Поцелуй аспида - Джулия Рокко Страница 6

— Нет не на полукровку. Очевидных признаков нет, кроме неожиданно высокой сопротивляемости чарам. Предположу, что её кровь содержит наследие кого-то из Высших.

— Это что получается, я пра-пра-правнучка кого-то из вашей знати? — вклинилась я в мужской разговор.

— Навряд ли вообще возможно установить родство, — ответил мне Эфаир. — Твоя кровь так разбавлена, что неслышно даже отголоска нашей магии, и все же, другого объяснения этой устойчивости нет. Кто-то из твоих далеких предков был одним из нас.

Я словно слушала волшебную сказку, довольно мрачную, но захватывающую. Ту самую, где безродная бродяжка оказывается наследницей престола, а первый принц соседнего королевства без памяти влюбляется в нее. Правда, в этой сказке несколько иначе были расставлены акценты. От реального сюжета прослезился бы в приступе острого счастья не один порно-режиссер.

Боже, во что я вляпалась?! Понимая, что мысли уносят меня куда-то не туда, я постаралась сосредоточиться на главном.

— Тот, первый, кто привел меня сюда, вы назвали его Грач, кто он?

— Безымянный, — практически выплюнул Крайт, и я поняла, что данное определение носит для фейри крайне оскорбительный характер. — Тот, кто утратил имя. Проклятый, нарушивший Основы.

— А что такое Основы?

— Законы нашего мира. Такие древние, что нарушить их, все равно, что нанести самому себе смертельную рану. Но есть ренегаты, которые не заслужили даже смерти. Клятвопреступники, чье Имя было стерто, а силы выпиты Верховным судьями и палачами нашего мира. Мы называем их Манадос.

— Понятно, а почему Грач?

— По нашим преданиям, Грач — символ бесчестия. Он сеет предательство и несет бесславную смерть тем, кто имел неосторожность ему довериться.

«Надо же, — подумала я, — какие говорящие у сидов прозвища».

— А что означают ваши имена?

Учитывая последнее, было бы совсем не лишним получить краткую характеристику о каждом из Аспидов, которые, к слову сказать, несмотря на нашу увлекательную беседу, продолжали методично разоблачаться. Правда, пока это касалось в основном оружия. Его оказалось так много, что сложи все вместе, получилась бы увесистая такая кучка.

— Ты задаешь правильные вопросы, — с усмешкой похвалил капитан гвардейцев. — Эфаир означает неотвратимость. Хэм — одержимость. Крайт — забвение.

Стараясь особо не пялиться, я посмотрела на последнего. Из присутствующих, он пугал меня меньше всего. Возможно, в том была повинна окружающая его аура покоя и некоторой отсраненности. И если бы не сон, я бы даже и не подумала, что этот образец чинного благородства, наделенный мужественным вкрадчивым голосом, обращается в здоровенного черного змея.

— А мое имя, если верить грекам, означает кудрявая, — так, словно мы вели ни к чему не обязывающий разговор за чашкой чая, сообщила я и тихо ойкнула.

Мужчины покончили с оружием и принялись стягивать с себя одежду.

— «Долгожданная» — среди сидов твое имя переводилось бы так. — Крайт буквально ласкал голосом.

— Снимай платье, — неожиданно хлестко приказал Хэм.

Обнаженный по пояс, под скудным светом ночных небес, он был подобен мраморной статуе Самсона. Без одежды отличающее его превосходство в массе и рельефности мышц, бросалось в глаза. Лунное сияние буквально ластилось к литым мускулам, скользя по бледной коже невесомыми, благоговейными касаниями.

Во рту пересохло. Я, как под гипнозом, не могла престать смотреть на это великолепное зрелище.

— Но вы еще не ответили и на половину моих вопросов, — звуки царапали гортань точно наждачная бумага.

— Мы не уточняли, когда именно состоится наш разговор, — усмехнулся Хэм. — Заключая договор с фейри, следует очень внимательно относиться к деталям. Продолжишь разговор после того, как я с тобой закончу.

Мужчина так быстро оказался подле меня, что я даже испугаться не успела. Он потянул вниз горловину моего платья, достаточно эластичную, дабы открыть грудь в чашечках кружевного бюстгальтера, при этом ничего не порвав.

В ночной темноте раздался его отрывистый, судорожный вздох.

Это мыслилось невозможным, но буквально за мгновение запредельное напряжение, все время владеющее мужчиной, словно уплотнилось, превратившись в головокружительный чувственный кисель, в котором мы все вместе утонули. Сид будто едва мог дышать, захваченный жаждой действовать, и в то же самое время им скованный.

— Как долго… — хрипло прошептал Хэм и провел кончиками пальцев по моим ключицам и ниже к полушариям, покрывшимся мурашками от его прикосновения.

— Хэм, остановись, — осторожно, точно опасаясь внезапного взрыва, вдруг скомандовал Эфаир. И уже гораздо мягче, словно пытаясь уговорить: — Не надо тебе быть первым…

Я, кажется, перестала дышать, увидев, как подобные вулканической лаве желто-оранжевые глаза Хэма затопило алым. Он медленно повернулся к своему капитану, прожигая его взглядом. Словно едва удерживая себя от падения в бездну безумия.

Странно, но почему-то из всей троицы, именно того, кто пугал меня больше всего, я чувствовала наиболее полно. Сейчас я знала: мужчину терзает беспощадная, лютая потребность, и нет его вины в том, что усмирить её ему дозволено только сегодня и только со мной.

Все эти разрушительные, уже не поддающиеся железному контролю чувства и желания, огненными протуберанцами опаляли спутанное сознание сида. Вдруг, захваченная глубоким сочувствием к нему, я решилась и отпустила свой страх.

— Ты знаешь лучше других, — меж тем прохрипел сид, обращаясь к своему капитану, — как долго она держала меня на тугом поводке. Ночь, подобная этой — милость. Целую вечность мне отказывали в ней.

— Мы все выполняли её приказы, совершая ужасное, лишь ради шанса заслужить право быть сегодня здесь. Мы вершили зло — не оценивая и не колеблясь. И ты, Хэм, заслужил это право больше, чем кто-либо из нас, но посмотри на нее… Она почти ребенок, а твои аппетиты и в лучшие времена с трудом могли удовлетворить даже самые распутные из бессмертных, не то, что смертная девственница.

— Ты ведь невинна? — спросил меня капитан Аспидов.

— Д-да, — то ли краснея то ли бледнея, ответила я.

— Сок черной бузины мог бы решить эту проблему, — подсказал Крайт.

— Сок поможет ей продержаться, но не защитит от увечий, — покачал головой капитан.

— Мне плевать, — почти прорычал Хэм. — Я не брал девственницу, должно быть, тысячу лет. Она — моя законная награда.

— Послушай, Эфаир, — тронув предводителя за плечо, вмешался в спор Крайт.

Его голос звучал уверенно и даже как-то расслабленно. Как пропитанное ядом тонкое жало, расчетливо ожидающее своего часа в коконе из нежного пуха. В этом гипнотическом голосе, вдруг поняла я, воплощалось само коварство.

— Я знаю, как нам поступить. Мой яд в малых дозах… он способен исцелять. Мы подготовим ее, насколько это возможно. Пускай Хэм будет первым. Ты же понимаешь, его природа такова, что ноша целибата равносильна безумию. Умбрия… она… всегда знает, какое наказание будет для нас самым мучительным.