Плоды страсти - Даниэль Пеннак Страница 8

– А как насчет апостериори? После подробного изучения личности нашего женишка?

Эта мысль пришла мне в голову как раз в тот момент, когда я задавал вопрос Жюли. Нужно провести следствие по делу Мари-Кольбера де Роберваля. Я хотел знать об этом типе все: о его карьере, семье, генеалогическом древе, о том, что творится в его змеиной голове, – короче говоря, все.

– Если Терезе и суждено попасть на бойню, то пусть она это сделает с полным осознанием того, на что идет!

Жюли сначала пыталась отговорить меня от задуманного: видите ли, в любви чем больше знаешь, тем сильнее обостряются чувства, она сама, мол, полюбила бы меня гораздо раньше, если бы ей попалось под руку мое личное дело. Однако сопротивлялась она недолго и очень быстро загорелась в предвкушении очередного журналистского расследования, так что у Мари-Кольбера вскоре появится возможность оценить на себе работу одного из лучших сканеров в среде парижских репортеров.

– Не упусти из виду смерть его брата, Жюли. Политики редко становятся самоубийцами по своей воле. Я хочу знать, добровольно ли накинул на себя петлю Шарль-Анри или кто-то его вздернул.

С Хадушем, Длинным Мо и Симоном-Арабом я повел наступление в другом направлении. Я хотел проверить след слуги-китайца. Правда ли, что Тереза вернула бельвильскую китаянку в супружескую постель? И что ее муж действительно прислуживал какому-то бывшему министру? И что тот министр ходил в дружках Мари-Кольбера? И правда ли, наконец, что Мари-Кольбер приходил на консультацию к Терезе в ее чешский автоприцеп? И если все это – правда, то сколько еще политиков приходило к моей сестре, чтобы она погадала им на «Ицзине»? И с каких это пор они зачастили к ней? Насколько сильно Тереза оказалась втянутой в эти политические гадания? И как с ней расплачивались эти люди?

Хадуш, Мо и Симон зафиксировали все вопросы, пренебрегая пометками. Слушая меня, они мысленно уже распределяли между собой обязанности. Лишь в конце, когда заседание было объявлено закрытым, Хадуш заметил:

– Ну ты и даешь, Бен, ведешь себя совсем как заправский мафиози! Точно крестный отец дон Корлеоне из голливудского боевика.

– В этом вина не моя, а арабов. Поскольку вы сами назвали меня своим братом, я и расширил свое понятие о семье.

* * *

Несмотря на развитую мною бурную деятельность, я находил время поддерживать контакт с Терезой. Она тоже не избегала меня, и мы вели долгие беседы о любви, о розах и шипах, поджидающих влюбленных, впрочем, больше о шипах.

– Ты его любишь, ты его любишь… Откуда ты знаешь, что ты его любишь, Тереза?

– Потому что я не могу читать его судьбу. Я ничего не вижу сквозь него. Я вижу только его.

– Любовная пелена?

– Скорее влечение и доверие, да, доверие.

– Доверие, основанное на чем, бог ты мой?!

– На влечении. – При этом она шаловливо улыбалась. – Вспомни времена, когда ты встретил Жюли, Бен… как она тибрила пуловеры в магазинах. (По крайней мере тогда, когда я работал в Магазине с Тео, это было правдой.) И как же ты отреагировал? Ты, кто всегда строго-настрого запрещал нам прикасаться к чужому… На чем основывалось твое доверие, можешь сказать? На объемах бедер, талии и бюста, братик. И потом, помнишь, я ведь тоже не сразу приняла ее?

Как мне не помнить о первых словах Терезы, когда Жюли появилась в нашем доме: «Как вы можете с таким огромным бюстом спать на животе?»

– Я тогда ошиблась, Бенжамен, так не повторяй же моей ошибки теперь, когда я решила связать свою судьбу с Мари-Кольбером.

(Мари-Кольбер… Никогда не свыкнусь с мыслью, что он – муж Терезы.)

Долгие беседы продолжались. После ужина мы с Терезой выходили из дому, спускались по бульвару Бельвиль, проходили мимо «Зебры», кинотеатра, выставленного с недавних пор на продажу, но пока все еще не проданного, – видите ли, его считают святым местом, хотя, скорее всего, скоро он уйдет за бесценок, так как в том-то и дело, что ничего святого на свете нет: ни в этой старой киношке, ни в этой высокой костлявой девице, шагающей рядом со мной, девице, которую по-свойски приветствуют прохожие и которой в настоящее время манипулирует негодяй с дворянской частицей «де», затаив уж не знаю какие черные замыслы…

– Бенжамен, будь осторожен, я знаю, о чем ты думаешь…

Короткий смешок.

– Не забывай, что я еще девственница и пока могу угадывать мысли.

Затем мы выходили на улицу Орильон, где обычно Жереми и Малыш с дружками играли в баскетбол на огороженной высокой металлической сеткой площадке, ставшей прообразом нашего Бронкса; иногда поднимались по улице Рампонно к новым кварталам, которые из-за своей заумной архитектуры казались мертворожденными на фоне старого Бельвиля, шумного, горластого, где достопочтенные матроны-еврейки, сидя перед своими домами на стульях, по которым растекались их пышные задницы, приветствовали Терезу, благодарили ее за то, что она устроила «это», приглашали нас на чаепитие, давали на прощанье сосновые семечки и мяту: «Давай-давай, девочка, не вздумай отказываться, клянусь своей матерью, это подарок от чистого сердца!», а иногда мы взбирались по улице Бельвиль до станции метро «Пиренеи», совершая долгий переход через наш Китай, где вновь на Терезу обрушивалось чувство глубокой благодарности, пирожки с креветками, бутылочки с нуок-мамом [9], – «Йао бюйао фан, Тереза? (Хочешь риса, Тереза?) Дя! Дя! Бели-бели, мне будет оцень плиятно!» – у турок мы разживались лепешками по-турецки и бутылкой раки [10]в придачу; мы прогуливались с большой хозяйственной сумкой, складывая в нее подарки. Тереза ни от чего не отказывалась, именно в такой форме она обычно и получала гонорары за услуги, оказываемые жителям нашего района, ну, вроде как в былые времена кюре принимал от прихожан курочек за отпущение грехов…

– Я всех их собираюсь пригласить, – объявила она мне однажды вечером.

– Пригласить?

– На свадьбу. Всех своих клиентов. Это доставит большое удовольствие Мари-Кольберу.

– Ты думаешь?

– Я в этом уверена.

Я представил себе, как весь Бельвиль стекается к церкви Сен-Филипп-дю-Руль, чтобы занять там место семьи Малоссенов, которой отказано в визе на посещение свадьбы. Лично я ничего против этого не имел, но вот Мари-Кольбер…

– Ты вновь заблуждаешься на его счет, Бенжамен, ты не знаешь кое-чего о Мари-Кольбере, что знаю я… Например, о том, что Мари-Кольбер – человек широкой души: детей, которые будут нести шлейф свадебного платья невесты, он выбрал среди незаконнорожденных отпрысков в яслях Жервезы.

– Что?