Двойное отцовство - Таня Володина Страница 61

— У нас достаточно сбережений и ценных бумаг, — ответил Макс. — У меня финансовое образование, ты забыл? Моя семья ни в чём не будет нуждаться.

— А чем ты будешь заниматься целыми днями? Сидеть с блокнотиком на канале Грибоедова и рисовать туристов за пятьсот рублей? Разве это хорошая профессия для сына банкира?

— Нет, я сделаю выставку и буду продавать картины по тысяче долларов, — ответил Макс.

— Спорим, никто не купит! — воскликнул Михаил Семёнович, откупоривая новую бутылку коньяка.

Макс хмыкнул и направился к машине. Вернулся с папкой, где хранил рисунки. Слава богу, не голого Ильи! Там были картины, которые Макс рисовал в Непале, ожидая, когда Илья вернётся с Эвереста.

Заснеженные пики Гималаев, сверкающее озеро, усеянное лодочками рыбаков, туманные долины, погонщики яков, босоногие чумазые дети, трепещущие на ветру разноцветные флажки — и свет, свет, розово-золотистое сияние Тибета, утренняя прозрачность, вечерняя синева.

Страна, разбившая нам сердца своей красотой и жестокостью.

— О-о-о, — протянула Каролина, выдёргивая из папки листы с рисунками. — Я это хочу! И это! Я повешу картины в кабинете, где снимаю видео. Настоящие картины от настоящего художника, а не дешёвые постеры из Икеа! Сколько стоит эта прелесть?

— По тысяче баксов за штуку, — нагло ответил Макс.

— Беру! — согласилась Каролина. — И недорого совсем!

Папа поджал губы и сказал:

— Ну ладно, кто-нибудь, может, и купит… — Тяжело вздохнул. — Пиши заявление, я согласен тебя уволить.

— А «золотой парашют»? — поинтересовался Макс. — В моём контракте есть пункт: при увольнении по взаимному согласию я получаю компенсацию в размере трёхгодичного оклада.

Папа аж прослезился:

— Ты истинно мой сын! Ну просто идеальный момент, чтобы потребовать «золотой парашют», — Михаил Семёнович подошёл ко мне и ласково погладил плоский живот, не спрашивая разрешения. — Конечно, я согласен! И даже на выставку приду! Может, куплю что-нибудь, если ты сделаешь для своих рисунков красивые рамы — с золотом там, с завитушками.

***

По УЗИ мне поставили срок на три недели больше, чем мы с Максом считали. Мы сидели в кабинете гинеколога. Я возразила врачу:

— Мне кажется, вы ошиблись. Так получилось, что мы точно знаем дату зачатия, — и назвала тот майский день, который навсегда останется для нас самым счастливым.

— Вы уверены? — переспросил врач, заглядывая в заключение УЗИ и настольный календарь. — По моим расчётам зачатие произошло в апреле.

— Мы абсолютно уверены, — подтвердил Макс.

— Что ж, позже сделаем ещё одно исследование, а пока что хочу сообщить, что у вас будет мальчик. Поздравляю!

Мальчик.

Наш сынок — единственный и долгожданный.

Илюша Ольховский.

***

Про выставку Макс не шутил. Мы ещё в самолёте поговорили и решили устроить выставку в память Ильи. У меня было много его фотографий, а у Макса — портретов, сделанных карандашом и пастелью. Многие из них были предельно откровенными, но Илья никогда не стеснялся наготы. Он разрешил мне выставлять его обнажённые фото и без смущения позировал Максу.

Нам хотелось показать людям, каким красивым человеком был альпинист Илья Долин — не только внутренне, но и внешне. Мы мечтали, чтобы его запомнили не беднягой в оранжевой куртке, лежащим на склоне Эвереста в неестественной позе, а живым, обаятельным, молодым и сексуальным мужчиной. Потому что он оставался таким для нас с Максом. Мы не перестали любить его из-за того, что он умер.

Выставка прошла в конце июля на крыше его родного дома на Лиговке. Нам пришлось потрудиться, чтобы договориться с домоуправлением и официальными службами о проведении выставки в таком необычном месте. Помогли комитет спортивного альпинизма и Ваня Крашенинников, который задействовал связи в администрации города. Михаил Семёнович Ольховский тоже помог.

Кроме изображений в жанре ню, мы выставили много фотографий и картин, сделанных в Непале. Макс не стал заказывать роскошные золочёные рамы, как предлагал его отец, но стильные паспарту сделал. Это была первая выставка художника Макса Ольховского. Я гордилась своим мужем. Уйти из банковского дела в живопись — это был смелый поступок! Если бы не знакомство с Ильёй, вряд ли бы Макс решился так круто изменить жизнь. Он всегда тяготился работой в «Финмосбанке», но перечить властному отцу боялся. Илья раскрепостил нас обоих, помог понять, чего мы хотим на самом деле.

С приветственным словом выступили Ваня Крашенинников и Макс. Мы не планировали превращать этот вечер в панихиду, но глаза у Вани и Макса блестели, а речь порой прерывалась. Они говорили о том, каким замечательным был Илья. Если бы Илья был жив, ему бы понравилось выступление друзей — оно получилось тёплым и искренним.

На выставку пришло так много людей, что на крыше не осталось свободного места. Пришли одноклассники Ильи и Ирины, альпинисты из городского клуба, наши с Максом приятели, сотрудники банка, следившие за экспедицией по блогам, мои родители, Михаил Семёнович с Федей, Каролина с подругами (все, конечно, с палками для селфи), семья дяди Бори в полном составе, красноволосая Катя с Костиком из Петрозаводска, Мариша из моей студии и Лаврик со своей девушкой Машей. Гости пили шампанское, закусывали тарталетками с лососем и разглядывали работы.

А там было на что посмотреть! Капли, стекающие по обнажённому торсу, рука с коротким мизинцем, расслабленно лежащая на бедре. «Не прикрывайся, покажи им всего себя»...

Лаврик зажал меня у стола с закусками:

— Признавайся, что было между Максом и Ильёй? Про тройничок ты рассказывала, но мне и в голову не приходило, что парни тоже…

Лаврик выпучил глаза и замолк.

— Тебе зачем? — спросила я.

— Буду на них медитировать.

— Ты же перешёл на сторону света, — я покосилась на Машу в чёрном мини-платье.

Похоже, Лаврик занялся её внешностью, потому что в пятьдесят лет она выглядела на тридцать пять и поражала всех утончённой фигурой и одухотворённым лицом. А то, что у неё не было груди, Лаврика не волновало.

— Медитировать на красивых мужиков я ещё не перестал, — доверительно сообщил он.

— Какой ты пошлый, — ответила я. — Если тебя интересует, что было между Максом и Ильёй, спроси у Макса. Он тебе расскажет во всех подробностях.

— Ой, да и так всё понятно, — Лаврик по старой привычке закатил глаза. — Прикольно вышло: я влюбился в девочку, а твой муж пересмотрел свои гомофобские взгляды. Кто бы мог подумать? Такая чувственная гомоэротическая живопись…

Он был прав. Картины Макса дышали любовью к человеку, на них изображённому. Хуже того, по взгляду модели было понятно, что он тоже влюблён в художника. Настоящая гомоэротика, видимая внимательному зрителю. И настоящая любовь, видимая всем.