Аферистка - Кристина Грэн Страница 8

Удивленный и обрадованный моими успехами в школе, отец купил мне верховую лошадь, которую, однако, уже через девять недель он вынужден был продать. Отец обещал подарить мне другую, еще более прекрасную, лошадь и не понимал, почему я плачу. Пакуя чемоданы, Клара пела песню о сексуальной зависимости женщины от мужчины. Владелица дома в Шенбрунне, где мы жили, перекрестилась, когда мы съехали.

И вот теперь мы поселились в Гамбурге, и Ватерлоо еще не маячило на горизонте. Отец с сияющей улыбкой победителя подлил нам шампанского в бокалы. Мы стояли на террасе, залитой лучами солнца. На Кларе, которая недавно перекрасила волосы в ярко-рыжий цвет, надето зеленое платье, Вондрашек, как всегда, в одном из своих серых двубортных костюмов, а я в то время постоянно носила джинсы и свитера. Отец считал эту одежду убогой и не одобрял мой выбор. Я же полагала, что отец и Клара одеваются как настоящие филистеры. Хотя, с другой стороны, я понимала, что приличный костюм для Губерта Вондрашека — своеобразная униформа, которую он носил по долгу службы.

Фасад дома на Эльбе был великолепен, но при ближайшем рассмотрении невооруженным глазом замечаешь, что стены и скульптура обветшали и потрескались. Мой отец высоко ценил очарование и блеск старых патрицианских домов с их причудливой архитектурой и богатым декором. Потягивая шампанское, он любовался своим новым домом.

И в этот момент я заявила, что собираюсь бросить школу, так как у меня нет никаких шансов получить аттестат зрелости. Клара искоса посмотрела на грузчиков, которые вносили в дом багаж. Отец залпом осушил бокал и осторожно поставил его на мраморный парапет. Мое нежелание учиться вызывало у него досаду, как все конкретные неприятные проявления жизни, такие, как болезнь или смерть. Мое упрямство разочаровывало его. «Неужели она не знает, что иметь образование выгодно и престижно? — казалось, спрашивал он себя, удивляясь моей глупости. — Неужели ей не хватает ума освоить школьную программу?»

Нет, я вовсе не была дурой, скорее мне мешала учиться лень. И еще враждебная обстановка.

И эту враждебную обстановку создал отец. А теперь он смотрел на меня жалобным и одновременно полным укоризны взглядом, способным размягчить доверчивое сердце. Он не очень любил роль разочарованного обиженного отца, однако играл ее довольно достоверно, и мне даже захотелось поаплодировать ему.

— Знание — сила, — заявила Клара в своей неподражаемой манере.

Она обожала цитаты и трескучие лозунги.

Я попыталась объяснить им, что знания, полученные в дюжине школ, не прибавили мне силы. Я дважды оставалась на второй год и считала, что уже освоила все необходимые для жизни навыки. Я умела читать, писать и считать; знала, как есть омаров и дегустировать красное вино. Я могла отличить иранскую икру от русской, знала, как вести себя за столом, и умела поддержать светскую беседу. В сущности, мне, конечно, не хватало образования, однако в шестнадцать лет я об этом не подозревала.

Отец поинтересовался, не хочу ли я поступить на работу. Вопрос был задан таким тоном, словно речь шла о чем-то неприличном.

— Я поступлю куда-нибудь в обучение. Может быть, стану официанткой. Во всяком случае, школа меня больше не интересует.

— Она сошла с ума, — сказал отец, обращаясь к Кларе.

— А почему ты не хочешь стать актрисой? — спросила она.

— У меня большие связи, — промолвил отец. — Быть может, мне удастся воспользоваться ими и подыскать что-нибудь подходящее для моей дочери.

Когда мы оставались втроем, отец порой разговаривал с Кларой обо мне так, как будто меня нет рядом. Я кипела от негодования. Меня раздражало, что он пытается ввести нас в заблуждение. Мы прекрасно знали, чего стоят его связи. Он приносил своим знакомым и деловым партнерам одни разочарования. Я сознавала все это с болью, потому что любила отца. И он пользовался моей любовью.

Что я могла поделать? Я находилась в его полной власти. Любовь подразумевает восхищение или по крайней мере уважение. Однако в отличие от Клары я не считала отца жертвой несправедливой общественной системы, благородным разбойником, своего рода революционером, который изнутри подтачивает общественные устои. Конечно, всему на свете можно найти оправдание. Но я знала, что Вондрашек — мошенник и обманщик. Он обманул меня и мою любовь.

Рабочие в это время прибивали к входной двери нашего нового дома табличку с чужим именем и указанием мнимой профессии отца. На сей раз он выдавал себя за консультанта по вопросам собственности. Доктор Харальд Вернер давал людям советы, в результате которых они избавлялись от своего имущества и терпели убытки, вкладывая, например, деньги в ценные бумаги, не обладающие никакой ценностью, или покупая акции липовых фирм и участвуя в липовых проектах. Отец обирал людей, обещая им высокие доходы. Все, что сулило прибыль, превышающую 10 процентов от вложенных средств, выглядело заманчивым. Но чтобы не вспугнуть клиентов и не возбудить подозрений, отец никогда не обещал им дивиденды более 18 процентов.

Тот, у кого много денег, всегда хочет стать еще богаче. Консультант по вопросам собственности издавал брошюры и проспекты в качестве приманки для алчных. Как только они клевали, он ловил их на удочку и заставлял этих золотых рыбок трепыхаться. Они прямо-таки упрашивали отца посвятить их в тайны преумножения капитала и получения огромных доходов. Эти солидные люди верили отцу, потому что он не раз разговаривал в их присутствии с председателем правления Немецкого банка. На самом деле роль банкира мастерски исполняла Клер, изменяя голос. Она и отец составляли поддельные деловые письма и заключения специалистов. И клиенты все принимали за чистую монету, потому что им слепил глаза блеск золота.

Отец, по существу, выстраивал финансовую пирамиду, и те, кто находился в ее основании, сначала действительно получали неплохие дивиденды. Пока дела шли хорошо, Вондрашек искренне верил в придуманные им рудники в Замбии, где якобы добывали изумруды, нефтяные скважины в Венесуэле и нефтеперерабатывающие заводы в Чечне. Он верил в то, что его выдумка материализуется уже потому, что ему удалось совершить чудо: убедить в реальности своего вымысла других людей. Отец полагал, что он — сам Господь Бог.

Клара тоже была истинно верующим человеком. Она верила в анархистов и революционеров, уподобляя их Христу. Однако считала, что как только они становятся функционерами — сытыми, догматичными, рвущимися к власти, — то сразу же теряют ореол святости. Отец не скупился на слова и лозунги, которых жаждало сердце Клер, и постепенно она поверила в его чудесную миссию. Она считала, что отец борется с капиталистами своими методами. Клер была его единственной сообщницей, потому что он не доверял другим партнерам. Клер являлась членом его семьи, и отец полагал, что на ту женщину, которой он доверил своего ребенка, можно положиться и в финансовых вопросах. Клер верила в него, как в Бога, и потому помогала во всех его начинаниях. Я же была для отца всего лишь статисткой или существом, витающим в облаках.

Когда дела шли хорошо, жизнь в нашем доме била ключом. Отец нанимал уборщиц, поваров и садовников, устраивал вечеринки и званые ужины. Клер покупала себе одежду, а отец — новый лимузин. Меня осыпали подарками, которые производили сильное впечатление на одноклассниц. Однако ни одна из них так и не стала моей подругой. Отец не давал мне времени завести друзей. Мое пребывание в новом городе, в новой школе, в новом доме всегда оказывалось слишком кратким.