Любовь насмерть - Анна Данилова Страница 7

Но как бы я ни симпатизировал моей незваной гостье и как бы ни сочувствовал ей, здравый рассудок меня еще тогда не покинул – я должен был увериться в том, что она мне не лжет. Хотя бы выяснить, та ли она, за кого себя выдает, или нет. А для этого я должен был отправиться в Москву и по возможности найти ее мужа. Уж как я буду с ним разговаривать, о чем говорить, я тогда понятия не имел. У меня есть друг, Фима Костров, частный детектив, который может решить множество проблем, начиная от розыска пропавших людей и заканчивая расследованием самых настоящих криминальных дел. В свое время, разочаровавшись в следственной системе, он ушел на вольные хлеба и, я знаю точно, очень хорошо справляется со своей работой, расследуя дела своих клиентов. Мы с ним давно не виделись, и я даже не был уверен, что он в Москве, все-таки было лето, и он мог отправиться куда-нибудь путешествовать. Поэтому решил сначала ему позвонить, договориться о встрече. Он очень обрадовался моему звонку и назначил мне время. Собираясь на встречу, я чувствовал себя настоящим предателем по отношению к Оле.

– Хотите навести обо мне справки? – спросила она меня как бы между прочим, откладывая книгу, которую читала. Она сидела на диване в гостиной и наблюдала с едва уловимой усмешкой за моими сборами, я очень долго не мог найти галстук. – Галстук-то зачем? Какой-то важный визит?

Мне стало не по себе. Я присел рядом с ней, взял ее за руку. Мне было ужасно стыдно, что я позволил себе сделать это на правах человека, от которого сейчас многое в ее жизни зависело. По сути, она была еще и моей пленницей! И я вот таким образом злоупотребил своим положением. А рука ее была на редкость нежной, шелковистой и холодной.

Я поднял голову и заглянул в ее глаза. Там, внутри них, еще два года тому назад бушевал пожар, и сердце ее билось так, что содрогалось все тело. Любовь сжигала ее, заставляя совершать какие-то безумные поступки, превращая в пепел ее отношения с мужем. И вот теперь она сидела передо мной такая остывшая, какая-то холодная, с потухшим взглядом, словно в ней уже давно все выгорело. Сможет ли она когда-нибудь еще полюбить? Остались ли в ней жизненные силы, чтобы справиться с горем и своими страхами теперь уже тюрьмы? Думаю, что нет. От нее, пожалуй, осталась лишь оболочка. Нежная и изящная.

– Мне надо посоветоваться с одним знающим человеком. – Я не стал ей лгать. – Объясню ему ситуацию, может, он подскажет, что тебе теперь надо делать, как быть. Но ты должна понять, что если тебя на этот раз кто-то заметит у меня, то будет еще хуже.

– Да уж куда хуже-то… – Она тяжело вздохнула.

Тоже верно. Но все равно надо было действовать.

– Ты сиди здесь и не выходи. Наверняка кто-нибудь притащится в бар, будет звонить. Сиди тихо, поняла?

– Это я умею. – Она слабо улыбнулась.

– Да… Ты можешь мне хотя бы назвать свою фамилию?

– Туманова.

Точно, Туманова, подумал я тогда. Сплошной туман, а не девушка. Я оставлял ее с тяжелым сердцем. Как маленького ребенка, который может случайно зажечь спички и устроить пожар или съесть стиральный порошок.

Мы встретились с Фимой в летнем кафе. Он еще больше поправился и выглядел вполне довольным жизнью человеком. Увидев его, я сразу вспомнил, что он не так давно женился. Так вот откуда это счастливое выражение лица и какая-то радость, которую он излучал. Я тоже был когда-то женат, но стопроцентно не выглядел таким умиротворенным, разве что в первые месяцы семейной жизни. И как же давно все это было… Сейчас моя жена живет с каким-то артистом и варит ему борщ. Об этом я прочел как-то в светской хронике.

Мы заказали кофе, и я рассказал Фиме об убийстве доктора Селиванова и Ольге.

– Хочешь сказать, что она целых два года жила у доктора и ее никто не видел?

Я рассказал все, что знал.

– Очень интересная история, – задумался Костров. – Я понимаю, ты хочешь ей помочь и даже чувствуешь какую-то ответственность за нее, но должен сразу предупредить – не стоит воспринимать ее как жертву. Мы ничего о ней не знаем. И я вполне допускаю, что убийца доктора – именно она. И не смотри на меня так. Ты же сам должен понимать, что уж слишком странная история. Надо все проверить.

– Так я для этого к тебе и пришел!

Конечно, мне неприятно было все это выслушивать, хотя я понимал, что ему, человеку постороннему, уж точно нет никакого дела до Ольги. К тому же он профессионал, а потому ему по штату было положено подозревать всех и каждого.

Конечно, я рассказал ему о том, что какую-то девушку видели его соседи и что они недоумевают по этому поводу – зачем было ее скрывать? Откуда им было знать, что девушка сама этого хотела. Что ей важно было скрыться так глубоко, чтобы ее никто не узнал, не нашел.

– Конечно, надо проверить ее мужа, Туманова, жив ли он, – осторожно предположил Фима, стараясь не смотреть мне в глаза. – Да, жаль, что ты не знаешь, как его зовут. Знаешь, сколько в Москве Тумановых?!

– У него еще имя редкое, не то Оскар, не то Осип, точно не помню… Ты что, думаешь, она и его убила? – не выдержал я, повысив голос, да так, что на меня обернулось несколько посетителей кафе.

– Говорю же – все надо проверить.

Он сказал, чтобы я перезвонил ему через три часа, возможно, тогда будет какая-то информация. Пока что ему надо было выяснить все, что было известно следствию по убийству Селиванова, и навести справки о, возможно, пропавшем Туманове и Ольге Тумановой.

– Думаю, ты понимаешь, что в случае чего ты будешь отвечать за сокрытие преступницы, – добил меня Фима.

С одной стороны, я злился на него, с другой – как это ни странно, был ему даже благодарен – ведь он был все же моим другом, а потому должен был предотвратить все риски, связанные с этим делом. Словом, я решил полностью ему довериться и все три часа ездил по Москве, убивая время и беспрестанно размышляя о том, какие последствия меня ждут в случае, если Ольга, мягко говоря, не жертва. Так, измаявшись, я вдруг решил вернуться в поселок и проверить, все ли в порядке.

Я въехал в лес и покатил по дорожке прямо к моему дому. Погода была изумительная, солнце дробилось в стволах гигантских елей, я вдыхал чудесный воздух через открытое окно. Музыку я в тот день не включал – всецело был погружен в свои мысли и не желал, чтобы меня хотя бы что-то отвлекало. Ведь музыка – весьма ассоциативная штука, слушая определенную мелодию, начинаешь вспоминать все то, что с ней было связано. Но теперь-то у меня началась новая полоса в жизни, а потому я не желал оглядываться на свое еще вчерашнее прошлое, вполне себе, так сказать, спокойное.

Как бы мне хотелось, чтобы убийство моего друга доктора Селиванова было плодом моего воспаленного воображения! Но настоящее прочно держало меня на привязи и рисовало картины ночного кошмара – трупы, кровь, полицейские, следователь, перепуганные и заспанные лица моих друзей и приятелей. Неужели я никогда не увижу больше Макса, не переброшусь с ним парой слов? И как вообще могло такое случиться, что я, плотно общаясь с ним, ни разу не заподозрил в нем какую-то недосказанность, тайну? Возможно, в приливе откровенности, он, придя в мой бар, и хотел поделиться со мной всем тем, что мучило его и волновало, и только необъяснимая преданность девушке, которой он покровительствовал, сдерживала его.