Сладкая ночка - Екатерина Черкасова Страница 9

Мы зашли в магазин и купили всякой еды — Кира, несмотря на худобу, была постоянно голодна и готова поглощать несметное количество пищи. Груженные пакетами, мы поднялись на мой этаж и вошли в квартиру.

Раньше я думала, что такое бывает только в кино: герой открывает дверь и видит картину, от которой теряет дар речи и столбенеет. Однако мы обе впали в подобное состояние, когда увидели, что случилось с моим домом. Боже мой! Мои замечательные кошки были перевернуты, коллекция скарабеев валялась на полу, папирусы сорваны со стен, многие исчезли, все было перевернуто вверх дном. В ужасе я вбежала в спальню и увидела развороченные шкафы, разбросанные книги и бумаги. Исчезли все дискеты, а еще кто-то лазил в мой компьютер. Хорошо, что я не устанавливаю пароль, а то аппарат наверняка бы унесли. Сумка, с которой я приехала из Египта, была вывернута, подкладка изрезана. Я уселась на кровать и обхватила голову руками.

— Что это? — свистящим от страха голосом спросила Кира. — Грабители? Ты все проверила? Никого нет?

— Не знаю, — пробормотала я, — мне кажется, что-то искали.

— Проверь деньги, драгоценности, — посоветовала Кира, оглядываясь.

Я вытащила шкатулку. Мои золотые побрякушки, даренные папой, Рашидом и Абдул Азизом, лежали на месте. Значит, искали явно не ценности. Предположить, что грабителей интересовали мои научные труды, я не могла. Но определенно искали какую-то информацию. Иначе зачем им бумаги, дискеты и даже кассета из автоответчика.

Кира молнией метнулась на кухню в поисках следов пришельцев. Но, похоже, там их ничего не заинтересовало.

— Что же такое происходит? — возмущенно завопила Кира. — Порядочному человеку нельзя дом и на час оставить! А может, это проделки Леньки?

— Ну ты вспомнила, — усомнилась я. — Мы же развелись пять лет назад и встречаемся только по делу. Это раз. У нас нормальные отношения, зачем ему делать мне гадости? Это два. И потом, ты же знаешь этого тюфяка. Более мирного и слабохарактерного мужчины в жизни не встречала. Это три.

— Да, правда, — согласилась Кира. — Ленька тюфяк. Не то что мой Мишенька, настоящий русский медведь — сильный, отважный, благородный… — Кира мечтательно закатила глаза.

Я тактично промолчала. Видела я этого жирного лысого медведя, боящегося как огня своей медведицы.

— Давай, Лиль, я помогу тебе убраться, — неожиданно предложила подруга. Неожиданно потому, что я прекрасно знала неприязнь Киры ко всякого рода хозяйственным делам. Предложение подруги меня несколько насторожило.

Кира взяла меня за руки и почти насильно усадила на развороченную кровать. Она просительно заглянула мне в глаза и трогающим до слез тоном произнесла:

— Только ты можешь меня понять, только ты, моя лучшая подруга. Родители постоянно читают мне нотации, требуют, чтобы я немедленно вышла замуж за хорошего мальчика из порядочной еврейской семьи. — Кира тяжело вздохнула. — А самому молодому из приличных мальчиков, Науму Ефимовичу, уже пятьдесят четыре. У него диабет, больная печень и мамочка, с которой он советуется по любому поводу. Посуди сама, ну как тут жить? — Кира распахнула огромные глаза, в которых читалась неизбывная скорбь.

— Да… — неопределенно, но сочувствующе протянула я, все еще не понимая, к чему она клонит.

Наконец Кира приблизилась к цели своего монолога.

— Понимаешь, родители вернулись с дачи, а я… Словом, нам с Мишей негде… Короче, могла бы ты уступить квартиру, а я тебе помогу убраться?

Я обреченно кивнула. Меня так и подмывало спросить, помогла бы она мне, в случае если бы ей ничего не было надо. Но я удержалась. Мне все-таки уже тридцать, и я прекрасно знаю, какие вопросы надо задавать, чтобы потерять друзей.

Липкая жара навалилась на меня, когда я вышла из подъезда. Лишь десять шагов — и я включила в машине кондиционер, и с наслаждением стала ловить прохладные струи воздуха.

Надо заехать на работу, забрать кое-какие бумаги, встретиться с шефом, показать ему текст доклада. Из-за этого мне пришлось надеть костюм и туфли. Теперь передвижение по расплавившемуся, мягкому асфальту улицы, среди пышущих жаром каменных стен превращалось в тяжкое испытание. Я сочувствовала водителям, которые глотали горячий воздух, открыв окна и люки машин. Но с тех пор как Москва превратилась в одну гигантскую транспортную пробку, движение по городу стало просто пыткой.

Моя сумка осталась почти не распакованной. Я бросила туда еще шорты и майку, с нетерпением ожидая момента, когда можно будет содрать с себя деловой костюм и скинуть туфли.

Шеф был просто душка. Ему все понравилось, он все одобрил. А может, у него просто не было сил меня критиковать. Он поминутно вытирал лицо большим клетчатым платком и маленькими глотками цедил холодную негазированную минералку.

— Роскошно выглядишь, — отметил шеф, — свежа, как цветок лотоса, ни капли пота на лбу. А ведь на улице, — он привстал и глянул на термометр за окном, — батюшки! Тридцать семь! Просто Африка какая-то! Хотя тебе-то что, генетически родной климат!

Я не стала разубеждать его и сообщать, что тоже страдаю от жары. В конце концов, должна же я отличаться от всех хотя бы чем-то!

— Как там Абдул Азиз? — поинтересовался шеф. Их связывала та дружба ученых, которая вырастает из научной переписки и встреч на конференциях. Они ревниво следили за успехами друг друга, но шеф утверждал, что соперник находится в гораздо более выигрышных условиях.

Я помолчала, соображая, что сказать, чтобы не пуститься в пространные пояснения и не разрыдаться. Наконец я собралась с духом и сказала:

— Виктор Федорович, Абдул Азиз… Он умер.

Шеф непонимающе уставился на меня:

— Что за дурацкие шутки?! Он здоров как бык и на двадцать лет моложе меня! Вы что, поссорились? Детка, такими вещами не шутят.

— Это правда. — Я отвернулась и уставилась на настенные часы с боем, которые как раз отбивали два пополудни.

Шеф молчал, всем видом показывая, что ждет объяснений.

— Несчастный случай. — Я заговорила короткими, отрывистыми фразами, чтобы унять предательскую дрожь в голосе. — Его убили. По ошибке. Вместо кого-то другого. Больше я ничего не знаю.

Я вылетела из кабинета, вытирая слезы. Попавшаяся навстречу молоденькая научная девушка Ниночка поняла ситуацию по-своему и сочувственно спросила:

— Ой, Лилька, неужели все так плохо? Переделывать? Да, Витя сегодня не в духе. Жара, наверное, действует.

Я согласно покивала, давая понять, что действительно получила от шефа нагоняй.

— Он всю неделю нас ну просто мучает! — пожаловалась отличавшаяся непосредственностью Ниночка, поправляя белокурые волосы, уложенные в прическу типа «сельская учительница». — А ты когда в Лондон?

— Через пять дней.

— Везуха тебе. Каир, Лондон… А тут сидишь у Витька целыми днями секретаришь, слепнешь над иероглифами. От «Книги мертвых» уже блевать тянет. — За кажущейся простоватостью Ниночки скрывалось умение ловко расшифровывать тексты любой сложности. И что самое удивительное, прекрасные познания в иероглифическом письме и тонкое чутье на перевод специфических оборотов сочетались с неважнецким владением русским языком. Шеф морщился, читая ее переводы, хватался за учительский красный карандаш, но снова и снова поручал ей тексты, с которыми мало кто бы справился.