Юрка - Леонард Пирагис Страница 23

Саша, весь в слезах, сидел на коленях у отца и невзирая ни на какие доводы повторял одно и то же:

– Прости, папа, Жоржика… Он так огорчен, бедный.

Ихтиаров совсем не сердился на Юрку, да и вся эта драка была настолько мальчишеская, когда за минутным задором следует обыкновенно раскаяние, что и сердиться на участников ее было невозможно. Однако ему все-таки хотелось выдержать характер. Кроме того, он был очень доволен, видя, что Юрка принял очень близко к сердцу его огорчение, и уже из-за одного этого не мог сердиться.

– Сашенька, – старался он доказать сыну, – ведь я и тебя наказываю, если ты провинишься. О чем же тут плакать? Ну Жоржик посидит до вечера у себя – и делу конец. Успокойся, милый…

Но Сашу нельзя было убедить. Он не отставал. Не помогла делу даже угроза двухчасового заключения.

Наконец Ихтиаров не выдержал.

– Ну ладно, – сказал он, – я сейчас пройду к нему… Успокойся, Сашук.

Мальчик понял, что победил. Заплаканное личико улыбнулось, и руки крепко обняли шею отца.

– Какой ты добрый…

Усмехнулся и студент, все время упорно молчавший.

– Молодец, Саша, – заметил он, – всегда нужно крепко стоять за товарища!

Александр Львович встал из-за стола.

– Ну, теперь, Сашук, отправляйся заниматься, а я пришлю к вам Жоржика, – сказал он, ласково потрепав сына по щеке.

Войдя в комнату своего воспитанника, Ихтиаров был неприятно поражен, застав его спящим.

– «Вот так принял к сердцу!» – подумал он.

Однако, подойдя к кушетке и бросив взгляд на лицо «преступника», на котором остались следы не вполне просохших слез и дергались губы, он почувствовал острую жалость.

– Бедный! Ведь ему вдвое тяжелее, – прошептал он и, наклонясь к спящему, поцеловал его в лоб.

Юрка вздрогнул и проснулся.

Он был поражен, увидев лицо Ихтиарова, склоненное над ним, и с недоумением вытаращил глаза. По лицу скользнуло выражение опасения, но сразу же пропало. Ихтиаров глядел ласково и сострадательно.

Он приподнял голову Юрки и, сев рядом с ним, положил ее на колени.

– Жоржик, – ласково поглаживая волосы мальчика и удерживая его порыв встать, заговорил он, – я думаю, что ты раскаялся в своем поступке.

Масса разнородных ощущений хлынула вдруг на мальчика. Этот ласковый тон, глаза, так добро смотревшие на него, и поглаживание сказали ему, что Ихтиаров не сердится. Радость охватила Юрку, почему-то хлынули слезы из глаз, а губы на миг прижались к ласкавшей его руке.

Александр Львович совершенно растрогался.

– Полно плакать, милый, – прижимая к себе голову воспитанника, сказал он, – все прошло уже, и я не сержусь… Только не надо быть таким… жестоким. Не велика беда, что сломана крепость, можно и другую построить, не так ли?

– Но он… – сорвалось вдруг с языка Юрки.

Он вспомнил об оскорблении и хотел было рассказать обо всем Александру Львовичу, однако ему стало почему-то неловко. Смутившись слегка, Юрка прикусил язык.

– Что он? – спросил Ихтиаров, с удивлением следя за смущением мальчика.

– Ничего, – заливаясь краской, прошептал Юрка: ему не хотелось говорить об истинных причинах драки. Но Ихтиаров настаивал, и в конце концов все-таки пришлось рассказать.

Лицо Ихтиарова омрачилось. Он сдвинул брови, а в глазах сверкнул огонек гнева. Юрка испугался снова, вообразив, что все это относится к нему. Однако рука Александра Львовича еще ласковее гладила его, и это успокоило.

– Почему ты мне сразу не сказал всего?

Юрка опустил глаза под взглядом Ихтиарова и ничего не ответил. Только румянец стыда залил все его лицо, вплоть до корней волос.

Ихтиаров обнял мальчика и поцеловал его.

– Ну полно. Забудем все. Ты напрасно не рассказал всего сразу и заставил страдать себя… и меня. Но это только маленький урок тебе за неискренность… А теперь приведи себя в порядок и марш к Виктору Петровичу! Там тебя ждут с нетерпением, – улыбнувшись закончил он.

И с этой заключительной улыбкой улыбнулся Юрке померкнувший день, засмеялось солнце и радостно защебетали птицы в саду. Даже старый, седой тополь дрогнул веселой, серебристой улыбкой под набежавшим ветерком.

Юрка с шумом ворвался в комнату, где занимались (но, кстати сказать, вовсе не успешно) студент с Сашей. Оба они по лицу мальчика узнали, что все уладилось. Виктор Петрович улыбнулся, а Саша встретил приятеля рукоплесканиями.

Кухарка чувствовала себя вполне удовлетворенной, когда узнала, что Юрку постигло наказание. Она самодовольно улыбалась, двигая по плите кастрюлями.

«Так, шаромыжник, так тебе, – рассуждала она. – Небось, теперь и наши-то погодят нянчиться. Еще не то будет, погоди…»

Она мечтала о том, что ей удастся охладить Александра Львовича к Юрке и обратить его внимание на сына, так кстати отпущенного к ней в гости. Она не стеснялась и Васютку посвятить в свои планы, и едва он успел приехать, как заботливая мамаша внушила ему неприязнь к Юрке.

– Чем ты хуже этого бродяги? – говорила она. – Сумеешь, поди, еще лучше подластиться к барину. А ведь он у нас, что тянучка, тает перед лаской.

Она была довольна столкновением Васютки с побродяжкой, как называла она Юрку, и, слушая рассказ сына, одобрительно поддакивала:

– Хорошо. Так ему. Молодец, Васютка! Ха-ха-ха!.. Так прямо и сказал? Милый ты мой сынок. Погоди… Мы ему…

Ей чудился Васютка на месте Юрки, и материнская душа наполнялась гордостью и радостью.

Вдруг в самый разгар ее счастливых фантазий в кухню вошла горничная.

– Барин зовет, Фёкла.

– Меня? – изумилась толстуха.

– Ну да. Нужна, чай!

Фёкла недоумевала с минуту, но потом, подумав, что барин хочет поговорить с ней наедине об утреннем происшествии, радостно вздрогнула.

– Иду, Паша, иду! Посмотри, голубушка, минутку за рябчиками…

И, торопливо отерев фартуком пот с лица, побежала к Ихтиарову.

Радость ее поостыла, когда, войдя в кабинет, она встретила суровый, негодующий взгляд Ихтиарова.

– Фёкла, – сразу же резко заявил он, – если вы хотите служить у меня, то держите себя так, как и подобает в вашем положении. Если я когда-нибудь услышу, что вы или ваш сын позволили сказать Жоржику что-либо неприятное, то я ни минуты не буду держать вас в своем доме. Я раз уже предупреждал вас и теперь говорю в последний раз.

Ошеломленная Фёкла сделала было попытку прикинуться обиженной, но ее остановил жест Ихтиарова.

– Объяснения ваши излишни. Можете идти, – сказал он тоном, после которого нечего было пытаться разговаривать, и Фёкла почувствовала это.