Василий Белов. Рассказы о всякой живности - Василий Белов Страница 5

– Ну?

– Пусть он за нами приходил. Записывать на вторую смену.

– Ух, Миня! А обедать как?

– Ухи наудим.

– Хлеба с собой возьмем.

– А картошки? Вон сколько осталось в яме! Наберем рюкзак – и айда.

– Давай еще Хомутова, – предложил Стасик.

– Давай.

Пошли к Хомутову.

У Миньки хоть был отец, он жил в леспромхозе и присылал деньги. У Хомутова и такого не было. Да и мать Хомутова жила где-то далеко-далеко и сюда не ездила. Его с грудного возраста воспитывала бабка Клювиха. Как привезли маленького, так больше и не увозили. Теперь Хомутов вырос, и бабка его часто ругала. За что? Она, может, и сама не знала. Правда, учился-то Хомутов неважно, его даже оставили на осень по русскому. Тут, конечно, он сам виноват. Но разве бабка за это его ругала?

Сегодня она опять не дала Хомутову поспать. Разбудила и велела полоть капусту. Хомутов поел простокваши, потом ему пришлось идти в огород. Бабка уже тут. Она надела на руку тонкую рукавицу и так полола капусту. Хомутов не захотел летом в рукавице, поэтому сразу обжегся крапивой.

Грядка была длиннющая. Стало жарко, и Хомутову захотелось купаться, еще больше хотелось ему к Миньке и Стасику.

– Баб, пусти купаться, – канючил он.

– Дело сделай да и бежи, – спокойно сказала бабка.

«Такую грядку и до вечера не прополешь», – подумалось Хомутову.

Он опять начал дергать сорную траву и бросать ее в борозду. Комочек сухой земли упал прямо под нос. Хомутов оглянулся. Минька и Стасик выглядывали из-за огорода и делали ему знаки.

– Опять вы, бусурманы? – сразу закричала Клювиха. – Сейчас уши-то надеру.

– Давай поможем, она его и отпустит, – шепнул Минька Стасику.

– Мы, бабушка, тоже будем! – крикнул Стасик.

Клювиха разогнула горбатую спину. Она не ожидала такого оборота.

– Ладно уж… Я и сама выполю. Пусть бежит.

– Нет, мы сделаем! – Минька уже перелезал огород.

– Только рассаду-то не выдергивайте, – сказала бабка.

Она была очень довольна.

Минька разделил Хомутовскую грядку на три равные части и начал полоть с одного конца. Стасик и Хомутов – с другого. Они пололи капусту больше часа, наконец последняя Крапивина полетела в борозду! Ровные капустные рядки зеленели на черной свежей земле. Бабка поглядела работу и похвалила:

– Вот добро. Экие молодцы! Ну, бегите, бегите…

Минька, Стасик и Хомутов припустили к речке.

Хомутов уже начал на ходу снимать штаны, но Минька остановился и сказал:

– Знаешь чего?

Хомутов ничего не знал.

– Пойдешь с нами жить? – спросил Минька, но Хомутов молчал, насупившись. Он вообще не любил говорить.

– Куда?

– В лес. На дегтярный завод.

– Ну пойду, – сказал Хомутов.

– Побожись, что никому не скажешь!

– На поле-поляне, на высоком кургане огонь пышет, никто не слышит, слово-олово, честное пионерское, шилды-ковылды, пачики, мясные колачики…

Хомутов сбился, и Минька велел ему проговорить эту клятву еще раз. Только после этого все трое опять побежали к реке.

5

(Почему приходится врать? Первые неожиданности. Новоселье.)

Прежде чем прыгать в воду, Минька достал из кармана самописку и листок в клеточку. Положил листок на гладкий камень и начал записывать:

– Один топор. Уду.

– Ножик, – подсказал Стасик.

– Ножик, – записал Минька. – Картошка. Еще чего? Хлеба надо или пирогов. Стасик, у тебя рюкзак есть?

– Есть.

– Я свой возьму да ты свой. В один накладем картошки. А ты, Хомутов, чего возьмешь?

– Сумку.

– Давай, Стасик, неси рюкзак! Картошку сразу наложим. Только смотри, чтобы не увидели.

– Не. Я сейчас…

Стасик в одних трусах убежал домой. Минька и Хомутов отправились к ямам, где хранилась картошка. Ямы были сделаны на высоком пригорке, как раз у речки, стояли подряд. Минька нашел свою. Дверца сруба была не закрыта, ребята прошмыгнули в нее. Минька открыл люк и заглянул в темноту. Оттуда тянуло холодом, пахло землей. Прибежал с рюкзаком Стасик, и Минька по лесенке сразу же спустился в темный погреб. Он вздрогнул. Что-то холодное, живое и скользкое коснулось босой ноги. Минька отскочил:

– Лягуха противная!.. Давай рюкзак!

Стасик и Хомутов опустились в люк.

– Выбирай… которая не гнилая.

– Минь, а это чего? – испугался Стасик.

– Гнилушки горят.

– У-у! Красиво. А чего они горят?

– Не знаю.

Горело чуть ли не целое бревно. Просто полыхало бесшумным изумрудным огнем. Попробовали отколупнуть – не получилось.

– Ладно, придем после, – сказал Минька.

Втроем они быстро набрали рюкзак картошки. Выволокли наверх.

– Минь, а как? – забеспокоился Стасик. – Увидят ведь…

– Не увидят. Мы по одному, в поле. Проползем вдоль огорода, а после соберемся. У отворота, в кустах.

Только теперь Минька разрешил выкупаться.

Вода была не очень-то теплая. Особенно сначала. Минька нырнул и долго с открытыми глазами шел под водой. Солнце столбами пробиралось в речную глубь, в воде стебли лилий и другие водоросли казались очень толстыми.

– Уфф! – Минька вынырнул. – Где вы? Стасик и Хомутов толкались в воде, стараясь спихнуть друг дружку в глубокое место.

– Вылезай! – приказал Минька. – Солнышко вон уж как поднялось.

Солнышко и впрямь воротило ближе к обеду, а тут у Хомутова набралось полное ухо воды. Минька и Стасик велели ему лечь на траву, взяли за ноги, приподняли и потрясли.

– Вылилась?

Хомутов молчал. Ему нельзя было говорить, так как он висел вниз головой. Но как только он встал на ноги, вода из уха вылилась.

– Теперь всё.

Но у Стасика в ухе тоже оказалась вода. Пришлось трясти и этого.

– Не надо было ухи-то раскрывать! – рассердился Минька.

Наконец все были одеты. Распределили, кому что принести, и назначили общий сбор в поле, за большим камнем. Минька строго-настрого наказал, чтобы не опаздывали и на глаза никому не показывались. Он потащил рюкзак с картошкой домой. Он никак не рассчитывал, что мать как раз окажется дома!