Иерусалим. Один город, три религии - Карен Армстронг Страница 14

Затем евреи направились к горе Синай. Там Моисей по освященному веками обычаю взошел на гору, чтобы на ее вершине встретиться со своим богом, и Яхве спустился к нему среди яростной бури в туче дыма от вулканического извержения. Народ держался на расстоянии, как ему и было приказано: сфера божественного представляла опасность для непосвященных, и – по крайней мере, так считалось в израильской традиции – в нее могла быть допущена лишь тщательно подготовленная элита. Здесь, на горе Синай, Яхве сделал Израиль своим народом и в подтверждение заключенного таким образом завета дал Моисею Тору, или Закон, куда входили Десять заповедей. Позднее Тора заняла главное место в религии иудаизма, однако, как мы увидим из дальнейшего, это произошло лишь после вавилонского пленения.

Наконец, прежде чем народу Израиля было позволено войти в Землю Обетованную, он должен был подвергнуться испытанию – сорок лет кочевать в пустыне. В этих странствиях не было романтики, Библия ясно указывает, что народ постоянно жаловался и роптал против Яхве: людей влекла прежняя жизнь в Египте, которая вспоминалась им как более легкая. В ближневосточных культурах пустыня прочно ассоциировалась со смертью и первичным хаосом. Вспомним, что сирийский бог пустыни Мот был также кровожадным повелителем Бездны, темной пустоты смерти. Иными словами, пустыня считалась местом, которое изначально было святым, но испортилось и сделалось демоническим (Smith, 1973, p. 109). В представлении израильтян пустыня так и осталась местом безысходного отчаяния: вопреки мнению некоторых библейских критиков, евреи не сохранили ностальгических воспоминаний о годах, проведенных там их предками. И у пророков, и в библейском повествовании мы раз за разом встречаем слова о том, что Бог заключил завет с Израилем «в пустыне, в степи печальной и дикой» (Втор 32:10), что пустыня – «земля незасеянная» (Иер 2:2), «земля безлюдная, ‹…› где нет человека» (Иов 38:26). Она постоянно грозит поглотить обжитые земли и превратить их в изначальное Ничто. Представляя себе разрушение города, древние израильтяне рисовали картину его превращения в пустыню, обиталище пеликанов и ежей, филинов и воронов, где протянуты «вервь разорения и отвес уничтожения» (Ис 34:11), где «нет человека, и все птицы небесные разлетелись» (Иер 4:25). В течение сорока лет – выражение, означающее просто очень долгий срок, – когда они должны были пробираться через эту демоническую область, сыны Израиля находились в состоянии символической смерти. Лишь затем Бог привел их домой.

Однако Бог не оставил свой народ в полном забвении. Как и у других кочевников, у древних израильтян был свой переносной священный символ, обеспечивавший их неразрывную связь с божественным, а следовательно, само их существование. У австралийских аборигенов эту роль, как мы помним, играл священный столб, а евреи повсюду носили с собой Ковчег Завета, который позднее стал важнейшей святыней Иерусалима. Большинство описаний Ковчега Завета, которые есть в Библии, происходят из довольно поздних источников, поэтому о его первоначальном виде можно только догадываться. По-видимому, это был ларец, внутри которого лежали скрижали с начертанным на них Законом, увенчанный двумя золотыми фигурами херувимов. Распростертые крылья херувимов образовывали спинку трона для Яхве (Исх 25:10–22, Втор 10:1–8). Известно, что пустой трон часто использовался как символ божественного: он приглашал бога воссесть среди поклоняющихся ему людей. В иудейской традиции Трон означает божественное присутствие. А для скитающихся по пустыне сынов Израиля Ковчег служил зримым знаком присутствия Яхве. Его несли левиты – представители колена Леви (Левия), назначенного священнической кастой Израиля; первосвященником был Аарон, брат Моисея. Изначально Ковчег Завета, похоже, был военным талисманом, потому что его священная сила – подчас смертоносная – защищала народ Израиля от врагов. Как рассказывает Яхвист, перед началом дневного перехода Ковчег осеняло облако, означавшее присутствие Яхве, и Моисей возглашал: «Восстань, Господи, и рассыплются враги Твои!» Вечером, когда израильтяне устанавливали скинию, Моисей возглашал: «Возвратись, Господи, к тысячам и тьмам Израилевым!» (Чис 10:35–36). Ковчег Завета заключал израильтян в своего рода кокон безопасности; поддерживая связь народа с божественной реальностью, он делал Бездну, которой была без него пустыня, пригодной для жизни.

До нас почти не дошло сведений о начальном периоде жизни израильтян в Ханаане. Согласно рассказу Библии, восходящему к Жреческому кодексу, евреи, поселившись в Ханаане, должны были установить в Шило (Силоме) скинию для Ковчега Завета. Подробное описание того, как сделать скинию, библейский автор вкладывает в уста самого Яхве, который говорит, обращаясь к Моисею на горе Синай. Если Ковчег действительно первоначально стоял в скинии, т. е. шатре, то культ Яхве был во многом схож с культом Эла. Эл тоже обитал в храме-шатре, был источником закона, а являясь людям как Господь Саваоф (Яхве Цеваот – Бог воинств), сидел на херувимах. Правда, из Первой книги царств можно заключить, что в Шило Ковчег Завета помещался в хехале (культовой зале) храма более традиционного типа (1 Цар 3:3). Однако древние израильтяне, видимо, поклонялись Яхве еще в нескольких храмах, находившихся в Дане, Вефиле, Мицпе (Массифе), Офре и Гаваоне, а также под открытым небом, на «высотах» (бамот). Некоторые из них, судя по всему, поклонялись и другим богам, поскольку Яхве в их представлении был чужим для Ханаана божеством, которое еще не обосновалось в этих местах, а по-прежнему обитает южнее – на Синае, в пустыне Фаран, на горе Сеир. Считалось, что он покидает «свою» территорию, когда его народ страдает, и на облаках летит по небесам на помощь. Именно так описывается его появление в некоторых ранних фрагментах Библии: – Суд 5:4–5, Втор 33:2, Пс 68 (67):8–11 (см. Clifford, 1972, pp. 114–23). Возможно, уже тогда у древних израильтян существовал ритуал, воспроизводивший богоявление на горе Синай, – рев труб имитировал раскаты грома, а фимиам – густое облако, окутывавшее вершину горы. Позже эти элементы вошли составной частью в иерусалимский культ. Церемония, таким образом, представляла собой инсценировку главного явления Яхве, и символическое повторение этого события должно было создавать ощущение, что бог снова пребывает среди своего народа (Clements, 1965, pp. 25–28). Тем самым Яхве, в отличие от большинства ближневосточных богов, сначала рассматривался как божество, способное перемещаться и не связанное с одним определенным святилищем. Кроме того, евреи чтили память своего освобождения из египетского рабства: с давних пор у них существовал весенний праздник, во время которого они имитировали последнюю трапезу в Египте, когда Ангел Смерти миновал их, но поразил всех первенцев египтян. Впоследствии этот семейный праздник получил название Песах – Пасха.

К 1030 г. до н. э. у древних израильтян, расселившихся в северной части нагорной страны, сформировалось сильное чувство солидарности и сродства. Они стали осознавать себя единым народом с общими корнями. Иисуса Навина уже не было в живых, и народом правили судьи, или вожди; но израильтяне пожелали иметь своего царя, как у других народов. Библейские авторы проявляют неоднозначное отношение к этому. Так, они повествуют, что Самуил, последний из судей, был против этой идеи, предупреждая народ, что царь будет угнетать и притеснять их (1 Цар 7:2–8; 10:11–27; 12). Однако, в сущности, создание Израильского царства было событием объективно неизбежным, предопределенным исторической логикой (Whitelam). Великие державы древности – Ассирия, Месопотамия, Египет – в то время уже клонились к закату, и наметившийся вакуум активно стремились заполнить мелкие государства – Аммон, Моав, Эдом (Идумея). Израильтяне оказались в окружении агрессивных соседей, стремившихся захватить холмы центральной части Ханаана. С востока то и дело совершали набеги аммонитяне и моавитяне, с запада теснили филистимляне. В одно из нашествий филистимляне захватили и разрушили Шило, забрав в качестве трофея Ковчег Завета. Правда, в скором времени филистимляне вернули его, испытав на себе смертоносную священную силу. Но теперь, не защищенный храмом или святилищем, Ковчег внушал страх и народу Израиля, поэтому его временно поместили в частном доме в городе Кирьят-Йеариме (Кириаф-Иариме) на границе израильских земель (1 Цар 4:1–11; 5; 6:1–7:1). В результате всех этих волнений израильтяне пришли к убеждению о необходимости сильной власти во главе с монархом, и Самуил, скрепя сердце, все же сделал Саула из колена Вениамина первым царем Израиля.