Уважаемый господин М. - Герман Кох Страница 9

Даже на обороте своих книг вы надеетесь идти в ногу со временем. Но все-таки и это форма недолговечности. Каждые пять лет суперобложка обновляется, тогда как писатель и его произведение у всех на глазах устаревают.

Я внимательно прочитал еще раз только текст на обороте суперобложки. Он не слишком существенно отличался от текста с обложки первого издания, которое стоит у меня дома в шкафу. У меня есть и другие издания – всего три, если быть точным. Суперобложку с кадрами из фильма я считаю самой уродливой. Эти стекающие красные буквы! Что должно было стоять у издателя перед глазами? Кровавая баня? Жаль, потому что такое название, как «Расплата», говорит само за себя. Добавить к нему нечего.

И под этими стекающими буквами – фотографии исполнителей трех главных ролей, скомпонованные как для «Унесенных ветром». Это вторая существенная ошибка. К тому же сделанная умышленно, исключительно с целью поднять продажи. И в самом деле, после экранизации для «Расплаты» началась вторая жизнь, как это называют, и она второй раз за пять лет попала в список бестселлеров.

Фильм это или не фильм, но никогда не следует помещать на обложку фотографии персонажей. Так ограничивают фантазию читателя. Его заставляют впредь вспоминать только лица актеров. Для того, кто сначала посмотрел фильм, а потом из любопытства захотел прочесть и книгу, это, может быть, не так страшно. Но перед тем, кто сперва взялся за книгу, встает дилемма. Когда читал, он, так или иначе, видел перед собой лица всех персонажей. Лица, которые он нафантазировал сам. Несмотря на описания. Вопреки вашим избыточным описаниям носов, глаз, ушей и цвета волос каждый читатель в своем воображении создает другое лицо.

Триста тысяч читателей – это триста тысяч разных лиц для каждого персонажа. Триста тысяч лиц одним махом уничтожаются одним-единственным – лицом актера. Надо быть поистине выдающимся читателем, чтобы быть в состоянии вспомнить нафантазированное лицо после фильма.

«Двое школьников замышляют идеальное убийство своего учителя» – так звучит первая фраза текста на обороте суперобложки.

Две фактические ошибки уже в первом предложении. Дело в том, что мы никогда ничего не замышляли – и уж идеальным это точно не было.

Цитировать остальной текст мне нет нужды: вы, наверное, сами знаете, что там дальше. Той первой фразы не было на обложках первых восемнадцати изданий, ее добавили только на обложку с кадрами из кино. С тех пор она появляется в каждом новом издании. Книга подчинилась фильму. Фильму, в котором есть несколько важных отступлений от книги. Точно так же, как в вашей книге есть несколько важных отступлений от действительности. От подлинных событий, на которых она основана.

Последнее тоже можно понять. Вам пришлось иметь дело со множеством белых пятен и заставить работать свое воображение. И я должен сказать: снимаю шляпу, вы подошли очень близко.

Вот только недостаточно близко.

Как вы отнеслись бы к возможности еще раз заполнить эти белые пятна? К переработанному изданию «Расплаты», где будут даны ответы на вопросы, оставшиеся открытыми? Будь я писателем, я не смог бы противиться такому искушению.

Не прошло и года, как вы поселились здесь, наверху. В романе такое было бы невозможно. Писатель поселяется этажом выше… да, кстати, а выше кого? Персонажа? Нет, я не персонаж. Я человек из плоти и крови, которого писатель легко и непринужденно взял за основу для своего персонажа. В романе это было бы откровенно недостоверно. Слишком много совпадений. Совпадения подрывают достоверность рассказа.

Нет, есть только одна сфера, в которой мы принимаем совпадения, и это действительность. «Какое совпадение!» – говорим мы, а потом преподносим сочный анекдот, в котором совпадение играет главную роль.

И напротив, можно было бы сказать, что совпадение, сделавшее нас соседями, достоверно только потому, что оно произошло в действительности.

Нарочно не придумаешь, как говорят в народе. Во всяком случае, писатель такого не придумает.

Будто вчера, я вспоминаю тот день, когда пошел в кино смотреть экранизацию «Расплаты». Зрителей было не много, как это часто бывает на дневных сеансах. Вспоминаю тот момент, когда на экране впервые появились двое школьников. Юноша берет девушку за руку.

– Ты должна знать, что я люблю тебя больше всего на свете, – говорит он, и мне становится смешно от такой совершенно неестественной и недостоверной фразы, произнесенной еще более недостоверным актером – актером такого типа, на который у голландской кинематографии имеется патент. Я так рассмеялся, что из темноты зала на меня со всех сторон зашикали.

Люди читают книгу и при этом сами придумывают лица. Потом они идут на экранизацию этой книги – и придуманные ими лица уничтожаются лицом актера на белом полотне.

В моем случае было совсем иначе. И когда я читал книгу, и когда смотрел фильм, я постоянно видел одно и то же лицо.

Мое собственное.

7

Сегодня утром пришла открытка. Открытка… В этом есть что-то трогательное, что-то из былых времен. Из тех былых времен, откуда пришли вы, где лежат ваши корни, если можно так выразиться.

Вы сами слишком охотно кокетничаете этими былыми временами. В интервью вы никогда не преминете подчеркнуть, что не привыкли к новейшим изобретениям. Компьютеры, интернет, электронная почта, мобильная телефония – от всех этих вещей вы держитесь подальше.

– Переписку по электронной почте за меня ведет жена, я слишком стар, чтобы приниматься за это.

– Иногда я слушаю, как люди в поезде говорят по мобильному телефону, и задаюсь вопросом, далеко ли мы ушли от неандертальцев.

– Первый вариант я пишу от руки, потом печатаю. На старой пишущей машинке, да. Как-то раз я попробовал писать на компьютере, но почувствовал себя так, будто регистрирую пассажиров в аэропорту. Или работаю в филиале какого-то банка.

Однажды это заводит вас слишком далеко, и кокетство себя выдает. Это было, когда вы усомнились в пользе электрогитар:

– Да ради всего святого, зачем усиливать гитару? Всегда кажется, что гитарист не владеет техникой и старается скрыть это, производя как можно больше шума.

К кому вы пытаетесь обратиться с подобными высказываниями? Вероятно, к читателям, которые, в точности как и вы, повзрослели в годы Второй мировой войны. К читателям, которые (в точности как и вы) считают, что после определенного возраста не получаешь больше никаких новых впечатлений.

В остальном вы, разумеется, имеете полное право делать то, что делаете. Печатать на пишущей машинке – почему бы и нет? Речь не о том, правы или не правы люди, живущие прошлым, речь о том, до кого они пытаются таким способом дотянуться и чего достичь.

Вот что вы, по-моему, хотите преподнести читателям своих книг: угольную печку вместо центрального отопления, велосипед с ножным тормозом, учителя, к которому обращаются на «вы», вместо учителя, который старается быть таким же молодым, как его ученики. Точно таким же молодым и похотливым – прежде всего последнее.