Что сказал покойник - Иоанна Хмелевская Страница 9

Постепенно они перебрали все языки и вспомнили о немецком. Я радостно заявила, что великолепно владею этим языком. Меня попросили доказать это и что-нибудь сказать на немецком. Я глубоко задумалась.

– Ich habe, – наконец вспомнила я. Потом еще подумала и с триумфом добавила: – Donnerwetter!

Это доставило большое удовольствие моим спутникам, и они еще долго посмеивались. Вот в такой приятной и веселой обстановке мы и летели.

Насчет языков у меня были свои соображения. Французский, как известно, я знала, по-итальянски худо-бедно могла объясниться (латынь немного помнила), так что все романские языки могли представлять для моих похитителей определенную опасность. Славянские, надо полагать, отпали в полуфинале. Мое длительное пребывание в Дании позволяло предполагать некоторое знакомство со скандинавскими языками, на английском я хоть и не очень хорошо, но говорила, так что у них оставался только немецкий. Китайский, японский и различные арабские наречия я сочла возможным отбросить, учитывая ограниченный регион их распространения. Попытка доказать знание немецкого языка позволяла предполагать, что я хочу заставить их отказаться от возможности разговаривать в моем присутствии на этом незнакомом мне языке. Не правда ли, логично? Они должны были прийти к такому выводу и, как показало будущее, пришли.

В действительности же с немецким языком дело обстояло так: говорить на нем я не умела, но понимала почти все. Объяснялось это тем, что Алиция, несмотря на свои блестящие способности к языкам, долгое время после выхода замуж за Торкиля объяснялась с ним по-немецки – датский ей никак не давался. Проводя в их доме долгие часы и принимая участие в разговоре, я научилась сносно понимать немецкий, разговорная речь которого как-то логично легла на теоретический, еще школьный, фундамент. Так что мне доставило бы большое удовольствие, если бы с помощью немецкого в моем присутствии захотели что-то скрыть от меня.

Местность, обозреваемая с борта вертолета, представляла собой скалистые горы разной высоты, поросшие лесом или совершенно голые. Для меня было очень важно определить свое местонахождение, не прибегая к расспросам – наверняка мне не скажут правду, да и незачем им знать, что меня так интересует этот момент.

Через какое-то время далеко на горизонте появилось море, то есть океан, и вскоре я увидела нечто странное. Холмы внизу представляли собой скалы с крутыми склонами, и вот поперек одного такого склона что-то медленно ползло. Долго я пыталась самостоятельно понять, что это такое, и наконец сдалась.

– Что это? – с живым любопытством спросила я, ткнув пальцем в интересующий меня объект.

– Поезд, – коротко ответил патлатый.

«Спятил», – подумала я, а вслух обиженно произнесла:

– Какой же это может быть поезд? Канатная дорога?

– Нормальный поезд, на рельсах. Железная дорога, – снисходительно, как маленькой, объяснил мне толстяк. – Движется по мосту, прикрепленному к скале.

Это было интересно. Я внимательно рассматривала необычный поезд. Тем временем мы подлетели ближе, и прямо под нами я вдруг увидела что-то напоминающее опорную галерею, на которой действительно были положены рельсы. Продолжение этой необычной железной дороги можно было разглядеть только в освещенных солнцем местах, в тени же она была неразличима. Фантастика! Я так была захвачена этим необыкновенным зрелищем, что все прочие детали пейзажа остались мной незамеченными.

Тут мы неожиданно стали приземляться. Оказалось, что мы находимся прямо над океаном. Я успела увидеть какой-то большой залив и город на его берегу, а так же множество лодок и катеров. Мы еще немного снизились, и тут я, хотя такое со мной никогда не случалось, заметила посадочную площадку. Единственная терраса среди нагромождения скал не вызвала сомнения, что именно на нее мы сядем. Я перестала хлопать глазами, чтобы больше ничего не пропустить, и мне удалось разглядеть возле террасы нечто напоминающее постройки. Это были конструкции кубической формы, прилепленные к скалам. Больше я ничего не успела увидеть, так как мы совершили посадку, причем вовсе не на той террасе, которую я заметила сверху, а совсем на другой, которую я, конечно же, как всегда, прозевала.

В последний момент, уже собираясь ступить на землю, я успела отдернуть босую ногу. Даже если бы каменная плита была ледяной, я бы стала утверждать, что она раскалена, потому что все вокруг казалось мне раскаленным. Я парилась в пуховой кофте и шерстяной юбке, как гусь в духовке, из-под парика текли капли пота, размазывая остатки макияжа. Зажав в одной руке сумку, в другой дьявольски тяжелую сетку, я старалась не смотреть на остальные предметы моей зимней одежды и чувствовала, как внутри меня поднимается волна злости против моих преследователей. В такой одежде привезти меня в Бразилию, о, сволочи!

– Пардон, мадемуазель, – спохватился толстяк, и через минуту, кипя и булькая от негодования, как чайник с кипятком, я прошествовала по соломенным матам в застекленное помещение, представляющее собой часть кубической конструкции. (Маты были молниеносно доставлены людьми, которые появились на террасе в момент нашего приземления.)

В помещении было прохладно – видимо, установки для кондиционирования воздуха работали, как в Варшавском дворце культуры и науки. Меня сразу же отвели в предоставленные мне апартаменты. Я еще подумала, что подобной роскоши я не видела даже в фильмах из жизни высшего общества, но главным сейчас было не это: как можно скорее раздеться и вымыться.

– Пошли вон! – рявкнула я по-польски и перевела на французский: – Я хотела бы остаться одна. Сколько сейчас времени?

– Без десяти пять, – ответил толстяк, явно удивленный таким вопросом.

– Где без десяти пять? Здесь?

– Здесь, конечно…

Он с тревогой посмотрел на меня, обеспокоенный моим состоянием, и поспешил удалиться. Мне же нужно было знать время, ибо, отдохнув, я намеревалась произвести соответствующие подсчеты, чтобы без посторонней помощи определить свое местонахождение.

В моих апартаментах было все. Я напилась тоника со льдом, приготовленного для разбавления виски, и обосновалась в салоне, долженствующим служить ванной. Много времени ушло у меня на ознакомление с сантехникой. При этом я облилась водой с ног до головы, так как в неподходящий момент из стены брызнули горизонтальные струи воды, рассеяла по всему помещению морозную завесу, выстрелила струей кипятка – к счастью, не в себя, – но в конце концов освоила все эти достижения цивилизации. Завернувшись в большое махровое полотенце – лучшей одежды у меня не было, – я съела банан и взялась за подсчеты.

С помощью календарика Дома книги, атласа и напряженной умственной работы я рассчитала протяженность трассы, исходя из вероятного маршрута нашего перелета. У меня получилось, что сейчас я нахожусь чуть ли не прямо на тропике Козерога. Внимательное изучение карты позволило мне даже обнаружить извилистую железную дорогу – вне всякого сомнения, ту самую диковину, повисшую на склонах гор, которую я видела с вертолета, так как никакой другой железной дороги поблизости не было. Отыскала я на карте и залив, и два города на его берегах. Один город побольше, на самом берегу океана, другой – поменьше, в глубине залива. Первый назывался Паранагуа, а второй Антонина. Мои усилия увенчались успехом. Наконец-то я установила, где нахожусь!