Идет розыск - Аркадий Адамов Страница 88

— А вы знаете, Федор Кузьмич, — вдруг оживился Виталий. — Лена говорила, что эта ее Липа — бывший гример и кому-то она усы недавно делала. Надо бы поинтересоваться.

— Вот и поинтересуйся. И еще раз поинтересуйся Глинским. Есть у него путь к Льву Константиновичу или нет? Осторожненько побеседуй, по-нашему. А официально его завтра Виктор Анатольевич будет снова допрашивать.

Лосев вернулся к себе в комнату, удобно расположился за столом, вытянув длинные ноги в проход, чуть не до стола Откаленко, и задумчиво посмотрел на телефон, потом, вздохнув, протянул к нему руку. И в тот же миг телефон зазвонил сам так внезапно, что Виталий невольно вздрогнул и поспешно снял трубку.

— Лосев. Слушаю.

— Виталий Павлович, к вам Глинский просится, — доложил дежурный внутренней тюрьмы. — Привести?

— Как он там себя ведет?

— Нервно, — усмехнулся дежурный. — Ночью два раза меня вызывал. На сокамерников жаловался. Пристают.

— Чего это они пристают?

— Кто их знает. Народ невоспитанный, — дежурный рассмеялся. — Развеселились. Такой гусь попал. Так когда его к вам доставить?

— Вот сейчас и доставляйте.

— Слушаюсь.

Виталий повесил трубку.

Глинского привели через несколько минут. Выглядел он неважно. Недавно еще холеное, крепкое лицо казалось желтым и морщинистым, в черных глазах появилось какое-то затравленное выражение, губы нервно подергивались. От былой его самоуверенности и наглости не осталось и следа. Костюм был помят, галстук отсутствовал, от рубашки отлетели пуговицы, и видна была несвежая голубая майка. На ботинках шнурков не было, и Глинский неуклюже шаркал подошвами по полу. Вошел он, однако, быстро и тут же без сил повалился на стул.

— Вы что… что со мной делаете?.. — захлебываясь, проговорил он. — Вы что, садисты, палачи, убийцы?.. Вы что, не понимаете…

— Спокойно, Глинский, — прервал его Лосев. — Ничего мы с вами не делаем. Просто ваша распрекрасная жизнь, которой вы так гордились, поворачивается к вам другой своей стороной. Только и всего.

— А я протестую! Ясно вам? И требую… — он секунду помедлил. — Одиночку! У меня сил больше нет там находиться, с этими подонками!

— Вам, конечно, другие подонки больше по вкусу? — усмехнулся Лосев. — Что поделаешь. Вы сами выбрали такую жизнь. Вы мне это, помнится, очень хорошо все обосновали.

— Ладно, ладно, — нервно махнул рукой Глинский. — Мне, знаете ли, сейчас не до шуток. Я понимаю, ничего даром не делается. Даже здесь.

— Что вы хотите сказать? Вам не нравится роль главаря?

— Да никакой я не главарь, можете вы это понять или нет?! Ну, скажите, похож я на главаря?

— Вы сейчас вообще мало на что похожи, — поморщился Лосев. — Но раньше…

— И раньше не был похож! Долго я вам буду это объяснять?!

— Вы пока вообще еще ничего не объяснили. Крик, знаете, не объяснение, — спокойно возразил Лосев. — И что значит «ничего даром не делается»? Пока это, хоть, объясните.

— Очень просто… Очень просто… — лихорадочно заспешил Глинский. — Я вам кое-что сообщу. Вы понимаете? А вы мне устройте одиночку. Обязательно! Иначе я сойду с ума, предупреждаю! Будете тогда отвечать. Сойду, сойду, вот увидите…

На глазах у Глинского выступили слезы. Вид у него был жалкий и мерзкий. Громко всхлипнув, он полез за платком.

— Ну, ну, Глинский, нельзя же так распускаться, — сказал Лосев. — Ваши бы дамы на вас посмотрели. Что вы хотели мне сообщить, говорите?

— Будет… — Глинский трубно высморкался и вытер глаза. — Будет… одиночка?..

— Постараюсь.

— Я вам почему-то верю, — Глинский спрятал грязный платок в карман и немного успокоился. — Так вот. У меня дома, признаюсь вам, лежит готовая доверенность. В левом ящике стола, на дне, под бумагами.

— Мы ее не нашли.

— Ах, так? Значит, я ее уже передал. Все в голове перепуталось, все!

— Вы не передали. Ее забрали. Кто-то забрал. До обыска. Кто это мог быть?

— Лев послал, конечно.

— Кого он мог послать? Ваша мать его не узнала.

— Она уже никого не узнает. Она и меня не узнает. Выжила из ума совсем. Кто же это мог быть? Или Валерий. Или Димка.

— Шанин арестован.

— Ах, да! Уже забыл. О, господи!.. Ну, тогда… Кто тогда?.. Валерий, наверное. Не Лев же сам пришел?

— А почему не сам?

— Не в его манере. Вы же видите, он все чужими руками норовит. А в результате, вот, не ухватишь теперь. Нет, Валерий приходил, ручаюсь.

— Ваша мать говорит, это был усатый человек.

— Ха! Ну и что? Наклеил какие-нибудь дурацкие усы, вот и все.

— Наклеил? — переспросил Виталий. — А что, это с ним бывало?

— Ну, я не знаю, — раздраженно ответил Глинский. — При мне не бывало. Но… но какой-то разговор на эту тему я слышал. Не помню уж какой.

— Какой-то разговор слышали, — задумчиво повторил Виталий. — Может, припомните?

— Клянусь, не помню…

— Ну, ладно. Оставим это пока. Что за доверенность вы изготовили?

— От кондитерской фабрики. Она под Москвой находится.

— Это та, где работает Рая?

— Вот, вот. Она фондодержатель лимонной кислоты.

— А где следует ее получать?

— На заводе. В Борске.

— Когда?

— Ну, это надо делать быстро. По крайней мере Лев так делает.

— Кто же поедет, как, по-вашему?

— Не знаю, не знаю. Это не моя область. Я все сказал. И я… Вы… — Глинский снова заволновался. — Я больше туда не вернусь… Вы обещали… Ну… Ну, я вас умоляю, — у него снова выступили слезы. — Я… Я не знаю!.. Я из окна выброшусь!..

— Ну, ну, Глинский. Опять слезы, — брезгливо сказал Виталий. — Я постараюсь вас перевести. Как же все-таки ухватить Льва Константиновича, если главарь он, как вы говорите. И вы, кажется, не хотите быть христосиком, так ведь?

— А кто хочет? Я не хочу! Ну, и что?

— На мой взгляд, вполне естественно. Но, повторяю, как его ухватить? Ведь тут факты нужны. А у него такая манера, вы говорите.

Глинский злобно взглянул на Лосева.

— Нинку берите. Стерву эту толстозадую.

…Когда Глинского увели, Виталий собрал со стола бумаги, запер сейф и отправился к Цветкову.

Подробно доложив о состоявшемся разговоре, он сказал:

— Нам надо тоже быстро действовать, Федор Кузьмич. Пока что они опережают нас на два дня.

— Да, — кивнул Цветков. — Немедленно надо действовать. Поэтому сегодня лети в Борск. Надо их там непременно перехватить.