Московская сага. Война и тюрьма - Василий Аксенов Страница 13

– Я вас правильно понял, товарищ Жуков, что главный вопроссостоит в том, как остановить танки Гудериана? – спросил он.

Жуков повернулся к отсвечивающему пенсне. Ему хотелосьусмехнуться прямо в эти страшные стеклышки, но он вообще-то не очень умелусмехаться. «Главный вопрос сейчас стоит не перед нами, а передГудерианом, – подумал он. – Хватит ли у него горючего еще на двенедели, чтобы взять Москву?» Как военный, Жуков понимал, что в принципеостановить немцев под Москвой может только неудачное для них стечениеобстоятельств, какой-то их собственный просчет, но уж никак не сопротивлениедезорганизованной Красной Армии. Он этого, однако, не сказал, иначе немедленнозачислили бы в «пораженцы», а то и еще черт знает какой лапши навешали бы науши, как в тридцать седьмом.

– Говоря о тактической диспозиции, товарищ Берия, –сказал он, – мы должны уметь влезть в шкуру противника и вообразить, какиеперед ним стоят трудности. А трудности у него есть, в частности, оченьрастянутые коммуникации...

Жуков еще говорил некоторое время и показывал указкой как быс точки зрения генерал-фельдмаршала фон Бока, пока не понял, что этим он нагнална вождей еще большего страха.

– В общем, товарищи, положение у нас очень серьезное, еслине сказать отчаянное. – Он положил указку, вернулся, отстучав шесть разсапогами по плитам, к столу, сел и добавил: – Но все ж таки пока еще небезнадежное.

Минуту или две царило молчание. Члены Политбюро, как всегда,боялись друг друга. Тимошенко вообще, казалось, жабу проглотил, сиделСобакевичем. Генералы тоже опасались друг друга и боялись членов Политбюро.Каждый, однако, чувствовал, что этот «внутренний» страх все-таки несколько ослабелблагодаря страху «внешнему», приближению безжалостного врага извне, которыйплевать хотел на все их византийские интриги и тонкости кремледворства и простоодним ударом уничтожит их всех, со всей советской Византией.

– А что же народное ополчение? – спросилКаганович. – Может оно сыграть какую-нибудь роль?

Генералы переглянулись. Народное ополчение, тысячинеобученных «шпаков» с одной винтовкой на десятерых, лучше бы перестали губитьлюдей и смешить немцев.

– Это несерьезно! – вдруг по-солдатски рубанул генерал-полковникКонев. – Бородинской битвы нам организовать на этот раз не удастся.

Вожди сидели насупившись. Даже если бы и удалось устроитьновое Бородино, оно при всей своей исторической славе мало их устраивало, ибопривело – хочешь не хочешь – к падению Москвы, что все-таки тогда, в восемьсотдвенадцатом, было не так страшно, потому что правительство-то сидело вПетербурге и ему ничего не угрожало, а сейчас угроза направлена прямо на них,на высочайшее правительство!

Жуков вдруг почувствовал прилив какого-то мрачноговдохновения. Может быть, упоминание Бородина было тому причиной, а может быть,все, что накопилось за последние недели, все унижения перед чужеземной силой идикое желание отвратить неотвратимое, но он вдруг отбросил все околичности, черезкоторые всегда приходилось пробираться на встречах с высшими партийцами, решилвзять все совещание в свои руки и заговорил почти диктаторским тоном:

– Времени у нас осталось очень мало. Перегруппировыватьвойска под беспрерывным ураганным огнем невозможно. Единственное, чем можнореально остановить бегство и капитуляцию, это заградительные батальоны залинией фронта. И они должны действовать беспощадно.

В этом месте речи главкома Берия одобрительно наклонилголову.

Жуков продолжал:

– Необходимо как можно быстрее обеспечить подход свежихсоединений с Урала и из Сибири. Однако для организации этих соединений вбоеспособные части, как, впрочем, и для всей последующей кампании, мы должнырезко, я подчеркиваю, одномоментно увеличить число высших и средних кадровыхкомандиров. И я прошу об этом немедленно доложить товарищу Сталину.

Вожди сразу поняли, о чем идет речь, тут же углубились всвои папочки с какими-то бумажками, один только Ворошилов воскликнул с присущейему дешевой театральностью:

– Но как мы можем это сделать одномоментно, Георгий?! Жуковнеулыбчиво посмотрел на него. Никогда не поймешь этого человека, актерствуетили дураковствует. Может быть, это его и спасало все эти годы?

– Ну, об этом вы должны знать лучше, чем я, КлиментЕфремович!

До Ворошилова, кажется, дошло, он приоткрыл было рот как быв изумлении, как будто ему и в голову никогда не мог прийти этот странныйфактор ошеломляющих поражений Красной Армии, однако тут же рот закрыл и тожеуглубился в пустую папочку.

Молотов вдруг разомкнул глиняные уста:

– Что ж, товарищ Жуков, мы непременно доложим о вашихсоображениях товарищу Сталину. Со своей стороны я хочу сказать, что в такихчрезвычайных обстоятельствах возможны самые экстраординарные меры. Сейчасрешается судьба всего социализма.

Жуков кивнул. Опять же без всяких эмоций, одна лишьжелезобетонная определенность, последняя линия обороны.

– Рад, что вы меня поняли, товарищи. Решается судьба всегонашего отечества.

Совещание продолжалось еще часа два, если еще можно былоотсчитать бег минут в этом замкнутом пространстве, плывущем в глухих глубинахрусской земли. Сторонний наблюдатель, скажем автор романа, подивился бысмешению эпох, явленному в этом пятне сумрака среди моря мрака. Округлаяримская античность со слепыми глазами представала перед нами в голове и плечахЛаврентия Берии. Генералитет представлял бивуак извечного российскогосолдафонства на уровне фельдфебелей. Молотов и Ворошилов являли собой типыгоголевских комедий. «Железному наркому» и впрямь как бы предполагалось вкожаном фартуке раннего капитализма высунуться из-за кулис с кувалдой в руках.И над всем этим собранием высилась на постаменте голова футуриста, и вздымалиськ еще различимым куполам стальные колонны советской утопии, и только лишьвременами казалось, что сквозь все толщи земли и бетона сюда проникают иначинают неслышно парить над столом валькирии германского социализма. Чувствуяих присутствие, вожди Политбюро временами млели от ужаса.