Обнаженная для зверя - Ева Королева Страница 8

Настроение в карете ухудшалось с каждым часом. Нодди всё чаще хлюпала носом, с трудом сдерживаясь, чтобы не зареветь. Цепляясь за руку старшей сестры, она то и дело вытирала нос платком. Мы с Тассо ещё держались, непрерывно глядя в окно на надоевший пейзаж, который практически не менялся вот уже больше суток. Рассматривая на всю эту зелень, мысленно была дома на пастбище, рядом с Нильсом и дракончиками. Воспоминания о друге не давали мне сдаться, помогая сбежать от гадкой реальности.

В конце второго дня пути, когда мы уже изнемогали от усталости, вдали показался огромный древний монастырь. Я бы никогда не могла подумать, что обрадуюсь ему, увидев острые пики крыш и услыхав заунывный колокольный звон. Наступил вечер, монахинь и воспитанниц призывали к вечерней службе. Стараясь не думать, что мне вскоре предстоит носить унылое чёрное платье и во всём слушаться монахинь, мечтала скорее попасть внутрь. Каменные стены старого строения сулили нам тепло и горячий ужин.

Отец расцеловал нас на прощание и тут же отправился в обратный путь. Нас радушно встретила мать настоятельница и сразу повела в трапезную. Нам тут же налили горячего жирного супа, поев который, нам тут же захотелось спать. Увидев как мы с трудом справляемся с сонливостью, матушка улыбнулась и приказала двум воспитанницам провести нас в наши спальни. Шестнадцатилетнюю Тассо и на год младшую Нодди поселили в одной спальне, чему они были безумно рады. Мне же предстояло жить с младшими девочками, отдельно от них. Сестры нежно расцеловали меня и пожелав спокойной ночи, направились в свою спальню. Меня же отвели в другую.

Войдя в большую, довольно холодную спальню с голыми, каменными стенами, стала оглядываться. Это было помещение с высокими потолками, под сводами которого завывал ветер. Маленькие окна находились на самом верху, не давая возможности даже выглянуть на улицу. Вдоль обоих стен стояли по семь кроватей, возле каждой была тумбочка. У входа громоздились четыре платяных шкафа.

– Твоя кровать, – тихо сказала девочка казав на одну из коек и исчезла за дверь прежде, чем я успела её что-то спросить.

На кровати уже лежал мой чемодан, который я пыхтя стащила на пол. Сил разбирать вещи просто не было, хотелось спать. Плюхнувшись на тоненький, жёсткий матрас с тоской вспомнила свою мягкую перину. Но усталость дала о себе знать и я вскоре уснула.

Проснувшись утром от колокольного звона, первое время не могла ничего понять. Но вспомнив о вчерашнем приезде в монастырь, тут же вскочила и стала оглядываться. Мои соседки по комнате подскакивав с кроватей, быстро застилали свои постели. Решив последовать их примеру, стала делать тоже самое. Вскоре ко мне подошла девочка, которая вчера проводила меня в спальню и сунула нечто напоминающее серую тряпку.

Тем временем воспитанницы сменяли ночные рубашки на повседневные наряды. Наблюдая за ними, мне стало понятно, что серая тряпка – это форменное платье. С тоской понимая, что мне придётся ходить в этом унылом кошмаре пять лет, едва не взвыла. Натянув колючее одеяние и приведя волосы в порядок, направилась за девочками, которые вышли в коридор. К нам присоединились и старшие, среди которых были и Нодди и Тассо. Бросившись ко мне, они обняли меня и пожелали дорого утра. Обрадовавшись встречи, я расцеловала сестёр.

Мы двигались молчаливым потоком в неизвестном направлении. Как оказалось вскоре, мы шли в ванную. Войдя в большое помещение с рядами умывальников, стали умываться и чистить зубы. Завершив утренний ритуал чистоты, мы все вместе отправились на завтрак в трапезную. Сев на одну из широких лавок за старый дубовый стол, хотела схватить ложку и набросится на овсяную кашу. Но увидев, что все воспитанница сложили руки в молитве и устремили свои взоры на монахинь, тяжело вздохнула и сделала то же самое. Пока все молились, слушала заунывное завывание собственного желудка, который требовал еды. Пусть и такой скудной, но хоть какой-то. Когда прозвучало «аминь», я первой схватилась за ложку и отправив овсянку себе в рот, тут же скривилась. Каша была сварена на воде, без добавления жира и почти без соли. Несмотря на бедность нашей семьи, мы ели куда лучше. Глядя на своих сестёр, которые с уныло ковырялись в своих тарелках, с тоской осознавала, что мне придётся есть эту дрянь долгие годы. На этой совсем безрадостной ноте начались дни моего обучения.

Каждый день был похож на предыдущий. Мы вставали, одевались, умывались, молились, завтракали, учились, молились, обедали, учились, молились, ужинали. Такое скучное однообразие вгоняло меня в тоску. Даже сёстры, привыкшие к учёбе и домашним делам были не слишком-то рады. Кроме того, они сильно скучали по дома и первое время целыми днями плакали. Мне же тоже хотелось вернуться в родной замок к родителям, но я умудрялась сдерживаться и не поддаваться отчаянью.

Скудная еда, тёмные стены и серая одежда настроения отнюдь не поднимали. Даже яркое солнце светившее на улице, почти не приносило удовольствия. Моя душа рвалась в лес, хотелось побегать босиком по зелёной траве и покупаться в реке. Но нам позволяли гулять в монастырском саду всего лишь час в день. И то, проводя этой время с пользой – читать или рисовать. Вазюкать карандашом по бумаге мне не нравилось, а религиозные книги из библиотеки вызывали озноб. Мне бы хотелось полистать огромные старинные томики об алхимии, но подобная литература была под строжайшим запретом.

Однажды мне настолько надоело сидеть взаперти, что я во время очередной прогулки в саду улизнула в лес. От души набегавшись по мягкой траве и даже окунувшись в реку. Но всё это время меня не покидало странное, тяжёлое ощущение, словно за мной следят невидимые глаза. Но как я не оглядывалась, ничего старенного заметить не смогла. Хорошенько отдохнув от учениц и монахинь, через час вернулась в монастырь. Оказалось, что меня все разыскивали, сразу же заметив пропажу. Об моём отсутствии доложила одна из младших воспитанниц и меня тут же бросились искать. Мать настоятельница была предупреждена нашим отцом, что нас может попытаться выкрасть тёмный маг и за нами внимательно следили. Узнав о моём исчезновении, Ноддии и Тассо тут же поддались всеобщей панике. Поэтому по возвращению в монастырь меня ждал поистине радушный приём, который закончился отменной поркой. Матушка от души постаралась, разукрасив моё мягкое место красными полосами. К порке тут прибегали очень редко, но я умудрилась её заслужить. Кроме того, мне предстояло отбывать наказание, неделю запертой в малюсенькой отдельной комнатке. Мне было позволено только посещать занятия и то сидеть за отдельной партой. Наказание было мне совсем не в тягость, огорчала лишь обида сестёр. Узнав, что меня не похитили, Нодди и Тассо перестали со мной разговаривать. Теперь они не целовали меня и не желали мне ни доброго утра, ни спокойной ночи. Поэтому провожая грустным взглядом сестёр, которые демонстративно от меня отворачивались, зареклась нарушать правила. В другой бы ситуации мне бы было абсолютно плевать, что они дуются. Но сейчас они были единственными членами семьи, находящимися рядом и мне очень не хватало их объятий.

Когда прошла неделя моего наказания, Нодди и Тассо всё так же проигнорировали меня утром, хотя я искренне надеялась, что они решат, что семи дней молчания хватит. Но они так же скользнув по мне равнодушным взглядом, направились в ванную. Мне стало так тоскливо, что я остановившись посреди коридора, горько разревелась. Услыхав мой плач, сёстры тут же бросились меня утешать.