Обычные люди - Евгения Овчинникова Страница 8

Нина с лимонной дамой исчезли из видимости, и, дождавшись, когда охранники отвлекутся на очередных гостей, Мира перешла к другому дереву и встала за ним так, чтобы ее не было видно от входа. Нина давала интервью журналисту, вид у того был скучающий. Он задавал вопросы, а она отвечала, улыбаясь в камеру.

Охранники пропускали всех подряд, едва взглянув на пригласительный. Большего для безопасности не требовалось: посетительницы были в коктейльных платьях, мужчины — в узких брюках и пиджаках.

Нина закончила беседовать с журналистом и направилась к родителям — прямая, уверенная, совсем не похожая на грустную девочку, какой была четыре года назад. Хотя, конечно, волнуется. Кто не волнуется на своей выставке! Непохожая на остальных. Она не нарядилась для выставки и сейчас выглядела так, будто бы только что вышла из мастерской, — волосы собраны в хвост, незаметный макияж, простая белая майка и кожаные штаны, рюкзак. Творческую личность выдают необычные грубые ботинки и тяжелые браслеты на обеих руках. Не столько красивая, сколько милая. Нина шла по залу, обнималась и фотографировалась со знакомыми. Мира пыталась поймать то выражение лица, которое видела у Нины на фотографиях, — грустные, задумчивые глаза, уголки губ опущены вниз. Ее настоящее лицо, какое у нее бывает, когда она наедине с собой.

Мира вытянулась из-за дерева, когда Нина подошла к своим родителям. Тетя Саша, кажется, поправила скулы или подбородок — форма лица изменилась. Или и то и другое. Дядя Паша с виду такой же тюфяк, хоть и похудел. За ними, у огромной картины с рогатым кораблем, трутся люди с безумными прическами и с такими же безумными взглядами. Чаю перепили, наверное. Нина подошла к этим неформалам, и Мира сразу поняла: сокурсники. С одним из них, со стоящими дыбом волосами и покрытым татуировками чуть ли не с ног до головы, Нина поцеловалась.

Потом снова появилась надменная в лимонном костюме. Она повела Нину в дальний конец зала. Лимонная и другая, очень красивая женщина, взошли на сцену. Женщина в черном заговорила, и гости в зале стояли неподвижно и слушали. Слушали даже патлатые. Потом она уступила место у микрофона лимонной. Та стала шутить, а зал смеялся. Потом на сцену поднялась Нина. Отведя прядь со лба, она смотрела на картины и на красивых людей в обрамлении золотого света. Все в зале, и Нина тоже, вдруг рассмеялись, и смех отогнал грусть, осталась счастливая девушка.

Ореол вокруг галереи заставлял прохожих замедлять шаги. Они останавливались и смотрели, некоторые фотографировали — наверное, чтобы показать детям, женам, друзьям. Мире тоже захотелось сфотографировать этот красивый момент, чтобы не забыть. Она достала айфон, подышала на камеру и протерла ее рукавом. Навела на Нину, растянула пальцами картинку. Нина собралась что-то сказать, но замерла. Потом шагнула назад, глядя в одну точку в другом конце зала. Мира опять высунулась из-за дерева и, все еще глядя через камеру, перевела ее на вход. Там стоял белый фургон, оба охранника лежали в ломаных позах на пороге.

* * *

Они пробирались ко мне, расталкивая гостей. Я замерла, увидев, что на них белые театральные маски с черной каплей слезы. Они плакали черными слезами, как в кошмаре. Они растолкали несколько последних рядов, гости возмущенно восклицали и расступались, еще не чувствуя опасности, не видя оружия. Но вот одна гостья, незнакомая мне женщина, завизжала, и ее поддержали соседи — и мужчины, и женщины. Гости оборачивались, а люди в масках подняли вверх оружие, и криков и визгов прибавилось, гости шарахнулись от пришельцев, расчищая им путь к сцене.

Все это время мама, не оборачиваясь, пробиралась по переполненному залу ко мне. Когда маски продемонстрировали оружие, она добралась до сцены и за руку сдернула меня оттуда, сгоняя с меня оцепенение.

— Ложись на пол, ложись! — прошептала она мне, схватила за плечи и потянула вниз. Но я не поддавалась — смотрела на ее трясущиеся губы и побледневшее лицо.

— Всем лечь на пол! — приказал на английском человек в маске, который шел первым. Он поднял вверх руку с небольшим автоматом, нажал на курок, и у меня в голове раздалась тысяча взрывов — он выпустил очередь в люстру посреди зала. С чудовищным грохотом стекло разлетелось, осыпая дождем осколков тех, кто стоял внизу. Я не отрываясь смотрела, как гаснут золотые лампы и свет меркнет и падает вниз вместе с осколками.

— Всем лечь на пол, — спокойно повторил человек с автоматом.

Гости торопливо ложились на пол. Мама тянула меня вниз, и я легла, не в силах оторваться от люстры-осьминога: его щупальца обмякли и свесились вниз, голова, дернувшись, оторвалась от державшей ее нити и свесилась, раскачиваясь над головами заложников. Двое щупальцев, в которые не попали пули, еще светились.

— Пожалуйста, только не Нину, — прошептала мама.

Она смотрела мне в глаза, но говорила не со мной, одной рукой давила на спину, словно боялась, что я встану.

Я приподняла голову, чтобы посмотреть, что про исходит.

Все легли на пол, повинуясь приказу. Трое похитителей искали кого-то среди гостей, приподнимали по очереди всех девушек. Некоторые рыдали, другие были в ступоре.

— Только не ее, ну пожалуйста, — прошептала мама, закрывая меня от театральных масок.

Наконец эти трое подняли и поставили на ноги девушку, дочь давних знакомых мамы и папы еще по Питеру, и потащили ее к выходу, предварительно пустив в потолок еще одну автоматную очередь, от которой погасли огни сверху и в передней части зала. Мы пару раз виделись на общих встречах, я запомнила ее необычное имя — Божена. Она была перепугана до смерти. Лежавший на полу мужчина, в костюме, полный и неуклюжий, не герой боевиков, вскочил и кинулся за ней, но один из похитителей, отходивший спиной вперед, выкинул руку в его сторону, и в тело мужчины вонзилось что-то невидимое. Он задергался и упал. Другой похититель снова дал очередь вверх, в потолок, и в грохоте вновь задетый пулями осьминог вздрогнул, окончательно погас и упал на пол.

— Они забирают Божену, — прошептала я, приподнимая голову.

Мама молча придавила меня обратно.

За секунды похитители добрались до выхода, переступая через лежавших на полу гостей. Снаружи хлопнули двери и раздался визг шин. Я четко представила, как их машина скрылась за холмом там же, где днем исчез экскурсионный трамвай.

* * *

Мира стояла в оцепенении до тех пор, пока из галереи не раздался женский визг. Открывавшая выставку женщина поднялась первой. Она произнесла несколько слов, и Мира ощутила, что напряжение уходит из галереи. Гости поднимались с пола. Женщины плакали. Несколько человек засуетились вокруг мужчины, обездвиженного электрошокером. Главная в галерее тоже подошла к мужчине, склонилась над ним и стала звонить по телефону — вызывать скорую и полицию. Сразу видно — железные нервы. Девушка в лимонном костюме выскочила на крыльцо и присела сначала над одним охранником, потом над другим. Она вскинула голову, чтобы осмотреть улицу, и Мира поспешно юркнула за дерево. Отсюда она могла видеть, как рыдает над толстяком, которого ударили электрошокером, женщина, по-видимому, его жена.