулись Дубиня и стражники за его спиной во главе со Здравом.

Зеваки стайкой вились поодаль – мальчишки и взрослые бездельники, коих на любой пристани всегда пруд пруди. И впереди всех выступал давешний знакомец с кудлатыми вихрами, тонкой шейкой и козлиной бороденкой. Оттнир напрягся, но Безрода не отпустил.

– Дыши ровно, полуночник. Ошибка вышла. Бочки свои у Терпеня заказывал?

– Ну.

– Подковы гну! То-то и оно, что Зигзя тоже! И сам Терпень собственные бочата не различит! Нарочно не придумаешь – бочки одинаковые купили, и даже ладьями вы пососедились. Рядышком стоят, борт к борту! Грузчики виноваты, хотя виноватее всех Терпень.

Безрод плохо видел и слышал. Стоят какие-то люди, что-то спрашивают.

– Эге, парень еле дышит! Да посади ты его, что ли! – Брань в сердцах рявкнул полуночному купцу.

– Не отвечать… – превозмогая забытье, шептал Сивый. – Только не бить…

Что? Брань прислушался.

– Не отвечать… Не би-и-ить…

Здрав дышать забыл. Не отвечать? Не бить? Опять, стало быть, сдержался? Скрепился? А если бы разозлился Безрод, распустил руки? Уж Сивый точно знает, как спровадить человека на тот свет. У Здрава глаз на такие дела наметан, кроме того – на заставах других не держат. Стражника прошиб холодный пот. Вот смеху будет, если не сегодня-завтра Безрод и полуночный купец выйдут на пристань требовать платы по долгу! У всех по одному! Будет ли купцам так же весело?

– Ну, ты, парень, даешь! Уж так получается, что княжью честь пуще меня бережешь.

– Кому честь, а кому бы ноги снесть! – прошептал Безрод и ухмыльнулся разбитыми губами.

Брань услышал, но промолчал.

– А ведь по миру купчин пустят! Что один, что другой! – Здрав повернулся к Дубине.

Тот засмеялся.

– По мне, так пусть я один и останусь!

– Хитер, старый бобер!

– Не старый. Просто живу долго. А безвинного сроду не бил.

– Отведи меня к морю, – шепнул Безрод.

– К морю хочет, – мрачно буркнул Здрав и выпрямился.

– Я помогу. – Полуночный купец осторожно поставил Безрода на ноги.

– И то ладно. Мне же в терем дорога. – Брань кивнул своим стражникам. – Ступайте за мной, сонные тетери!

Оттнир и Безрод шли к морю через всю пристань. На купцов даже не глядели. А захотели бы взглянуть – ни одной пары глаз не нашли. Все под брови попрятались. Купцы чесали затылки, ломали шапки в руках да прикидывали отступные. Ничего хорошего не выходило, хотя… не сегодня-завтра оттниры нагрянут, а там еще с полуночника взыщут. А то и весь товар отберут, если сбежать не успеет.

Кое-как доковыляли до берега, и Безрод без сил опустился на гальку.

– Чего полез, дурень? Зашибить ведь могли! – Купец присел рядом.

– Так ведь и зашибли.

– Насмерть, говорю.

– Пустое… – Безрод устало ухмыльнулся.

– А чего сам не бил?

Сивый промолчал.

– Странная штука жизнь, в сыновья мне годишься, а нынче ты мне заместо родителя. Жизнь подарил.

– Ни отца у меня, ни матери, и какого роду-племени – не знаю. – Безрод усмехнулся, покосился на купца. – А может быть, полуночник я.

Купец задумался, прикусил ус.

– А годков тебе, парень, сколько?

– Тридцать с лишком.

Полуночник недоверчиво покосился. Ишь ты, тридцать с лишком! Уже седой совсем! Почесал затылок.

– Сосед у меня есть. Белый Авнюр. Что-то около твоих лет тому назад и пропал у него сынок.

Безрод улыбнулся разбитыми губами.

– Пустое. Ты-то кто будешь?

– Люндаллен я.

– Уходи, Люндаллен, отсюда. Нынче же ночью. Не тяни. Знал ведь, к чему дело катится, чего приехал?

– Я торговый гость. Мне…

– Говорить тяжко, язык не ворочается. Не заставляй повторять. Не сегодня-завтра ваши нагрянут. Первым ляжешь, на тебе наши оторвутся. Убьют, и как звать не спросят.

Купец нахмурился.

– Бросай все. Что успел – то унес. Один?

– С доченькой.

– Увози… – Безрод закашлялся, его переломило пополам, застучало о берег побитым телом. – Увози… Сейчас же…

– На островах будешь, заходи. На Тумире меня всякая собака знает. – Люндаллен наклонился, неловко обнял Безрода, поцеловал в макушку, будто отец сына, и зашагал прочь.

Безрод подполз к морю. Больше не к кому за лаской идти. Раздеться сил не осталось, так и вполз в воду одетым. Вот-вот зальет всего тошнотой, слова станет не вымолвить. Пусть ласкает море синяки и ссадины. Сегодня мало не убили, завтра и вовсе под горку закатают. Уж так на пристани ударить хотелось, в глазах потемнело. Но стиснул зубы и скрепился. Чуть не забыл обо всем на свете. Купчишки в раж вошли, разъярились, думали – страшно седому, от боли ревет. Дурачье! На чернолесской заставе, бывало, загонял Волочек пяток бойцов поздоровее в избу, давал к темноте привыкнуть и запускал остальных по одному, без доспеха. Один доспех – рубаха на ребрах. Там-то похлеще было. То не купцы гладили, то вои били, каждый быка наземь валил. Ничего, выходил заживо. Поначалу воевода чару кваса не успевал допить, выкидывали из избы полудохлого. А как пошел счет на три чары – Волочек первый раз в сечу допустил. Крутился тогда в избе, как уж на противне. Насколько будешь скор, настолько и жив.