Волчий камень - Александр Руж Страница 8

В темнице. – Максимов чувствует себя беспомощным. – Обитатели подвала. – Лицо в оконном проеме. – Бежать! – Стресс как средство для повышения аппетита. – Ветеран берлинской полиции Рихард Ранке. – Пренцлауерберг. – Анита нарушает закон. – Надпись на воротах кладбища. – Библиотека Вельгунова. – Содержимое тайника. – Старик-испанец. – Люди, которые ни во что не верят. – Путь к разгадке. – «Передайте через Пабло». – Скамья в Аллее тополей. – Пожар. – Еще одна нить оборвана.

Свет в каморку пробивался сквозь пыльное, затканное паутиной оконце. Максимов открыл глаза, шевельнулся и прикусил губу от боли в запястьях, накрепко стянутых веревками. Не менее надежно были связаны лодыжки. В таком положении он, по всей вероятности, пробыл долго – тело затекло, кровь пульсировала судорожно и остро.

Сверху на лицо капала холодная вода. Максимов откатился в сторону и попробовал сконцентриро-ваться.

Типичная западня. Угодил он в нее глупо, и по этому поводу теперь сетовать бесполезно. Что случилось, то случилось. Ситуация осложнялась тем, что он понятия не имел, кто его пленил и с какими намерениями. Он не знал даже имени женщины, за которой был послан следить. И все это по милости Аниты, которой ни с того, ни с сего вдруг в очередной раз вздумалось поиграть в сыщиков. Максимов вспомнил, чем оборачивались предыдущие приключения, и вздохнул. Не кончится это добром, ох, не кончится…

Каморка, судя по всему, – подвал. Сыро и холодно, свет сквозь окошко просачивается сверху вниз. Максимов взглянул на полукруглый проем, забранный деревянной решеткой. Решетка – пустяк, даже отсюда видно, что планки прогнили, выломать их не составит труда. Проем неширок, но при известной сноровке через него можно протиснуться наружу. Осталась ерунда – избавиться от веревок.

Максимов оглядел подвал и приуныл. Голые стены, маленькая дверца и никаких предметов, если не считать истлевшего соломенного тюфяка в углу.

Света было немного, быстро темнело, короткий ноябрьский день уже заканчивался. Максимов лежал на мокром каменном полу и дрожал от холода. Из-за пределов подвала не доносилось никаких звуков, зато совсем близко, под полом, что-то шебуршало. Крысы?

Так и есть! Шорох стал слышен отчетливее, и Максимов вздрогнул, ощутив мягкое прикосновение к ноге. Этого еще не хватало… Он вжался в стену, заерзал, но крыс это не напугало. Они деловито сновали по полу, обнюхивая неожиданную находку. В лицо беспомощно лежавшего человека ткнулись жесткие смрадные усы, обнаженную руку, на которой задрался рукав, обжег укус колких, как шипы, зубов. Максимов, не выдержав, вскрикнул, стал извиваться, стараясь отогнать от себя мерзких тварей.

Вдруг ему почудилось, что кто-то зовет его снаружи. Рванувшись изо всех сил, он сумел приподнять верхнюю часть туловища над полом, сел и привалился спиной к щербатой стене. В оконце мельтешила едва различимая в вечерних сумерках тень. Максимов сразу забыл о крысах, затаил дыхание.

Несильный удар – и стекло, вывалившись из гнилой рамы, звякнуло о плиты. Крепкая рука ухватилась за решетку, качнула ее вперед-назад, и прутья с хрустом рассыпались, словно были сделаны из перепеченного теста. В освобожденный проем просунулось обрамленное рыжей бородой лицо.

– Гюнтер!

Извозчик скорчил гримасу, долженствовавшую означать, что нужно вести себя тихо, и попытался протиснуться внутрь подвала. Однако окно оказалось для его тела слишком узким – «пивной» живот едва не застрял, словно пробка в бутылочном горлышке.

– Не надо! – громким шепотом произнес Максимов. – Останься там… Лучше позови кого-нибудь на помощь.

Сказал по-русски, потому что те немногие немецкие слова, которые знал, выветрились из головы. Гюнтер досадливо скривился – мол, не понимаю, – и его добродушно-озабоченная физиономия исчезла из пределов видимости. Максимов испугался: неужели уйдет?

Но через минуту-другую в окне снова замаячил знакомый силуэт, и на пол подвала со стуком упал металлический предмет. Максимов, извиваясь, добрался до него, дотянулся пальцами рук. Нож! Ай да умница этот берлинский кучер! Теперь нужно изловчиться и перерезать веревки.

Задача оказалась не из легких, но Максимов справился с нею – до боли в запястье изогнул кисть руки и перепилил свои тугие путы. С наслаждением стряхнул их на пол и несколько раз согнул и разогнул руки в локтях, чтобы восстановить нормальное кровообращение. Разрезать веревки на ногах было уже делом пустяковым.

Крысы, смирившись с тем, что добыча ускользает, разбежались по норам. Максимов с ножом в руке встал на ноги. Постоял, прислонившись к стене и успокаивая бешено колотившееся сердце. Все в порядке, не надо нервничать. Самое трудное позади, дело за малым.

Он вернул нож ждавшему под окном Гюнтеру и ужом скользнул в проем. Успел похвалить себя за то, что за годы отставки и благополучной семейной жизни не разъелся, остался стройным. Торчавшие в проеме обломки решетки зацепились за пальто… Проклятье!

Гюнтер, едва различимый в сгустившейся темноте, схватил его за руки, стал отчаянно тянуть наружу. Пальто трещало, но не поддавалось.

– Стой! – сказал Максимов. – Подожди, я сейчас…

Кое-как протиснувшись обратно в подвал, он решительно сбросил с плеч мешавшую верхнюю одежду. Мгновение подумав, сбросил еще и жилетку, остался в одной рубашке.

– Тяни!

Перевода не потребовалось. Гюнтер снова ухватил своего незадачливого пассажира за обе руки и мощным рывком выдернул его из подвала, как репу из земли. Они вдвоем полетели на тротуар. Гюнтер упал удачно – плечом, а Максимов, не успев подобраться, крепко приложился лбом, аж искры из глаз посыпались. Вот невезение-то…