Финт покойной тети - Юлия Павлова Страница 8

Она быстро встала, взяла два высоких бокала, налила по половине.

— За то, чтобы у нас все было хорошо.

После этого она залпом осушила бокал, со звоном поставила его на стекло столика и сердито посмотрела на меня.

— Ты чего плачешь?

Я шмыгнула носом. До ее приезда надо было держаться, стараться выглядеть «молодцом», но теперь меня развезло. Я тоже выпила мартини, стуча зубами о край бокала.

— Мне того парня жалко. За что его так?

Мама растерялась. Убитого она видела, знакомым тоже не признала и переживала только за меня. Какой-то мертвый грабитель… Оно ей надо? Но, представив, что сегодня женщина ее возраста узнает о смерти сына, она тоже заплакала.

В квартире опять появился Сергей Дмитриевич, покосился на нас с сочувствием.

— Парня забрали, отпечатки сняли, можете начинать уборку. А тебе, Настя, хочу сказать — дело очень уж странное. Кстати, если б ты приехала на десять минут раньше, то могла бы поучаствовать в разборке, может, убийцу бы увидела.

Бокал в моей моментально вспотевшей руке стал тяжелым, выскользнул из мокрых пальцев и бомбой взорвался о стекло журнального столика. Стекло пошло мелкими трещинами, литровая бутылка мартини и мамин бокал повалились на пол, бокал треснул, бутылка осталась цела.

Сергей Дмитриевич неодобрительно покачал головой и вышел, осторожно закрыв за собой входную дверь.

Мама заголосила: «О боже, о боже мой!» — и побежала запирать обе двери на замки. Я, отставив ногу, раскорячкой нагнулась за бутылкой, отвинтила крышку и пила не отрываясь, пока мартини не кончился. Вспомнился поворот к дому, который я пропустила. Как раз десять минут ушло на разворот.

Поставив бутылку на пол, я посмотрела вокруг более светлым и веселым взглядом. Мама на диване, напротив, смотрела на меня испуганными, но трезвыми глазами.

— Настя, кому мы перешли дорогу?

И у меня, и у нее возникло несколько предположений, в том числе и о квартире, но мы решили сегодня себя не накручивать, подождать до завтрашнего дня. Хотелось посоветоваться с отцом, но он был на даче.

После того как мать подмела пол, мы подвинули на место тяжелый шкаф, развесили картины, скатали ковер… и делать стало абсолютно нечего. Ни смотреть телевизор, ни читать не хотелось. Хотелось сидеть друг против друга, плакать и пить водку. Но мама, сказав несколько ободряющих слов для меня и себя, решила отвлечься и разобраться в шкафах. Я ее отговаривала, ссылаясь на позднее время, но она все-таки влезла в платяной шкаф в альковной спальне.

Я легла на кровать и думала о своем. О том, как мне только что повезло, хоть и через несчастье, и вот опять встала передо мной Смерть. А мне так хотелось счастья, хотелось любви и чтобы это чувство было взаимным. Хотелось общаться с интересными людьми и быть им интересной… Собака рядом со мной похрапывала, голубой бант сполз на левый глаз.

Мама комментировала вслух то, что обнаруживала в шкафу. Ее поразило шелковое постельное белье, прозрачные пеньюары с низким декольте, нераспакованные чулки по тридцать долларов. Я сквозь дремоту слышала: «Во б…, вот молодец Катька, хоть оторвалась напоследок. А тут… как в омуте живешь». Дальнейшие словоизлияния мамочки, которая никогда в выражениях не стеснялась, прошли мимо моего слуха. Я спала.

Утром опять меня разбудил Григорий. Мама еще сопела в подушки, наслаждаясь новыми ощущениями от водного матраса. Меня она ночью раздела, а сама спала в праздничном бархатном платье. Где она у Кати такой размер нашла? Судя по полупустой бутылке мартини у кровати и пульту со следами липких пальцев, она еще долго общалась с телевизором и на раздевание самой себя сил не хватило.

Григорий, позвонив в дверь раз пять, загромыхал ключами. Я лежала и слушала, чем это закончится. Ему удалось открыть одну дверь, а на второй он застрял. Мама с вечера заперлась на засов, который был пневматический, сейфовый и еще какой-то. Вставать было лень, но я знала, что такое моя мама, когда она не выспится и с похмелья. Пришлось доковылять до дверей. Засов убрался одним поворотом маленького рычага. Григорий влетел в квартиру и обнял меня с большим удовольствием.

— Анастасия! Как я рад, что ты жива. А телефон включать надо, я же беспокоился.

— Вы потише, пожалуйста, кричите, мама спит. А откуда вы узнали… о случившемся?

Григорий снял пальто и кинул его мне на руки. Он начал снимать ботинки, неуклюже держась за стену, и только теперь я увидела, насколько он пьян.

— Киска моя, телевизор смотреть надо. «Дежурная часть» сегодня с утра поведала столице и России о происшествии в твоей квартире и просила всех, кто хоть что-нибудь знает, помочь в расследовании. У тебя рассол есть?

— Рассола нет. Есть мартини, коньяк, водка и текила.

— Точно, я же сам покупал. Настена, как же тебе повезло!

— С телевидением? — Я не понимала пьяного оптимизма Григория, он меня раздражал. — Так это дядя Илюша, наверное, постарался.

— А кто у нас дядя Илюша?

Григорий выпрямился и зарычал на прибежавшую к нему Стерву. Собака ответила тем же. Я повесила пальто в шкаф и пошла на кухню, Григорий за мной. Он полез в холодильник, загремел открытыми бутылками.

— Так что там с дядей?

— Он — полковник милиции. Уже целую неделю. Возглавляет что-то типа отдела по борьбе с организованной преступностью. Вчера, когда это случилось, я сразу ему позвонила. Я же говорила, мы к нему с мамой праздновать ездили.

Григорий наморщил лоб, через секунду широко улыбнулся.

— Не помню. Но это здорово. Ты не представляешь, как это здорово, что у тебя дядя из того самого отдела и сможет защитить любимую племянницу. Текилу будешь?

— По утрам не пью. Григорий, а как же дверь вскрыли? Мне Катя говорила, что охранная фирма, ставившая двери и сигнализацию, обещала девяносто восемь процентов надежности.

— Обещали, но ты себе голову не забивай, пускай милиция разбирается, а если станет ясно, что был взлом, сдери с фирмы деньги, штуку баксов они должны выплатить как минимум. Насть, так что вчера случилось?

— Вы же по телевизору видели. — Я сделала себе кофе и с отвращением смотрела, как Григорий опрокидывает в себя вонючую текилу. — А подробностей я сама не знаю.

— Ладно, извини, я понимаю, что тема не самая приятная. Давай с собакой по старой памяти погуляю. И включи телефон — наверняка знакомые интересуются.

Как только я включила телефон, он переливисто зазвонил.

— Алло.

— Настя, ты хочешь меня в гроб загнать? — Усталый голос отца сжал мне сердце.

— Папочка, извини, мы думали, ты на даче.

— На даче тоже телевизор есть. Где мать?

— Спит. Перепила вчера.

— Разбуди.

Мама еле встала, на автопилоте дошла до кухни и припухшими глазами на помятом от сна и перепоя лице вглядывалась в малознакомую обстановку. Она долго оправдывалась перед отцом. Понюхав вскрытую бутылку на столе, она поморщилась, но налила себе граммов двадцать и быстро их опрокинула. Отец продолжал нотацию по телефону, мать сокрушалась и поддакивала, но я видела, как она размышляла над проблемой — «пить или не пить».