Собачья служба. Истории израильского военного кинолога - Иван Гончаренко Страница 35

Так вышло, что на этот раз «солдатская разведка» не сработала, и командиры сумели нас перехитрить, хотя за месяцы службы мы научились кожей чувствовать подводные камни, которые коварно подстерегают нас заботами командиров. Но в этот раз звезды были против нас.

В Израиле была одна знаменитая история. Когда готовилось провозглашение независимости нашей страны, Бен Гурион, отец-основатель, и все причастные к этому знаменательному событию хотели до последнего сохранить его в секрете. Членов комитета, которые должны были подписать Акт Независимости, уведомили о месте и времени сбора через записки с предупреждением о сохранении тайны. В результате всех этих конспиративных мер в момент провозглашения независимости улицы Тель-Авива были забиты народом. Все всё знали. По секрету.

Так вот, наши Алекс и Раве оказались лучшими конспираторами, чем Бен Гурион и его сподвижники. Даже то, что командиры отправили нас спать в десять вечера, а не в час ночи, как обычно, никого не насторожило. Тем более что было придумано правдоподобное объяснение: завтра в пять утра мы выходим на тренировку с собаками, поэтому надо как следует выспаться. Как-то уж слишком Алекс и Раве забеспокоились о продолжительности нашего сна. Нам бы насторожиться… Но никто ничего не заподозрил! Мы не заметили ни машины Итая, появившейся в неурочное время, ни некоторой нестыковки в расписании занятий, когда вдруг у нас получалось немного больше свободного времени, чем полагалось. Все эти маленькие несоответствия в совокупности дают знак солдату — что-то намечается, что-то командиры задумали. Приготовься! Не зевай!

Кстати, именно на почве таких мелочей и вырастают слухи, которые хоть и весьма смутные, но очень часто сбываются. Посему лучше при появлении слуха надежнее готовиться к какой-то сложной ситуации. Тогда даже незаметно для себя начинаешь на нее настраиваться. Предупрежден — значит вооружен.

Но, как я сказал, в ту ночь звезды были против нас. И все пошли спать под беззвучный предательский хохот этих самых светил. Через полчаса резкий стук в дверь и крик «Тревога!». Мы уже привыкли к этому. Подъем с кровати, прыжок к одежде, которую начинаешь судорожно натягивать. Кто-то из товарищей включил свет в комнате. Легкая суматоха. Надо сказать, что действия солдат нашей части после команды «Тревога!» отличаются от действий военнослужащих других подразделений. Ведь у нас же еще есть собаки! На них тоже надо надеть обмундирование — специальные жилеты с рацией и светодиодным маячком. А еще должен быть в наличии намордник и поводок. Боец Окец — это всегда он сам плюс его собака. Один в поле не воин. Едва одевшись, мы бросаемся к клеткам, находящимся на возвышенности по отношению к нашим комнатам — приходится бежать вверх. Не самое приятное занятие. Ты в полной экипировке плюс тащишь обмундирование для четвероногого друга.

Но вот наконец клетка. Вбегаешь в нее, быстро одеваешь своего питомца и устремляешься с ним вниз. Но собака, хоть и армейская, все же не человек. Она не понимает, что есть какие-то нормативы, что командиры могут наказать за их невыполнение. Животное спешит в первую очередь справить нужду, а не помочь тебе уложиться в заданное время.

Когда потребность удовлетворена, вы галопом несетесь вниз, где перед Алексом и Раве уже выстраивается шеренга людей и собак. Вот последний солдат встает в строй. Неслышно нажимается кнопка выключения секундомера.

«Семь минут, это целых семь минут, — говорит Алекс. — Я вам обещаю, что мы будем тренироваться до тех пор, пока вы не станете нормальными солдатами. А нормальные солдаты успевают за три минуты встать в строй. Ну, хорошо, здесь, на базе, клетки находятся далеко. Я даю вам пять минут. А теперь идите спать. Обещаю, что скоро для вас пяти минут будет еще и много!»

Мы развернулись и неспешно пошли к клеткам. Многие уже заподозрили, что этим ночь не закончится, и сработала нехитрая житейская логика: чем дольше ты будешь неспешно идти, тем позже тебя вновь поднимут по тревоге. Увы, эту логику отлично понимали и наши командиры — сами служили.

— Если вы думаете, что можете идти сколько угодно, то ошибаетесь, — раздался за нашими спинами голос Раве. — Четыре минуты — и вы в кроватях!

И вновь время понеслось вскачь. Рысью вверх, отвести собаку в клетку, галопом вниз. Времени, чтобы аккуратно снять и сложить одежду, уже не было — она просто была сброшена в угол.

Долго ли длился наш провал в сон, но команда «Тревога!» опять прозвучала, когда мы, казалось, только-только начали засыпать. И все завертелось по знакомому сценарию. В этот раз секундомер бесстрастно показал шесть минут сорок секунд. Потом вновь отбой — и через двадцать минут снова «Тревога!». Так продолжалось еще два часа. За это время мы четыре или пять раз бежали наверх, а потом с собаками стремглав неслись вниз. Каждый раз после разрешения идти спать мы думали, что больше засыпать не станем, чтобы выиграть дополнительные пару секунд. Но усталость брала свое, и мы незаметно проваливались в сон, чтобы тут же получить как обухом по голове: «Тревога!». Ярость закипала при этом так сильно, что аж зубы чесались от желания укусить командиров! В последний раз мы уложились в пять минут тридцать секунд. Мы были очень злые, и это придавало дополнительные силы, с лихвой перекрывавшие усталость; роль сыграло и то, что собакам уже не надо было ходить по нужде.

В последний раз лица Алекса и Раве были уже довольными.

— Вот видите, мы же обещали, что вы станете лучше, — сказал кто-то из них. — Можете идти спать.

Часы показывали около часа ночи, мы шли спать с чувством выполненного долга… Ага! Как же! Не тут-то было! Очередной безжалостный крик «Тревога!» прозвучал, едва мы приняли горизонтальное положение. Вновь командиры сумели нас перехитрить.

Для второго акта нашей трагикомедии был коварно подготовлен другой сценарий. Едва мы выбежали из комнат, как последовала новая вводная от Алекса:

— За собаками бежать не нужно. В отличие от вас, они работали хорошо и заслужили отдых. А вы возьмите восемь носилок и приготовьтесь к марш-броску!

Восемь носилок означало, что нести их придется без замены. Такие носилки мы называем «черными». Традиционно на них были уложены самые тяжелые наши товарищи, и мы вышли с базы. Но самым трудным были не эти «черные» носилки, не килограммы твоих товарищей, которых ты же сам нередко угощал на свою голову, а полная неизвестность. Мы совершенно не понимали, сколько времени продлится пытка, куда мы идем. Все эти вопросы ворочались в наших полусонных и вконец отупевших мозгах. Марш-бросок продолжался около часа. Обессиленные, мокрые от пота, мы вернулись на базу, опустили носилки.

— Ну, надеюсь, теперь вы поняли, как важно успевать все делать вовремя, — с улыбкой произнес Алекс.

— Это всё? — злобно спросил кто-то.

— У меня в расписании не указано, чтобы было что-то еще, — последовал ответ. И тут же милостиво было добавлено: — Ладно, идите спать. Завтра выезжаем на тренировку в девять утра вместо пяти.

И опять нам (совершенно напрасно!) такое решение показалось логичным. В этот раз, наверное, наша интуиция была окончательно и бесповоротно погребена под огромной горой усталости. В караване мы сбросили с себя мокрую от пота одежду и завалились спать. А через полчаса опять прозвучал ненавистный крик: «Тревога!» Мы просто не могли поверить своим ушам! За что?!! Подавляя гнев и раздражение, натянув мокрую холодную одежду, мы выбежали из комнат. Сценарий тот же — марш-бросок с восемью носилками. Теперь мы идем другим маршрутом. Обходим базу и вновь подходим к ее входу. Скоро, скоро можно будет прилечь на кровать. Хоть на полчаса, до нового крика «Тревога!», но прилечь. Ага, размечтались!!!