Деньги для киллера - Татьяна Полякова Страница 8

— Думаю, много. Не сообщили — раз, труп спрятали — два,следствие в заблуждение ввели — три…

— Какое следствие? — испугалась Сонька.

— Да никакое. Пошли быстрей.

Мысль об уголовной ответственности придала намнеобыкновенные силы, мы трудились с огромным энтузиазмом и углубили яму еще наполметра.

— Все, — сказала я, выбираясь из нее, —хватит, а то и меня хоронить придется.

Сонька дышала с трудом, потом вдруг начала трястись.

— Гретка, боюсь я его тащить.

— А в тюрьму не боишься?

— Боюсь.

— Тогда шевелись.

Входить в чулан было страшно.

— Давай попозже, — опять заныла Сонька.

Я впихнула ее туда и сказала сурово:

— Берись за пальто и понесли.

Он, кажется, отяжелел. Мы с трудом вынесли его из дома, адальше вдоль огорода, картофельного поля — волоком по земле, оставляя заметныйслед.

— Ой, найдут, — шептала Сонька, — выйду изтюрьмы бабушкой.

Наконец мы дотащились до ямы, стянули с покойника Сонькинускатерть и, стараясь не смотреть на его лицо, столкнули вниз.

— И хороним-то не по-людски, — не унималасьподружка, — ты какую-нибудь молитву знаешь?

— Ничего я не знаю, зарывай.

Мы торопливо орудовали лопатами, каждую секунду ожидаяпоявления Максимыча с органами. Косились на пустынную дорогу, но больше всегобоялись заглянуть в яму.

Старательно разровняли землю и прикрыли могилу досками.Отошли в сторонку и оценили: вроде бы неплохо.

— С собакой найдут, — тоскливо сказала Сонька.

— Заладила — собака, собака. Пошли.

— Пошли. Есть хочу.

— Придется подождать.

— Это почему, и куда ты меня ведешь?

— На кладбище.

— Зачем?

— Могилу закопаем.

Сонька замерла, я продолжала идти вперед, не обращая на неевнимания. Она догнала меня вприпрыжку и, заглядывая в глаза, спросила:

— Придумала чего?

— Ничего не придумала.

— А зачем закапывать, Греточка?

— Не знаю. Если кого любопытство одолеет, пусть тожелопатой помашет, как мы.

— Вот ты всегда так. Задумаешь что-то и молчишь, а я нев курсе. Я ведь тоже знать должна.

— Те, что его закопали, вернуться могут.

— Зачем?

— Да откуда я знаю? Памятник поставить. А могиларазрыта. Понравится им это?

— Думаю, нет. Для чего-то они ее зарывали.

— Точно. Вот и оставим, как было.

— А Максимыч?

— Пусть доносит органам. Приедут, разроют, а тамничего, ему ж еще и достанется.

— А ведь точно, Гретхен. Я ж знала, ты умная, не дашьпропасть. В тюрьму-то уж больно не хочется.

Мы обошли кладбище и, не заметив ничего подозрительного,принялись за работу.

Все приходит с опытом: закончили минут за пятнадцать. Идомой заспешили. Труды тяжкие и обильная выпивка свое дело сделали: спать оченьхотелось.

Проснулась я оттого, что Сонька трясла меня за плечо.

— Ты чего? — испугалась я.

— Дождь, — и точно, за окном шел дождь, тихопостукивая в распахнутое окно.

— Дождь. — Это хорошо, — кивнула я,переворачиваясь на другой бок. Часы показывали одиннадцать, и вставать уже небыло смысла.

— Эй, белокурая бестия…

— Ну…

— А дождик-то все следы смоет.

— Точно.

— И собачка после дождя ничего не найдет?

— Не найдет.

— Есть все-таки Бог на свете, — обрадоваласьСонька. — Я всегда говорю, должна быть какая-то справедливость. Вот мы, кпримеру, старались, выкапывали, хотели человека спасти…

— И влезли в дерьмо по самые уши…

— Да, то есть нет. Я имею в виду, что мы ведь доброедело сделали, а добрые дела должны учитываться.

— Где?

— Ну, я не знаю… Характер у тебя, Греточка. Начнешь стобой по-человечески говорить, так ты обязательно все испортишь.

— Я больше не буду. Говори. — Мне было ясно, чтоэто единственный способ отвязаться от подружки и опять уснуть. Сонька развиваласвои идеи вселенской справедливости, а я дремала, а потом и вовсе крепкоуснула. Правда, ненадолго. Дождь перешел в ливень, в небе загремело,заполыхало, а Сонька принялась выть. Грозы она до смерти боится, утверждает,что в детстве ее молнией ударило, я думаю, даже не один раз.

— Сунь голову под подушку, — посоветовала я.Сонька сунула и при каждом раскате грома тихо скулила. Кого хочешь разжалобит.Я стала ее утешать и по плечу поглаживать. Тут она голову подняла и вдруг сталабледнеть.

— Ты чего? — испугалась я.

— Слышишь?

— Что, гром?

— Нет. В чулане кто-то ходит.

— Да кто там ходит?

— Он…

— Дурища, как он ходить-то может? Мы его у амбаразарыли.

Сонька жутко побледнела и начала креститься, конечно, и наменя страха нагнала.

— Слушай, ненормальная, хочешь, я пойду в чулан, посмотрю?разозлилась я.

— Не надо, — теперь она еще и заикалась. — Яодна боюсь.

Тут я решила, что в чулане мне делать совершенно нечего, ивроде бы тоже начала бледнеть.

— Бежим к Максимычу, — простонала Сонька.

— Вымокнем до нитки, — усомнилась я, — игроза.

— Добежим.

Мы накинули на голову старый дождевик и бросились к реке. Надругом берегу в серых потоках воды появилась фигура в жутком балахоне. Соньканачала оседать, заваливаясь вправо, но тут Максимыч замахал руками и крикнул:

— Давайте бегом.

Мы перебрались к нему и заспешили в дом.