Седьмая жертва - Александра Маринина Страница 8

Он, видать, тоже не дурак, чумовой-то этот. И не жадный.Ладно, говорит, Михална, пойду в магазин, куплю тебе что поприличней, в новом ивернешься.

Только ты в магазин со мной не ходи, а то продавцы все отстраха под прилавки попрячутся. Я уж сам как-нибудь справлюсь, на глазок. Яснова обидеться надумала, но быстро отошла. Чумовой – чего с него взять.

Сказано – сделано. Пошел он в магазин, вернулся минут черезтридцать с большими пакетами. Я, пока его ждала, в округе пошастала, несколькобутылок нашла и в сумку спрятала. Пригодятся. Венька Бритый там же сшивался,насчет вечера спрашивал, говорил, у Тамарки день рождения, она сегодняналивает. Я на всякий случай сказала, что забреду. А то получится, чтонахвастаюсь ему про ужин с чумовым, а тот меня продинамит. С голоду, конечно,не помру, но лучше у Тамарки на халяву кусок сцапать. Хотя какой там кусок, уТамарки этой, сама еле-еле концы с концами сводит, только на выпивку и хватает,так что на именинах ейных если на что и можно рассчитывать, так на полстакана.

Но и то хлеб.

Короче, схватила я пакет, буквально из рук у чумовоговыдернула, и бегом домой. Благо живу рядом совсем, в Малом Власьевском переулке.Прискакала к себе, пакеты раскрыла и давай тряпки разглядывать. Да-а-а, доложуя вам, не ожидала я такого. Можно подумать, он меня в валютный ресторан вестисобрался. Чумовой – он и есть чумовой. Нет, ну вы подумайте, даже трусы купил илифчик. Каково, а? И колготки. В общем, до конца я все рассматривать не стала,мне и так с первого взгляда стал понятен этот… как его… ну в газетах-то частопро него пишут… Во, вспомнила! Уровень притязаний. А чего вы удивляетесь? Что ягазеты читаю? Так я ж их подбираю, где кто бросит, и на пол стелю или там наящик, или на стол, где стакан ставлю. Глоток выпьешь – и смотришь перед собой,ждешь, как пойдет да где уляжется. А перед тобой-то как раз и газетные статьи.Поневоле глаза в текст утыкаются.

В общем, отправилась я в ванную, прихватила с собой мыло ишампунь, которые тоже в пакете лежали. Намылась в полное удовольствие. Все жтаки куда лучше себя ощущаешь, когда тело чистое, это точно. Волосы прямопучками из головы лезут, лохмотья в руках остаются. Когда я голову-то мыла впоследний раз? Месяц назад, кажется, а то и больше. Вы не думайте, что янеряха, я ее специально редко мою, потому как волос сильно лезет, особеннокогда моешь. А так, если его совсем не трогать и даже не расчесывать, он ещедержится.

Вышла я из ванной, стала тряпки на себя натягивать. Вродевсе впору, даже белье. Жаль, посмотреться некуда, зеркала нету. Почему нету?Так разбили.

Венька Бритый и разбил в прошлом году, напился, сволочь,драку с Тамаркиным хахалем затеял, они зеркало и уронили. А новое покупать –денег жалко. Если лишняя копейка завелась, так ее лучше пропить… То есть, яхотела сказать, купить выпивку и друзей позвать, посидеть в теплой обстановке.Вы не думайте, я не пропойца какая-нибудь, я бы даже еще работать смогла,только зачем? Пенсию мне назначили по полному моему праву, а что я еще нестарая – так это ничего не значит, я на вредном производстве с восемнадцатилет. Ну, насчет вредного производства – это я так, в переносном смысле, хотя,если вдуматься, работа в театральном коллективе как есть вредная. Целый деньрепетиции, по вечерам спектакли, и все время впроголодь. Этим-то,примам-балеринам, куда легче, они дай бог один спектакль в неделю танцуют, анам, кордебалету, каждый день пахать приходится. Прим-то много, а кордебалетодин. Нам, балетным, в тридцати три года пенсия полагается, пусть спасибоскажут, что я до тридцати пяти на ихней сцене ногами махала. Так что моя пенсияхоть и небольшая, но кровью и потом выстраданная и вполне заслуженная. И тосказать, я попервости после балета на железную дорогу пошла работать,диспетчером: Хорошенькая была – ужас, мужики так и вились.

Маленькая, стройненькая, походочка легонькая. За мной тогдаодин большой начальник из Управления железной дороги ухаживал, он меня вдиспетчеры и пристроил. Говорил, хочу, чтобы ты, Наденька, ко мне поближе была,чтобы от моего кабинета до твоей кабинки можно было за десять минут добежать.

Управление дороги на Краснопрудной улице находилось, а меняон на Казанский вокзал определил, рукой подать. Я тогда сильно на все это делопонадеялась, ведь тридцать пять уже, профессии, кроме балета, никакой,образования, сами понимаете, тоже немного, а семью завести хочется, и чтобы небедствовать при этом, а жить прилично и ни в чем себе не отказывать. О том, чтоначальник этот меня обманул, и рассказывать не надо, и без того понятно. Такмне хотелось замуж выйти, пока не поздно, и ребеночка родить! А он все«завтраками» кормил, обещал вот-вот развестись, я и верила. И чем всекончилось? Выпить он любил, и обязательно чтоб не одному, а в компании.

Компанией его, естественно, я и была. С самого утра какначнет в кабинете «принимать», так до двенадцати ночи и выпивает, а женевкручивает, что, дескать, работы у него много, совещания да собрания замучили.И я с ним пила, понравиться хотела. Я ведь как рассуждала? Лучше пусть со мнойпьет, потому что, если я откажусь, он другую компанию найдет, а где гарантия,что в этой компании не окажется женщина, красивая да свободная? Нету такихгарантий, никто их дать не может. Потому выбор у меня был простой, какарифметика для нулевого класса: или отпускать его с другими пить, или самой сним «принимать». Да что греха таить, он, когда выпьет, слова такие хорошиеговорит, что слушала бы и слушала до самой смерти. И самая-то я лучшая насвете, и самая красивая, и самая любимая, и обязательно он на мне женится, кактолько детишки в законном браке подрастут чуток, и жить он без меня не может нето что одного дня, а и одной минуточки. Мне слушать такие слова – как бальзамна душу, и я, конечно, не возражала, когда он напивался. Но и сама вместе сним… Ему, борову вонючему, как с гуся вода, а со мной все быстро кончилось.Говорят, женщины на это дело слабее мужиков. В общем, припечатали мне клеймоалкоголизма и с работы выперли. Тут и любовь наша закончилась. Он так мне исказал, гнида жирная: не может, говорит, у такого заметного начальника, как он,быть жена-алкоголичка. А какая я алкоголичка, вот вы мне ответьте? Какая яалкоголичка? Алкоголики – это которые себя не помнят и мать родную заполстакана продадут. А я вполне в сознании. Ну ладно, что это я староевспоминать кинулась.

Оделась я во все новое, и на самом дне одного пакета ещесверточек заметила. Развернула – а там парик. Самый настоящий. Я сперварасхохоталась, а потом сообразила, что чумовой-то мой, верно, заметил, какие уменя волосы.

Правильно он сообразил, с такими тряпочками нужна хорошаяприческа, а из моих лохмушек уже ничего не соорудишь подходящего. Да, жалко,что зеркала нет, вот пригодилось бы сейчас! Достала пудреницу, лицоподканифолила, заодно в маленькое зеркальце, вделанное в крышку, постараласьрассмотреть хоть что-нибудь. Много, конечно, не увидела, но хоть подкраситьсясмогла.

Ресницы погуще намазала.

Что-то мне тревожно стало, будто я – это не я, а кто-точужой. Словно душа моя в другое тело переехала. Кожа чужая, одежда незнакомая,на голове парик. Хватанула я стакан отравы, в шкафу бутылка стояла, да и пошлаобратно, где чумовой мне встречу назначил. По дороге все у витриностанавливалась, хотела себя разглядеть. Деталей, конечно, не рассмотрела, нообщий вид меня порадовал. Вроде как тело даже походку прежнюю вспомнило.