Энни с острова принца Эдуарда - Люси Мод Монтгомери Страница 18

Гильберт тоже претендовал на стипендию, но находил уйму времени для того, чтобы как можно чаще наведываться в дом под номером тридцать восемь на Сейнт-Джон-стрит… Он сопровождал Энни почти на все мероприятия, проводимые в колледже, и девушка прекрасно знала, что в Редмонде о них уже говорят не иначе, как о парочке. Энни сердилась, но поделать ничего не могла. Не расставаться же из-за этого с добрым старым другом, который, кстати, усвоил кое-какие уроки и стал мудрее. Его немало беспокоило то, что в опасной близости от Энни постоянно находились молодые студенты, которые и сами не прочь были бы приударить за стройной, рыжеволосой сокурсницей, чьи серые глаза сверкали, будто яркие, вечерние звезды. Нет, на первом курсе Энни вовсе не была окружена назойливыми ухажерами, подобно Филиппе Гордон, под чей каблучок мечтали попасть многие молодые люди, причем совершенно добровольно! Зато в заваленной подушками гостиной дома номер тридцать восемь на Сейнт-Джон-стрит часто появлялись студенты из числа тех, кто предпочитал поговорить про всякие -логии и -измы. Впрочем, худенький, башковитый сокурсник Энни, веселый, кругленький второкурсник и высокий эрудированный студент последнего курса приходили сюда и просто для того, чтобы поболтать и развеселиться. Гильберт всех их недолюбливал и страшно боялся несвоевременно выставить перед ними напоказ свои истинные чувства к Энни, которую старался от всего оберегать. Он претендовал только на дружбу, которая завязалась когда-то в Эвонли, и тем самым стал ближе к Энни, чем любой из «влюбленных пастушков», мечтавших обойти его на повороте… Энни искренне считала, что такого товарища и преданного друга, как Гил, ей никто не заменит. Она порадовалась, что он, по всей вероятности, выбросил из головы все «бредовые мысли»; впрочем, девушка довольно долго ломала свою собственную голову над тем, почему он это сделал…

В ту зиму произошел только один инцидент. Чарли Слоан, восседая как-то вечером прямо на любимой подушке мисс Ады, вопросил, не даст ли Энни свое согласие «стать когда-нибудь миссис Чарли Слоан»… После того легкого шока, которые удалось Энни пережить во время «заочного сватовства» Билли Эндрюса, новое предложение руки и сердца было воспринято девушкой относительно спокойно; впрочем, Чарли тем самым вновь нанес удар по ее романтическим иллюзиям и заставил рассердиться. Разве когда-нибудь она давала ему хоть малейший повод думать, что такое в принципе возможно? «Но что еще можно ожидать от Слоанов?» – непременно сказала бы миссис Линд с презрительной усмешкой. От той манеры, с которой держался Чарли, его выражения лица, тона и слов вовсю отдавало слоанизмом. Он удостаивал Энни великой чести и надеялся, что это всем понятно, как дважды два. И когда она, полностью равнодушная к этой чести, спокойно отказала ему, причем настолько дипломатично, насколько могла, – ибо незачем напрасно обижать даже Слоанов, – слоанизм расцвел в нем пышным цветом… Чарли и не подумал принять отставку так, как это делали отвергнутые поклонники Энни в ее мечтах. Напротив, он вышел из себя и даже не попытался этого скрыть. Чарли Слоан в запале произнес два-три оскорбления, и Энни взорвалась. Она разразилась короткой, но пламенной речью, которая пробила даже толстую защитную броню слоанизма. Слова ее достигли цели, и Чарли, схватив свою шляпу, пулей вылетел из дома, с красным от гнева лицом. Энни же взбежала по лестнице наверх, дважды спотыкаясь о подушки мисс Ады. У себя в комнате она бросилась на кровать и заплакала от унижения и досады. Неужели она опустилась до того, чтобы «поцапаться» с Чарли Слоаном? А, может, ее уже стало раздражать каждое его слово? Как низко она пала! Это еще постыднее, нежели соперничество с Нетти Блуэт!

– Хоть бы мне никогда больше не видеть этого несносного парня! – рыдала она, уткнувшись в подушки.

Но это было невозможно, хотя оскорбленный до глубины души Чарли и позаботился о том, чтобы впредь держаться от Энни подальше. Мисс Ада могла уже больше не волноваться о целости и сохранности своих подушек, и когда Чарли случайно встречал Энни на улице или в залах Редмонда, его приветствия были подчеркнуто холодны. Целый год отношения между Чарли и Энни, двумя бывшими одноклассниками, оставались весьма натянутыми. Но одна пышнотелая, розовощекая, голубоглазая и курносая второкурсница излечила Чарли от несчастной любви. Он решил, что, наконец, его качества «оценили по достоинству», а посему положил конец «холодной войне» с Энни и снова установил с ней цивилизованные отношения. В своей слоановской, снисходительной манере он старался почаще напоминать девушке, что в его лице она многого лишилась…

В один прекрасный день Энни стремительно вошла в комнату Присциллы.

– Прочтите это! – воскликнула она, передавая ей письмо. – Оно от Стеллы. В следующем году она хочет учиться в Редмонде. Как вам нравится ее идея? Думаю, это замечательно! Только бы удалось воплотить ее в жизнь! Как вам кажется, Прис, мы сумеем?

– Да дайте же мне прочесть, прежде всего, что она пишет! – сказала Присцилла, откладывая в сторону греческий словарь и раскрывая письмо Стеллы. Стелла Мэйнард была их подругой, пока они все вместе учились в Королевской Академии. А теперь она сама преподавала в школе.

«Энни, дорогая, я собираюсь уходить с работы, – писала она, – чтобы на следующий год поступить в колледж. И так как в Академии я отучилась три года, меня примут сразу на второй курс. Я сыта по горло преподаванием в захолустной сельской школе. Когда-нибудь непременно напишу мемуары и назову их «Мытарства сельской учительницы»! Это будет моя дань реализму в искусстве… Пусть тот, кто думает, что учителя сельских школ только и делают, что валяются в клевере и получают квартальные премии не за что, снимут розовые очки… Из моих мемуаров люди узнают всю правду о нас, школьных учителях! Ведь и дня не проходит без того, чтобы кто-нибудь не начал вменять мне, что де слишком много получаю за такую легкую работу. Застрелиться можно! Так один налогоплательщик заявил мне: «Вы гребете деньги лопатой, палец о палец не ударив. Подумаешь, сидите себе, да слушаете, что отвечают ученики»!

Первое время я пыталась спорить, но теперь стала умнее. Факты, конечно, вещь упрямая, но, как сказал один мудрец, «двуногих ослов им не переупрямить». Так что я теперь лишь презрительно улыбаюсь и красноречиво молчу. Я ведь вела у девяти классов одновременно, Энни! А это означает, что мы исследовали и внутреннее строение дождевого червя, и то, как устроена наша солнечная система. Моему младшему ученику едва исполнилось четыре года. Мать отправила его в школу, чтобы он «не путался под ногами». А самому старшему перевалило за двадцать. Ему, видите ли, втемяшилось в голову, что куда легче ходить в школу и получать образование, чем пахать в поле. Среди всего этого хаоса знаний, царившего ежедневно на занятиях, длившихся по шесть часов, дети, должно быть, чувствовали себя, подобно тому маленькому мальчику, которого познакомили с собственным биографом. Этот малыш покачал головой и пожаловался на то, что должен заглянуть в будущее вместо того, чтобы творить настоящее и узнать получше свое прошлое.

Знаете, я чувствую себя точно так же! А еще мне пишут письма, Энни. Да еще какие! Мать Томми сетует на то, что ее сынок «не силен в арифметике». Вот Джонни Джонсон, который в тысячу раз хуже Томми, уже щелкает дроби, как орешки, а ее лапочка-сыночек все еще «сидит» на приведении чисел к общему знаменателю. Нет, она никак не может этого понять!.. Папа Сюзи желает знать, почему в письмах его дочери половина слов написана с ужасными ошибками, а тетушка Дика требует, чтобы племянника отсадили от Брауна. Гадкий мальчишка учит беднягу Дика нецензурным словам…