Маятник мести - Евгений Сартинов Страница 8

В это самое время Спирин занимался самым неблагодарным, но нужным делом, пытался утешить вдову Гринева. Лет на десять моложе мужа она как-то быстро растеряла молодость и красоту, превратившись в обычную толстую бабу с бесцветным и невыразительным лицом. Вера Николаевна знала о похождениях мужа, но давно смирилась с этим, целиком переключившись на поддержание порядка в доме, воспитание детей, а потом и внуков. Сейчас она почти беззвучно плакала и, вытирая слезы маленьким кружевным платочком, только всхлипывала да повторяла время от времени:

— Боже мой, какой стыд, какой стыд!

— Вера Николаевна, я постараюсь сделать все, чтобы избежать слишком большой огласки. Конечно, всего не утаишь, но в нашей газете ничего не будет, — заверил ее Спирин.

— Спасибо, Витенька, — поблагодарила его женщина. — Толя всегда любил тебя, он относился к тебе как к сыну.

Выйдя из квартиры Гриневых, Виктор никак не мог отделаться от чувства вины перед этой женщиной. Велев ехать в морг, он закурил сигарету, попытался думать о чем-то другом, но настроение испортилось окончательно. Чтобы отвлечься, он спросил шофера, а ездил Спирин уже на машине мэра:

— Виталь, а как он познакомился с этой девицей? Ты-то уж должен знать.

Водитель улыбнулся. Высокий, с виду флегматичный парень с горбоносым продолговатым лицом и светлыми короткими волосами, Виталий был типичным представителем особой касты людей: личный шофер большого начальника. Кроме того, что он классно крутил баранку, Виталий обладал достаточным терпением чтобы допоздна ждать своего шефа, редко приезжающего домой раньше восьми часов вечера, а самое главное: умел держать язык за зубами. А ведь личный шофер порой знает о своем боссе всю подноготную, то, о чем только догадываются жена, любовница или милиция.

— Ну как же, при мне было. Ехали с дачи, смотрим машина стоит, пятерка, цвет «сафари», а из-под капота такие ножки торчат! Петрович сразу в стойку, как спаниель на дичь, кричит: «тормози!» Пока я с карбюратором возился, он девице мозги пудрил. Но закадрил он ее еще тогда, довольный был. Учись, говорит, пять минут и готово.

Шофер усмехнулся. Виталя и сам был не дурак по женской части.

— Да только не хрен ли так на свидания ездить? Пару часов покувыркаются, а потом он ей или колечко, или цепочку подарит. Золотую, конечно.

Спирин удивился. Он догадывался, что девицы кидались на шею господина мэра не за красивые глаза, но в какую же сумму обходилась Гриневу такая любовь?

— И сколько же раз они встречались за неделю? — спросил он.

— Когда раз, когда два. По разному.

— Сколько же он на нее тратил?

— Ну считай, каждая побрякушка от трехсот до пятисот. Я ведь их все покупал, когда здесь, когда в центре.

— Понятно, — кивнул головой Виктор. Сумма, что получилась после всех расчетов, превышала месячный оклад господина мэра раза в три. То, что Гриневу где-то перепадало со стороны, Спирин знал. За какие-то два года мэр сделал дочери и сыну квартиры в областном центре, обоим поменял машины, да и сам не бедствовал. Теперь эта сумма возрастала многократно. Додумать он не успел, подъехали к зданию морга.

На крыльце как раз стоял Витька Кулик, патологоанатом, и с чувством покуривал сигарету. С Витькой Спирин учился в школе два последних года, поэтому официальничать он не стал, просто пожал медику руку и спросил:

— Ну что?

Тот передернул плечами.

— Там пока медэксперты возятся, но что тебя конкретно интересует?

— В божеский вид привести его сможете?

Тезка Спирина отрицательно покачал головой.

— Нет, ты что! Две пули в лицо, там месиво.

— Да, хреново, — вздохнул Спирин.

— Что, хотели соблюсти приличия?

— Конечно, — кивнул Спирин и стал прощаться. В этот момент за спиной у Кулика открылась дверь, на крыльцо вышел плотный, озабоченного вида мужчина и обратился к врачу.

— Мы закончили. Не угостите ли сигареткой, коллега?

Заместитель мэра машинально бросил взгляд в открытую дверь и тут же пожалел об этом. На большом столе, обитом нержавейкой, лежало то, что еще три часа назад было его непосредственным начальником. Уже ехали обратно, а перед глазами Виктора все стояла изуродованная жестоким свинцом голова Гринева. И поневоле ему вспомнилась их последняя встреча.

Спирин знал, что должно было произойти, и работать не мог. Бумаги с утра лежали нетронутыми, на телефонные звонки он отвечал нехотя, чаще просил перезвонить на днях, отменил запланированную встречу. Просто сидел и ждал. Наконец открылась дверь, Виктор как раз смотрел на часы, ровно одиннадцать, на пороге стоял мэр. Гриневу этой весной стукнуло пятьдесят шесть, высокого роста, широкоплечий, с абсолютно седой, белоснежной шевелюрой, Анатолий Петрович был, как говорят, мужик еще в силе, заядлый рыбак и охотник. За десятилетия руководящей деятельности он выработал, нарочито простоватую манеру держаться. Ходил неторопливо, чуть враскачку, любил держать одну руку в кармане брюк, вот как теперь, на людей поглядывал исподлобья, но с доброжелательной улыбкой. Единственное, что ему не удалось сохранить, так это лицо. В молодости он был красавцем, Спирин видел его фотографии: курносый парень с широким, чисто русским лицом. Но затем Анатолий Петрович сразу резко постарел. Уже при первой встрече Спирин подумал, что Гриневу скоро на пенсию, а это было семь лет назад. Изрезанное морщинами, с большими мешками под глазами, с мелкими красными прожилками, это лицо словно состояло из кусков скверно сложенной мозаики. Такова была расплата за вечную нервотрепку начальственной деятельности, за три пачки сигарет, выкуриваемых Гриневым за день, и за неумеренное потребление сорокоградусного чисто русского средства для снятия стресса.

— Витенька, — ласковым голосом начал мэр, — я поеду на обед, буду после двух. Я попросил Ангелину переводить все звонки на тебя.

— Хорошо, Анатолий Петрович, — бодро ответил Спирин и внезапно почувствовал, как спина покрылась холодным потом. Между тем Гринев чуть подмигнул ему и, сделав на прощание «ручкой», закрыл за собой дверь.

Виктор знал, куда едет мэр. Строительство «охотничьего» домика курировал он сам. Да и саму идею Гриневу подсказал он же. Хотя тот с ним никогда этим не делился, но Виктор знал о маленькой «слабости» господина мэра. Особую радость тому почему-то доставляли связи с молодыми, замужними женщинами. Об этом Анатолий Петрович проговорился ему сам, на свадьбе сына. Глядя на танцующую молодежь, уже изрядно поддатый Гринев обернулся к подсевшему на минутку Спирину и сказал с ухмылкой:

— Молодежь, пляшут. Они ведь нас, стариков, уже и за людей не считают, — потом наклонился поближе и закончил уже смеясь. — А я им в ответ — рога!

И он даже попробовал изобразить на своей голове подобие лосиных украшений.